Вот может мне кто-нибудь объяснить, для чего человеку ногти? Ну то есть на руках – ещё понятно: занозу, допустим, зацепить, в носу поковырять (святое дело!), почесаться, в конце концов. Эстетика опять же, не стану отрицать. Хотя как вспомню эстетику эту… пурпурную… сантиметра три длиной, не меньше… и костяной стук по клавиатуре, с утра до вечера, кроме перерывов на макияж, чай и трёп по телефону, не считая обеда… аж содрогаюсь... А уж той же эстетикой – да через всю щёку, сверху вниз, от всего юного горячего сердца… больно, между прочим… и следы остаются… дома потом скандал безобразный, чуть не до развода…
Ну да ладно. Как бы то ни было, на руках ногти в основном функциональны и даже приятны на вид. Иногда.
А вот на ногах – это чистый атавизм, ей-богу. Толку ноль, даже меньше. Красоты столько же. Гораздо изящнее смотрелись бы этакие цилиндрики ровненькие. Имею в виду, конечно, на женских ногах. На мужские-то мне смотреть по-любому тошно.
И вред от ногтей этих случается просто нереальный. Бывает, что прямо-таки до разрушения старой мужской дружбы доходит, не говоря уж о распаде семьи.
Взять, например, Владика: приспичило ему шкаф перетащить из одного угла спальни в другой. А из того в этот, наоборот, трюмо передвинуть. С каких пирогов Владику такое приспичило, да ещё в воскресенье, – это у него спрашивать не стоит. Это лучше у Галки спросить, у жены Владикиной. Она легко и охотно объяснит, что дизайн интерьера спальни у них безнадёжно убогий, что по уму тут вообще всё надо местами поменять, а заодно и любимую Галкину картину с красными маками (кисти неизвестного художника с Крымской набережной) на противоположную стену перевесить, а на её место отретушированный фотопортрет Галкиной мамы присобачить, только повыше, повыше, говорю же, повыше, а люстру снять, и соорудить потолок подвесной, а в него девять лампочек ввернуть, а ещё… В общем, только втянись.
Договорились, короче, обойтись пока малым – переменой мест слагаемых, то бишь шкафа с трюмо. Ну, хоть так, сказала Галка. По крайней мере, добавила она, шкаф, как доминанта интерьера, встанет на нужном месте. Доминанта, усмехнулся довольный Владик. На двенадцати квадратах, ага. Ладно, переставлю, только это будет на сегодня всё.
Он рассчитывал потом спокойно пивком оттянуться.
Только ламинат не поцарапай, предупредила Галка и отправилась в гостиную, «Квартирный вопрос» смотреть. Или «Ремонт своими руками», что ли.
С трюмо Владик справился играючи. Даже разбирать не стал – поднатужился, да и вынес в коридор. Место для доминанты интерьера освободилось.
Владик, как нормальный мужик, перекурил это дело на кухне, потом вернулся в спальню и принялся за шкаф. Побросав его содержимое на кровать – чума, сколько барахла, подумал он, и ведь, что характерно, моего, дай бог, пятая часть, – он приступил к разборке. Говно вопрос – четыре винта открутить, и верхняя часть снимается, а она не тяжёлая. Да и нижняя вполне подъёмная. Однако дело застопорилось – что-то там в резьбовой паре намертво заело. И в другой тоже. Владик поколупался немного, плюнул и решил обойтись.
Он ещё раз перекурил, скинул тапочки, сунул босые ноги во вьетнамки, в которых обычно мусор выносил, – вьетнамки резиновые, у них трение больше, – прислушался к «Квартирному вопросу» – вроде, довольно громко, – обхватил, как мог, нижнюю часть шкафа, напрягся и потянул. Шкаф с громким противным скрипом стронулся с места. В этот же момент из гостиной заверещала Галка:
– Ламинат! Говорила же!
Она примчалась в спальню и возмущённо затараторила, словно птица, у которой гнездо разоряют. Причём довольно агрессивная птица.
