В квартире зазвонил телефон. Сергей успел к нему первым, в отчаянном броске сумев на сотую долю секунды опередить жену. Силен он был. Даже с похмелья.
- Дай сюда! Это меня! - требовала Нюта.
- Вот уж дудки! Меня! - не без гордости сказал Сергей. Важно выдохнул в трубку: - Алё! Сергея надо? Да, я Сергей…
- Понажираются так, что поутру своих не узнают! - язвительно резюмировала Нюта.
- Да, хорошо я поживаю. А… это… ты-то как? Да ты что?! Ни хуя ж себе!..
- Что? По морде дружку твоему дали? Или в милицию попал? Вот и ты, дурак, по пьянке когда-нибудь во что-нибудь влипнешь. И вообще, вы со своими дружками всегда так материтесь?
Муж лишь отмахивался от Нюты. Она вдруг осознала, что Сергей не то считает ее вещью, не то не хочет слушать и впитывать ее житейскую мудрость.
Поэтому она перешла на визг. Чтобы сказанное ею совершенно четко слышал не только ее муж, но и его алкашеский дружок.
- Чё? - продолжал у трубки Сергей. - Эй, я не слышу ни хуя. Кто тут визжит? Да есть тут одна…
- Что еще за «одна»? - завопила Нюта на самом пределе голосовых связок, дальше которых - только разрыв. - Ты что, охуел? Мразь, подонок, алкаш сраный!
Сергей страшно пучил глаза и совершал угрюмые движения нижней челюстью. Все пытался отпугнуть Нюту. Она же, как бравый тореадор, легко, как-то играючи, прыгала вокруг него. Главным призом была трубка. Нюта читала, что в Испании уже появились бабы-тореадорши. Вот это бы было по ней! С этим бы она справилась!
- Так чё, в гости не зайдешь?! - Сергей тоже перешел на крик, отважно и непрофессионально доносил свою мысль до похмельного собеседника. - Да чё? Да и хуй бы на нее, заебала, бля.
- ЭТО КОГО ТЫ, БЛЯДЬ, В ГОСТИ ЗОВЕШЬ?!!! ЭТО КТО ТЕБЯ, ГОНДОНА, ЗАЕБАЛ?!
Нюта пошла в кулачную атаку. Била мерзавца маленькими и остренькими своими кулачками. Под дых, отскок, по морде, мимо, отскок, по яйцам, йес, отскок. Сергей отбивался ладонью. Неловко и невпопад, как терзаемый на болоте гнусом медведь.
- Чё? - Сергей еще пытался говорить, неловко подпрыгивая, морщась от боли, корчась от боли и отмахиваясь от ударов. - Во дворе? А чё? В каком дворе? В том самом? С детским городком? Ага! Буду! Ой!
Он повесил трубку на рычаги. А она уже его выпихивала, не давая обуться, посмотреться в зеркало. Поменять треники на более приличные брюки.
- На хуй, на хуй отсюда пошел! Ублюдок ебаный! Пошел-пошел! Пиздуй к своим алкашам, пьянь! Ох, говорила же мне мама!
Она, словно злая кошка, превратилась в клубок когтей, выцарапывая мерзавца из дома. И тот, наконец, трусливо покатился вниз по лестнице.
- И не возвращайся! - бросила Нюта, ликующе хлопнув дверью…
***
Внутренне Сережка совсем не изменился. Как был он когда-то чертенком с горящими глазами, так и теперь таким же остался. Озорной, всклокоченный.
Сережка сегодня служил экскурсоводом. Заново показывал Татьяне городок, где она провела свою юность. Не так, чтобы очень изменился этот городок. Ухабов прибавилось, магазинчики какие-то повсюду появились, старый пустырь застроили - теперь там забор, и что-то бетонное. Здесь она росла. Здесь впервые влюбилась. В него, Серегу.
Была зима. Но снег еще не выпал. И теперь городок лежал перед ней беззащитный и голенький, как детеныш норки.
