Веселицо до охуения в децтве мешал мне уж очинь старшый брат. Эта залупа вылезла на свет раньше меня на шесть с половиной лет и по какой-то несправедливой хуйне оставило себе право ебашить меня днями и ночами, потому что я, видете ли орал и срал. А чомне еще делать, когдая в в свои ноль с лишнем лет делать нихуя не умел? Но зато потом, когда я стал ползать, а потом и ходить, а потом и бегать и держать в руках тяжелые предметы я отомстил этой ебучей гниде как следует.
Весь день играя в ебучие кубеки, лошадке и прочую муйню производства фабреки «йуный ленинец» йа прожыгал жызнь, а попросту розвивался. Йа оттачивал свое мастерство в координации, весело насажывая бублики на штырь из пластмассы, видимо купленный ниразу не в йуном ленинце, а где-то за границей, в славном ГДР или Польше. Ну да похуй. Этобыла ейстительно игрушка века. Перомидко из цветных бублеков, это вам не хуйня в горошек!
Потом был мяч. Помню, схватил его в первый раз руками и давай его кусать первым зубом. Потом правда понил что его ногаме надо ебашить, но тогда, зубом, было самае клевае. Года в три я уже окуенно быстро бегал за этой круглой хуйней и с криком «Еблысь!» ебашыл по нему, разрушая шкафы с хрусталем. За что опять же был пизжен, тока уже родителями.
Первая попавшаяся мне в лапы кошка повторила полет Гагарена, охуевше мяфкнув «Паехалеблиа!» вылетела сквозь дверной прайом и уебалась мордой в стену. А у меня в руке остался клок шерсти. Я смотрел на него и плакал, потому что я тогда не подозревал, что существует такая сила, которая при раскрутке кошке за хвост над галавой, вырвет ее из маих цепких рученок и выбросит в коридор. Но, сцуко, догадывался и подозревал, иначе, хуй бы я так сделал!.
Клюшку мне падариле на шыстилетие, громка приказав и для наглядности йобнув в обасть жала - дома ни играть! Срать, что было лето, консервной банке все равно, па асфальту ли котицо или по паркету. Но до паркета дело не дошло, я напаролся на люк и больно ударился противоположным концом в поддых. Клюшка канешна сламалась нахуй и я рыдал. Минут пятнацать рыдал от боли и еще читыри сикунды от злобы.
И тут меня азарило.
Взяв обломок клюшке я поспешыл домой. Пазванил. Дверь аткрыло ебучее саздание геннай инжинирии под кодовым названием «брат». Хуят! Урот! Дебил!
Увидив то что осталось от клюшки, эта скатина маминтально ебнуло меня ладонью в лоп, и я кубарем скатился со ступенек. Утираясь от брызнувшей из глаз ненависти, йа собрал волю в кулак и решытельно прошел сквозь коридор в комнату, где усевшысь в кресло, сидело это чмо и смотрело телевизор.
Вспомнив кошку и пирамидку, я размахнулся, и прокрутив два раза над головой обломок клюшке уебал им в развивающееся децкае личеко моего единокровного. Его глаза, полные ахуения и трепета проводили приближающуюся палку до самого глухова чпока об его ебучее ухо. Бывшее клюшко треснуло и обломок беспесды эпохальной хуйни влетел в стеклянную дверцу шкафа. Не зря я пинал мячег, моему съебатору мог позавидовать даже съябывающая в ужосе от чужого Рипли! Пробуксовав на поворе я успел мельком взглянуть обратно в комнату и увидеть следы победы. Заебись!
Через секунду я уже вбежал в ванную и захлопнул массивную сталинскую дверь. Теперь щеколда. Все!
Несколько минут спустя старшый еблан пытался выбить своими хиленькими кулачкаме дверь, кричал что-то вроде «выходисцуко больна не будет, я тя просто уью» и всякую другую хуйню. Нуегонахуй, подумал я и стал тактично дожыдаться родителей. Я просто еще в шахматы играл, ага.
Ближе к вечеру пришли родители и въебали нам по пездюлю, после чиво я был мгновенно сплавлен в садик на продленку, а оттуда стартонул в Минск, но это уже совершенно другая история.
А в конце августа мы с братом снова увидились дома. И именно с переломами обеих рук я пошел на первые занятия в школу. Но ни а чом не жалею!
мЫшл