– Ладно, ладно… – пропыхтел Владик. – Не разбирается он… Подумать надо…
Он снова двинулся на кухню – перекурить. По пути покосился на холодильник – пиво, холодненькое, вожделенное…
Как всегда, сигарета помогла. Вот же он, выход-то! Андрюху позвать! Ему ж только свистни – так ради того, чтобы мебель подвигать, он даже лифта дожидаться не станет, прискачет по засранной лестнице через три ступеньки, благо живёт всего двумя этажами ниже. Ох, любит Андрюха помочь-посуетиться, особенно покомандовать в процессе: «Заноси! Правее! Что ж ты, чёрт косорукий! Давай, давай, вот так!» Одно плохо – пердит при этом почти непрерывно, точно движок с разрегулированным карбюратором. Плюс по жизни ноги у Андрюхи… того… воняют. Как разуется – хоть противогаз надевай. Ну, да делать нечего. Больше-то всё равно никого сейчас не найдёшь. А пива – почти невыносимо хочется.
Андрюха, и правда, как будто ждал Владикова звонка. Через полторы минуты он уже стоял в прихожей друга – коренастый, широкий, в застиранной футболке, в трениках с отвисшими коленками, заправленных в страшноватого вида носки, и в разлапистых штиблетах..
– Да не разувайся, – сказал было Владик, но не успел.
Резко пахнуло ногами. Или носками. Галка выглянула из гостиной, повела носом, буркнула что-то в ответ на жизнерадостное Андрюхино приветствие и скрылась.
Оставляя на ламинате влажные следы, Андрюха прошлёпал в спальню, посмотрел на шкаф и провозгласил:
– Этот, что ль, Анатольич? Да мы ж его враз… Ты давай-ка берись вон там! Раз-два, приподняли! Да не так, корова ты! Во, теперь правильно! Ну, понесли потихоньку!
И от души пёрнул.
В дверном проёме нарисовалась Галка. Она дышала через рот, но терпела. И бдила, готовая ринуться на защиту ламината, со всей очевидностью стоявшего в системе ценностей гораздо выше, чем воздух.
– Давай, давай! – азартно покрикивал Андрюха, попёрдывая в такт словам. – Теперь разворачивайся! Да не через левое плечо, мудень, извини, Гал, через правое давай! Опускаем полегоньку! Перехватывай!
Начали перехватывать, и в этот момент кого-то из них качнуло. Кого – теперь уж не установить. Да и не важно это. Важно то, что тяжёленький всё-таки шкаф мотнулся в сторону Владика и въехал ему в большой палец правой ноги. Ноготь сорвало, хлынула кровь.
– Уауууу! – взвыл Владик, бросив свою сторону.
– Чо такое? – удивился Андрюха, удерживая свою.
– Ламинат! – завизжала Галка.
Владик допрыгал на левой ноге до кровати, сел на кучу одежды и, держа правую ногу на весу, уставился на изувеченный палец. Ноготь снесло не совсем – он держался у самого основания, торча так, как будто рос не вдоль пальца, а под прямым углом к нему. Кровь лилась довольно шустро.
– Пятен насажаешь! – закричала Галка. – Кровь не смывается! Куда ты сел?! Ты на мой выходной костюм сел! Господи, что за уроды на мою голову?!
– Кровь… – прокряхтел Владик. – Бинт принеси, дура…
Галка метнулась в ванную, вернулась с влажной половой тряпкой и принялась тереть пол, приговаривая плачущим голосом:
– Пятна… испортили ламинат, идиоты безрукие… что вот теперь делать?..
– Да бинт же принеси! – заорал Владик.
– Да пошёл ты… – пробормотала Галка.
Андрюха, продолжавший держать свою сторону шкафа и смотревший, раскрыв рот, на происходящее, очнулся, издал заключительный пук, аккуратно поставил шкаф на пол и не спеша подошёл к Владику. Присев на корточки и внимательно поглядев на палец друга, он изрёк:
– Ты, Владька, сам виноват. Нечего тяжести босиком таскать. В носках надо. Вот как я, смотри.
– Да иди ты на хуй со своими носками… – выдавил из себя Владик. – Из-за тебя всё, из-за козла…
– Да иди ты к чёртовой матери со своими носками! – одновременно с мужем крикнула Галка. – Провонял тут всю квартиру, козлина!