Они поужинали в какой-то столовке. Та переливалась огнями допотопной светомузыки. По местному радио ревели шлягеры примерно пятилетней давности.
- Почему провинция так некрасива? - спросила она Сергея.
Тот посмотрел на нее, явно чересчур мощным глотком, в спеспеша, всосал в себя коньяк, горько посмотрел на слишком маленькую рюмочку.
- Воруют потому что, - сказал он. - Вон Михалыч из РЭУ чё творит-то! Вагон леса! Вагон! И арматуру… А это может, для детской площадки было! А чё ему? У него все менты зарплату в конвертиках получают больше, чем в отделении. Сука он!
Таня владела небольшой галереей. Даже с самыми непростыми клиентами у нее получалось разговаривать мягко. И с Сережкой тоже получалось.
- И из-за этого воровства тоже она так очаровательна! Все эти некрасивые переулки, сараи, тупики - в это скрыто такое грустное очарование! Не то, что в самодовольной Москве!
- Ты чё? Серьезно? - спросил ее Сергей, округлив глаза.
- Да нет, Сереженька, шучу, конечно, - сказала она, закуривая тоненькую сигаретку. - Я о другом к тебе имею серьезный разговор.
Он напрягся, настороженно всмотрелся ей в лицо. Глазки бегали. Значит, ничего не понимал, искал подвоха.
- Я ведь, Сереженька, тебя любила, - говорила она и видела, как цепенеет ее собеседник, превращаясь в лохматую, с выкаченными глазами, статую. - Серьезно! И в девятом классе, и в десятом тоже! Мечтала о тебе ночами! О том, как ты… это самое… скользнешь чем надо в мою, так сказать, влажную складочку. Но ничего у нас не получилось, стеснительная я была.
На лице Сергея заиграли тяжелые желваки. Он размышлял.
- И чё? - наконец спросил он.
Если бы Таня говорила такие вещи в столице совершенно любому мужику, тот бы уже стоял на коленях, целовал ручку. Но первая любовь задыхалась. Нет, не от волнения. Сережа поперхнулся коньяком. Закашлялся.
- И что? - переспросила она. - А то, Сереженька, что в модном женском журнале прочитала я совет о том, что в случае затруднений в личной жизни, стоит вспомнить свою первую любовь. А еще лучше - лично повидать, переспать, наконец, с нею. Приникнуть, так сказать, к корням своей сексуальности. И нравственно очиститься. А первая любовь у меня, как ни крути, ты!
Взгляд Сережи неожиданно замаслился. Он пытался вспомнить ее в классе. Скучную очкастую девочку. Кто бы, как говорится, мог подумать, что она станет королевой галеристок и рублевской дамочкой?
- Переспать? - шевелил бровями Сергей. - А пошли!
…В ебле за гаражами что-то было. Сиротский скрип ржавых качелей. Брехня стаи собак. Дальнее похохатывание стайки молодого хулиганья. Здесь было холодно и ностальгически неуютно. Таня испытала оргазм даже не от проникновения в нее Сергея, сколько от омывшей ее сердце сладкой и томительной ностальгии.
Сергей горделиво, но не без суеты подтягивал треники. Таня отметила, что шубка от «шанель», похоже, - испачкана и навсегда испорчена. Впрочем, Таня давно хотела отдать ее служанке.
Она шла по каким-то жутким, словно нежилым, но таким интересным закоулкам! Держала Сергея под руку и знала, что в этих трущобах он - настоящий лев. И, кажется, она опять его любила.
- Слушай, Сережка! - сказала она, закуривая тонкую сигаретку на ходу. - А я ведь тебя с собой забрать могу. Станешь светским львом. Кроме шуток, могу! У тебя будет все! Обещаю! Ты увидишь мир гламура!
Остановился. Забегали глаза. Искался подвох. Глупый-то какой!
- Я жила с многими мужиками. Они все - нечистые, Сережа! Они испорченны и гордятся своей гнилью! А вот ты - чистый! Поехали! Не думай! Что ты теряешь?
