Частенько встречаю здесь споры на тему тюремной жизни. Потому и решил коротенько рассказать о личном опыте пребывания за «колючкой». Никому не желаю туда попасть. Берегите себя, камрады.
Этап пришёл в Соликамск рано утром. Конвоиры долго не выводили нас из вагона. Видимо, встречающая сторона не соблюла какой-то пункт из инструкции, с перрона доносилась ругань вперемежку со ржанием прапорщика - начальника конвоя. Эта толстая и неуклюжая скотина за трое суток выпила с нас столько крови, что могла бы смело создать нехилую конкуренцию какой-нибудь донорской конторе. Вместо положенных шести оправок, он приказал солдатам выводить заключённых в туалет три раза в стуки. А чтобы мы меньше заморачивались со саньём, прапор придумал дополнительное испытание: нам выдавали два раза в сутки по полкружки воды. К концу этапа заключённые готовы были покупать воду у конвоя по цене бутылки водки, причём по цене не магазинной, а «столыпинской».
После «столыпина» тюремная камера всегда кажется люксовым номером в пятизвёздочном отеле, тем более, что перед «заселением» заключённых ведут сначала в баню. Поэтому когда автозак въехал на территорию зоны, все облегчённо вздохнули.
- Наконец-то, блядь, - выругался старый зэк дядя Миша. – Ебал я в рот такие этапы, совсем мусора охуели…
Дверь распахнулась и молоденький конвоир звонко скомандовал:
- Выходим по одному, руки за спину. Стройся!
И по хую этому конвоиру, что у тебя в руках вещмешок - положено руки за спину, крутись, как хочешь. А не выполнил приказ, получи дубиналом по спине.
Через несколько минут к строю подошли начальники с документами и стали выкрикивать фамилии вновь прибывших. Я как ни в чём ни бывало вынул из кармана пачку «Примы», оторвал краешек упаковки… Но сигарету достать не успел. Стоявший рядом «баландёр» наебнул меня по голове дубиной так, что я упал на снег и едва не потерял сознание. Или потерял, так и не понял. Приходя в себя, услышал хриплый голос одного из ментов:
- Поаккуратнее, Пингвин, нам ещё трупов не хватало. На хуй ты по голове его ёбнул?
- Промахнулся, гражданин начальник, - заржал заключённый.
«Ни хуя себе у них порядки, - мысленно произнёс я, - «баланда» с дубинками ходит. Блядь, слышал я о «Белом лебеде», но о таком беспределе и не предполагал…»
- Ну хули ты развалился, как тюлень, - стоял надо мной всё тот же заключённый. – Вскочил на хуй, пока ещё раз не въебал. Курить перехотелось?
- Перехотелось, - приподнимаясь, буркнул я, осознавая, что любой «кач» здесь может обернуться очередной пиздюлей.
- Запомните, граждане осужденные, - обращаясь уже ко всем этапникам, вещал Пнгвин, - вы прибыли на «Белый лебедь», забудьте на хуй прошлую жизнь, забудьте все свои сраные понятия. И не вздумайте вякнуть о каких-то там выебанных правах осуждённых. У вас есть одно право: молчать и отвечать, только когда вас спрашивают. Всем ясно?
Строй молчал.
- Не понял! – взвизгнул Пингвин. – Я спрашиваю: всем ясно?
- Ясно! – вяло ответило несколько заключённых.
- Это заебись, - нарочито громко заржал «баландёр». – Кому не ясно, можете обращаться, мы разъясним более подробно.
Желающих узнать подробности не оказалось. По окончанию переклички, нас повели в баню. На этот раз наши надежды на баню и люксовую хату не оправдались. К концу дня многие из нас тоской вспоминали столыпинский вагон, а некоторые даже о начальнике конвоя заговорили как о не очень-то и беспредельной роже. Блядь, ну говорят же, всё познаётся в сравнении.
Перед тем, как запустить нас в баню, нас завели в какое-то помещение без окон и с одной тусклой лампочкой под потолком. Приказали раздеться до гола, с вещами выйти на коридор и разместить свои вещи позади себя. Один туляк то ли не врубился, то ли решил поэкспериментировать, но вышел на коридор в трусах. На «Белом лебеде» не повторяют. Его забили дубинками так, что тот еле снял свои трусы.
- Руки на стену! – заорал прапор. «Баланда» принялась шмонать вещи.
- Слышь, земляк, - оглянувшись, возмутился один из прибывших, - всё курево-то хоть не забирай.
Нарушившего молчание постигла та же участь, что и туляка.
«Это пиздец…», - мысленно произнёс я и, кажется, даже перестал думать.
В бане было пять или шесть леек (и это на 50 человек), вода включалась на коридоре. На помывку нам дали пять минут. Туалетное мыло у всех отшмонали ещё на коридоре. Как потом выяснилось, шныри им мыли полы на коридоре. Чтобы приятно пахло. Через полчаса нас растусовали по камерам. Перед тем, как завести в хату, инструктаж:
- Недавно ремонт камеры сделан. Для вас блядей старались. Не дай боже, кто-то раздавит клопа на стене, пизды получит вся хата.
Кормили здесь соответственно – завтрак, обед и ужин могли поместиться в пол-литровой кружке. Миски не подавали в «кормушку», а швыряли. Научились ловить, хули сделаешь. На приём пищи отводилось не более пяти минут, и сдавай посуду обратно. Поэтому сразу всё вываливали в кружки.
Два месяца я провёл в той камере, ожидая этапа. Потерял 18 кг. Распрощался с вредной привычкой, что называется табакокурением (какие на хуй кодирования?). На «Лебеде» впервые увидел вшей размером с полногтя. Когда ложился на нары, слышал хруст особо неуклюжих насекомых, не успевших выскочить из-под костлявого тела. Пойманных клопов и вшей давили только меж ногтей, следя за тем, чтобы случайно не обрызгать недавно окрашенные стены.
Ни до, ни после этого, я никогда не видел такого беспредела. Говорят, этот ТПП (транзитно-пересылочный пункт) организовал Ю.В. Андропов для борьбы с отрицательно настроенными осуждёнными. Ну а потом под эту раздачу попали и все, кто просто шёл этапом через Соликамск в Пермские лагеря. Всем этим беспределом занимались осуждённые, этапированные сюда из разных зон. Когда-то кем-то обиженные или униженные на своих командировках, они старались здесь отмстить за свои поруганные честь и достоинство.
Когда я слышу песню «Белый лебедь» группы «Лесоповал», всегда вспоминаю тот ад, из которого и не надеялся выкарабкаться. Но повезло… Наверное.
И в завершение: «Белым лебедем» назвали этот ТПП из-за рисунка на воротах. Вот такая птица вышла из под кисти талантливого художника-арестанта.