– Я козёл?! – поразился Андрюха. – Я же ещё и виноват?! Я что, напрашивался шкафы ваши двигать?! Сами вы козлы!
– Галина!!! – взревел Владик. – Бинт!!!
– Не ори на меня, уродина!!! Ничего сделать не может, скотина!!! Никакого толку от мужа, что есть мужик в доме, что нету!!! Жрать да срать только может!!! Да пиво сосать!!! Хоть в постели бы толк был, так тоже нет!!! – Галка почти плакала. – Орёт ещё!!! А ты что стоишь, глазами хлопаешь, пердила?!
– Ну, ты и сука! – сказал Андрюха.
– Ты что мою жену оскорбляешь? – зловеще спросил Владик. – А ну, пошёл на хуй!
Андрюха саркастически улыбнулся.
– Ты, Владислав, гандон, чмо и пидорас, понял? Жену он защищает… А кто мне на той неделе на неё жаловался? Под пиво, не помнишь? Живу, мол, со стервой этой фригидной, мучаюсь… Скажи спасибо, что раненый, а то б пиздюлям не миновать… И ты, Галина, тоже гадина та ещё… Знать вас не хочу!
Он смачно плюнул, повернулся и пошёл прочь.
– Я фригидная?! – ахнула Галка, выпрямившись и вытаращившись на мужа. – Скажи, пожалуйста! Дебил импотентный! Ещё с козлами всякими меня обсуждает! Знать тебя не хочу! – повторила она Андрюхины слова и, рыдая, повалилась ничком на пол.
Владик, переполненный яростью, поднялся, пнул жену окровавленной ногой, зацепил при этом полуоторванный ноготь, ахнул, зашипел, проковылял, безжалостно оставляя кровавые следы, на кухню, нашел на дальней полочке старый, заскорузлый бинт и кое-как перевязал палец. Затем рывком открыл холодильник, вытащил оттуда полуторалитровую бутылку «Охоты крепкой», отвинтил колпачок, сделал хороший глоток (ух, наконец-то!) и похромал на выход.
– Дура ёбаная! – крикнул он Галке. – Нашла кому верить! Стерва! Ну и делай тут сама что хочешь!
Сунул ноги в сандалии и вышел из квартиры – на воздух, скорее, скорее из этой удушливой атмосферы! Пиво, естественно, прихватил с собой.
…Он вернулся домой часа через четыре, пьяноватый и остывший. Палец побаливал, но – терпимо. Владик даже почти не хромал. Вот на душе было хуже. Паскудно там было.
Он заглянул в спальню – Галка лежала в постели, накрывшись с головой. Как мёртвая. Всё драгоценное барахло она просто сбросила на пол. Пятна на полу, кстати, остались.
Владик тихо прошёл в ванную, принял душ, почистил зубы и, благоухая, вернулся в спальню. Нырнул под одеяло. Обнял жену.
– Он правда врал? – спросила Галка сдавленным шёпотом.
– Конечно, врал, – тоже шёпотом ответил Владик. – А ты зачем про меня так? Импотентом обозвала…
– Нервы, – объяснила Галка.
– Вот я тебе сейчас покажу импотента… – посулил Владик, пытаясь добраться до Галкиной груди.
– Не сейчас, – ответила она. – Я сейчас не смогу. Давай ночью. И пивом от тебя несёт.
– Ладно, – прошептал Владик. – Ты поспи пока. А я тут всё уберу. А ламинат отмывается, ты не переживай.
– Да чёрт с ним, – сонно сказала Галка.
…Ни вечером, ни ночью у них тоже ничего не получилось. Всё-таки осадок остался, и мешало это катастрофически. Хотя ламинат действительно отмылся, а шкаф твёрдо встал на своё доминантное место. И вещи все в нём угнездились.
И потом, позже – никуда не делся этот самый осадок. Что ж, прожили так ещё с год, да и разошлись.
И с Андрюхой дружба у Владика не восстановилась. Даже здороваться перестали.
Вот, казалось бы – ноготь. А сколько вреда от него!
Правда, с другой стороны поглядеть – может, оно и к лучшему?
Француский самагонщик