- Не знаю, - забормотал Сергей. - Не знаю. А можно я подумаю?
Когда он проводил ее до гостиницы, она продиктовала ему номер своего мобильного. Почему-то даже не удивилась, узнав, что старую трубку Сергей посеял, а вот новой - не купил. Договорились, что он позвонит завтра в девять утра.
***
Всю ночь Сергей проспал. Он не хотел думать о том, чтобы бросить Нюту. Ее папа Петр Андреевич хоть из-под земли достанет, но морду Сергею набьет. А с другой стороны. впереди у него открывалось что-то яркое, мельтешащее, бесформенное и опасное. Он сходил в гаражи, выпил с мужиками водки. Был против обыкновения молчалив.
- Вы вот то, как к гламуру относитесь? - спросил он мужиков.
- Пидарасня это все! - уверенно заявил Стас.
Остальные поддержали. Ничего, мол, хорошего.
- А чё ты интересуешься? - загоготал Витька, клоун в их компании. - Ориентацию, что ли, решил поменять?
Сергей беззлобно съездил его по башке, и охота подъебывать у Витьки пропала.
Спал Серега тяжело, без снов, долго. Взгляд спросонья был мутным. Он долго не мог сфокусироваться на часах. Те были китайскими, и то спешили, то отставали. И то, сколько сейчас времени, можно было понять только приблизительно.
Сейчас они показывали примерно без пяти девять! Сергей вскочил. Ему же надо звонить! И что сказать? Он закурил, забегал по кухне. Бежать? Или остаться?
Шли секунды.
Он слышал, как проснулась Нюта. Пошла в туалет.
Звонить!
Бумажка с номером чуть не вывалилась через дырку в кармане треников. Сергей развернул ее. Тут был еще и какой-то код. Вот блин! А ведь с межгородом всякий раз проблемы! Вот и сейчас дурацкая восьмерка, прогудев и протрещав некоторое количество драгоценного времени, норовила сорваться в визгливое «занято».
Когда он, наконец, дозвонился, на часах было восемь минут десятого. Из туалета вышла Нюта.
- Кому это звоним? - тяжеловесно осведомилась она.
Сергей не отвечал.
Гудок. Второй. Не берет трубку. И вдруг…
- Таня! Таня! Это я, Сергей! Я согласен! Что, Таня?
Нюта вполне профессионально нанесла ему удар ниже пояса ножкой от торшера.
- Я тебе, уебану, покажу «Таня», - говорила она, тыкая в лицо Сергею еще горящей лампочкой. - Я тебе, бля, покажу!
И тут Сергей ощутил неслыханный прилив отчаянной ярости. Такое обыкновенно случалось с ним перед решительной дракой… Когда на кону стояло все.
***
«Хаммер» отъехал от гостиницы в семь минут десятого. С опозданием. Таня ждала до последнего. Но ее первая любовь не торопилась принимать решения. Их отношения еще только-только начались, а Сергей уже вел себя, как избалованный куртизан. Даже не заслужив еще никаких милостей. Этак не годится!
- Поехали! - бросила она шоферу Вадику.
Когда проезжали мимо какой-то смутно узнаваемой улочки, оттуда выбежал исцарапанный, полуголый мужик в одних трениках.
- Таня! Стой! - кричал он. - Это я!
Сережка…
Вадик вопросительно посмотрел на хозяйку. Она покачала головой. Это значило: «Не останавливай, езжай дальше!»
- У него было время подумать, - произнесла она. Водитель понимающе хмыкнул.
По пути она думала о том, что мода - изменчивая вещь. И что не нужно слепо влачиться в ее русле. Надо бы иногда и оглядываться.
Ведь любая мода имеет тенденцию проходить. Если сейчас в моде - первая любовь, то через полгода даже вспоминать о ней станет вопиющей пошлостью.
И куда, в таком случае, ей тогда девать этого халявщика?
«Все, что ни происходит - к лучшему!» - думала она, покидая городок.
LoveWriter
