Авторскую песню я ненавижу с детства. Потому что когда мои ровесники оттачивали в песочнице удивительное слово «хуй» и совершенствовались в интергендерном лопаткой, пасочками и совочком, я ходила на противные бардовские концерты в мрачных полуподвалах послушать про осень, предательство и совок.
Однажды мама спросила меня: «Сашенька, что ты хочешь на Новый Год?». «Мамочка», - прижала к груди тоненькие ручки я, - «ничего-ничего не хочу, вот только, если можно, пусть я больше не буду ходить в КСП».
Мне было пять лет.
Мама ужасно смеялась и пересказывала мои слова бардам. Те тоже ужасно смеялись, гладили меня по голове и пели про кусачую собаку.
Барды все, как один, были бородатые, в очках и говорили непонятное. Зато с удовольствием лопали омлет, который я научилась готовить лет в восемь, потому что барды любили жрать омлет. Тети у бардов были не бородатые, но тоже в бесформенных свитерах, очках и с листовками самиздата. А еще все барды любили брать палатки, чай, тушенку и ездить на перекладных в Нижние Ебеня с апреля по ноябрь.
Долго ли, коротко ли, мое счастливое детство прошло под бодрый гимн «Солнца не будет, жди – не жди, третью неделю льют дожди».
***
Неудивительно, что когда на 2001-2002-й года я заняла пост министра культуры в лагере авторской песни, немедленно инициировала указ: «Сжечь гитары на центральной площади, с хрена ли дрова закупать, лучше презервативов возьмем».
Но в то же время меня страшно мучил вопрос: ну ладно некоторые особо счастливые дети, но все остальные как же? Ну, те самые, которые в песочнице слово «хуй» и его производные осваивали? Уж им-то не любить авторскую песню сам Бог не велел. Ан нет. Все равно не любят. И, сдается мне, причин тому много, аж целых две:
Причина первая(важная).
Барды очень вежливые и добрые. Ну, не без исключений, но в массе своей. Если кто-то хуево поет и каждую песню предваряет унылым монологом на тему «мое творчество», барды не скажут ему: «Вон из профессии, уебан», нет, никогда. Они будут подходить к другим бардам и шепотом говорить: «Там, у имярека пять калек сидит, жалко его, пойдемте, послушаем, поддержим чтоле». И идут. Пусть с фляжкой крепкого в потайном кармашке, но слушают. И стыдливо пригибаются, чтобы зевнуть или за фляжкой. И даже, прости Господи, просят на бис. Три минуты, потом радостно убегают, но на бис. Понимаете? И гордый выше неба имярек пишет еще пять тысяч песен. По дороге с концерта домой пишет.
Отсюда логичный вывод: товарищи не пресекают литературно-музыкальные пуки бездарных подельников, и, соответственно, далеко не все йогурты одинаково полезны.
Причина вторая(главная).
Итак, вы сидели в песочнице и были счастливо лишены аналогичного моему детства. Откуда у вас информация, что авторская песня – это три фальшивых аккорда на расстроенном стулофоне и прочая матчасть? Я вам щас расскажу, откуда.
В каждой второй (ну, третьей) уважающей себя советской семье была гитара. Потому что в Советском Союзе было полторы сотни заводов и мелких фабрик по производству музыкальных инструментов, которые штамповали фанерные стулофоны почем зря, у них тоже плановая экономика, не баран чихал. А еще был лозунг «Все говно отечественного производства – в каждую советскую семью». Более того, в качестве контрольного в голову иногда можно было достать (достать, ах!) чешскую гитару. Сиречь – импортную. У вас не встало на слово «импортную»? Год рождения можете не указывать, лишнее это.
Так вот. Чешская гитара была штукой статусной. Понятно, что у каждого уважающего себя советского человека она была. А лохи лепили вкладыши «Турбо» на гитару «Урал» и слыли эксцентриками.
Ну и как бы раз гитара есть, на ней надо играть. Особенно, когда выпьешь что-нибудь по три семьдесят за пол-литра. Тут надо сказать, что аккорды ля-минор, ре-минор и ми-мажор – аккорды простые. Там только чуточку пальчики передвинуть – и как будто бы играешь. А советские люди очень уставали на заводах и фабриках, я уже молчу про закрытые КБ. Где уж им еще и по прокуренным кухням вечерами напрягаться? Ну и вот.
Редкие люди, умеющие брать баре, вызывали уважение, а я, в свои четырнадцать лет знающая целых семнадцать аккордов и три варианта «перебора», слыла неебически талантливой гитаристкой, была звездой всех смотров школьной самодеятельности и считалась практически Паганини от стулофона питерской фабрики. Мальчики говорили: «У нее длинный нос, но фигурка зашибись, и она ТАК играет на гитаре…». Таким образом, играть на гитаре было круто. И похуй – как играть.
И вот сидели, стало быть, советские люди на прокуренных кухнях и лабали в ля-миноре про лесное солнышко. Или еще чего попроще. А для сглаживания особо крутой лажи, простите за тавтологию, существовала универсальная мантра: «чота у меня гитара не строит».
Таковая популяризация авторской песни за десяток лет сотворила из всех имеющихся в наличии пуль говно с эффективностью Мамлакат Наханговой.
А советские пионеры, краем уха задевшие дядивасино «Шарик вернулся, а он голубой» в ре-миноре для разнообразия, сделали вполне закономерный вывод: «КСП – это идеальный сферический пиздец в вакууме».
Вы, наверное, ужасно удивитесь, но качественная авторская песня – это красивая музыка и путные тексты. И такой вот качественной авторской песни дохрена. Но наши штампы дороги нам, как память.
