На днях был в балетах. Давали красивых женщин с неприкрытыми ногами и обтянутой жопой, в красивых костюмах, и по сюжету нечто сакральное. О том, что во сне даже уродец может стать принцем. В процессе, обожравшись заранее буфетного коньяку, чуть и сам не уснул. В начале второго акта, когда герои-почти любовники смотрят в звёздное небо, вспомнил одну историю.
Дело было то ли при раннем Путине, то ли при позднем Ельцине. В те годы мне по делам часто приходилось бывать в Петербурге, где несмотря на наличие не только красивых, но и культурных женщин, случалось иногда свободное время. В один из таких одиноких вечеров я вышел прогуляться по улице, конечно же, Декабристов, ну а где же ещё. Буквально в паре шагов от гостиницы стояло здание цвета заполярного мха-ягеля, такого же как, впрочем, и все здания в этом прокисшем городе, включая Зимний дровец. Оказалось, что это театр и в нём, если судить по афише, давали Жизель.
Отвлекусь. Жизель в моём понимании – верх искусства. Главное, интрига. Любовный треугольник и даже многоугольник. Девушку-крестьянку Жизель – это имя такое – совращает распутный граф, у которого уже есть в наличии невеста. Он подло переодет в деревенский камзол, но манеры – манеры! – не пропьёшь и не спрячешь. Жизель, понятное дело, сражена наповал, причём наповал – в самом буквальном смысле. Хотя у неё тоже есть воздыхатель, какой-то там егерь или лесник, но человек по происхождению подлый, и девушка выбирает всё-таки графа. Ну, а как же иначе? Лесник Ганс, впав в экзальтацию, трубит в рог (ну, а куда же ещё, как не в рог, трубить обманутому воздыхателю, правда?) и призывает настоящую невесту графа. Тут же всё раскрывается, и несчастная обманутая Жизель умирает с горя.
Вот тут, казалось бы, и делу конец. Ан, нет. Есть и второй акт, на который лучше не опаздывать из буфета, потому что интересно. Ночь. Кладбище. Из могил выходят девушки, не дожившие до свадьбы. Все в подвенечных нарядах. Это вилисы со своей начальницей Миртой. Встретив мужчину, они кружат его в танце (это окультуренная версия), а на самом деле (теперь реальная реконструкция событий) затрахивают его до смерти.
Рогатый лесник, терзаемый муками совести, неосторожно и в полночь идёт на кладбище к могиле несчастной Жизели. Естественно, это плохо кончается, на него кидаются мёртвые, но возбуждённые женщины, и он умирает. Разделавшись с Гансом, вилисы замечают идущего тоже с муками совести графа Альбера и, предвкушая расправу, кидаются теперь на него. Но тут появляется Жизель и спасает любимого, прикрыв его своей тенью. На рассвете все исчезают. Граф Альбер стоит и рыдает, оплакивая любовь, которую не смогла победить смерть.
Обычно в этом месте я тоже рыдаю. Если, конечно, не засыпаю. Мало того, что там все умерли-умерли, так негодяй Альбертик ещё и выжил. И спасла его та, которая первой должна была бы прибить. Вот это перфоманс, вот это я понимаю – трагедь. Смотреть на такое – одно удовольствие и наслаждаться сюжетом можно хоть сто тысяч раз. Ну, и не только сюжетом, вы же понимаете, в каком виде балетные женщины выходят на сцену.
Так вот, увидев в репертуаре Жизель, я, само собой, тут же бросился в кассы коротать холостяцкий вечер. Купив билет, направился в гардеробы, чтобы раздеться и причесаться. Театр всё же, культурное место, а у меня на голове хуй знает что.
Впереди стояла женщина в белом плаще. Невысокого роста, довольно упитанная, в очках. По возрасту она годилась мне в матери, но учитывая, что находились мы в культурной столице, я помог ей снять плащ. В ответ она зыркнула в меня совиным взглядом сквозь стеклянные линзы и осклабилась в улыбке.
- Валерия Ильиниша, - сказала она. – Из Маасквы.
Затем она схватила меня за плечо и принялась рассуждать, передвигаясь в сторону зала, что молодые люди, вроде меня, в Петербурге рождаются априори культурные, не то, что в столице. Я не стал расстраивать и разубеждать её, в конце концов, она имела право на свои заблуждения. Через какое-то время перфоманс начался.
Пока на сцене шёл первый акт, пока герои-любовники и герои-воздыхатели решали свои проблемы, Валерия Ильнишна лишь изредка крякала.
- Прыгают, - сказала она в антракте, - как прыгают.
И покачала головой. Понятное дело, такие па не могут не возмутить женщину, посвятившую жизнь демократии. Пока она изучала иностранные языки, боролась с режимом, проклинала на демонстрациях коммуняк, эти вертихвостки прыгали! И добились, надо признать, впечатляющих результатов.
В какой-то момент мне показалось, что второго акта Валерия Ильинишна не выдержит. Встанет, громко плюнет в сторону сцены и гордо уйдёт. Но нет, осталась, и даже больше не крякала.
И вот на сцене рассвет. Альберт рыдает, я тоже. Зрительный зал замер в тишине. И тут, посреди общего ощущения величия безысходности, Валерия Ильинишна громко сморкается в платок. Лицо её залили слёзы, плечи поникли, взгляд растерян.
- Сволочиии! – протяжно выводит она в тишине, и слова эхом отдаются по всему залу.
Вот она, блядь, сила искусства.
© dimk-dims
