После четвертого курса нас, как будущих ниибацца зооинженеров, отправили на практику в колхоз «Красные Ебеня» (или что-то типа того). В предвкушении деревенского самогона и ядреной диетической пиздятинки, мы с корефаном Лехой ебашили на убитом автобусе по закоулкам расейской инперии и дискутировали о проблемах демографии в современной деревне и путях освежения колхозного генофонда посредством академической компиляции. С нами ебашил еще один крендель, по фамилии Степан (а может и по имени – хуй его знает – мы дополнений к этому обозначению не знали, да и было нам похуй абсолютно, так как был он с другого факультета), но в дискуссии он не участвовал по причине глубокого похмельного синдрома, а страдальчески полувалялся на полу, изредка поблевывая в открытое окно и поскуливая, как отпижженный первоклассник.
Автобус паралитически подскочил на главном ухабе колхозной площади и лихо замер посреди охуительно большой лужи. Мы сразу же догадались (а хуле – люди образованные как-никак), что это конечная цель нашего вояжа. Помявшись немного, мы выкинули Степана из автобуса, и он умудрился упасть в лужу всего только одной рукой и головой; вдогонку выкинули его чемодан и по нему, как капитаны по мостику (или, бля, по чему они там ходят, капитаны?) сошли на щедро унавоженную красноебеньскую пыль.
Явившись пред залитые самогоном очи старшего колхозного зоотехника, мы выслушали речь о том, что «опять прислали долбоебов» и «хули мне с вами делать?». Но тут его озарила идея и он сказал:
- У нас как раз надо поросяток кастрировать. Поможете?
Мы ясен хуй поможем – ведь мы ниибацца какие кастрирователи, каждый день, считай этим занимаемся, тока отъебись, а то ты своим перегаром нам аппетит возбудил, да и дело к вечеру, телки пастись на пятак выходят, нам пора вобчем. На том и порешили – завтра мы должны явиться к 6 утра на свинокомплекс, а щас можем пиздовать куда возжелаем. Куда мы возжелали – это бля ни хуя не тайна. Так что через три часа мы с Лехой были бухие в сопли, а Степан вообще заблудился в параллельных мирах. Нам было до пизды завтрашнее событие, тем более, что мы, наученные заслуженными профессорами и ебать всякими кандидатами, твердо знали – поросят надо кастрировать до двухмесячного возраста. А двухмесячный поросенок почти свободно помещается в кармане... ну разве что с поджатыми ногами и хвостиком, засунутым в жопу. Собственно, больше мы ничего про кастрацию и не знали – а на хуя?..
Как мы проснулись в полшестого утра – хуйивознает, но проснулись и поебашили, держась друг за дружку и останавливаясь у каждого колодца попить и покурить. Не сказать, что нам было шибко хуево (бля, после новогодних праздников гораздо хуевей), но не в себе мы были – это факт. В общем, опоздали мы всего на полчаса. Нас уже ждали. Рядом с зоотехником стоял дядя трехметрового роста в рваных болотниках и халате цвета постмодернисткого говна. Принюхавшись друг к другу, мы поняли, что все свои люди и поэтому присели перекурить. Дядя бормотал так же невнятно, как мы слушали, так что из его содержательного пиздежа мы только и вынесли, что зовут его дядя Пёдыр, а сам он главный ветеринар. Ебать, какая честь – вокруг одни главные – зоотехники, ветеринары… Мы назначили себя главными практикантами, на этом торжественная часть мероприятия завершилась.
Зашли мы в свинарник и дядя Пёдыр нас повел к поросяткам. Ебтвоюмать. Поросятки оказались невъебенными кабанчиками, весом так килограмм в 30-40. Но пока нам было еще похуй. Дядя Педыр стал косноязычно нам втирать, что мы должны делать, мы дели вид, что все заебись догоняем. Но когда у Педыра уже пошла слюна, глаза налиличь кровью и косноязычие зашкалило за пятый этаж, мы спохватились и как три иблана стали ловить первого поросенка, бля…
Ремарка для тех, кто никогда не был на свиноферме совеццкого и постсовеццкого пространства. Огромная бетонная коробка, разделенная на загоны – блоки из жылезных прутьев. Это ебический концлагерь для свиней, от вида бля которого Гиммлер бы залился горючими слезами и нахуй бы утратил веру в себя, как самого охуенного организатора пыточного досуга. Нихуя никакой соломы или там опилок для подстилки – только бетонный пол, на котором говно равномерно месится с мочой двадцатью комплектами свиных копыт – а хули, кроме как месить говно в клетке и друг другу в жопах (бля буду, не пижжу – гомосексизмом люди бля заразились от свиней… или наоборот) бедным зверюшкам делать нехуй. А, бля! Еще они друг другу хвосты отгрызают, авитаминоз в домашних условиях лечат, нах...
Короче, стали мы ловить один из кусков говна, который с хрюканьем удалого алконавта, удачно съебавшегося от жены, скакал по своим сокамерникам, нашим ногам и бля даже по стенкам загона. Но бля, мы тоже не до конца ибланы – кто на девках натренировался, тот свинью рано или поздно поймает. В общем, мы его поймали. Под командой Педыра мы водрузили хрюна на специальные козлы и по всем канонам сукабля кастрировальной науки прикрутили задние его бегатели к доскам, непотребно обнажив его мужские достоинства, а передние бегатели сложили на груди. Дядя Педыр из недр своего халата достал орудие бля операции – поломанный скальпель и перекрестившись воткнул его кабану в яйца. Я, бля, привычный ко многому, у меня у соседей двое детей мелких, но от этого визга сука я практически охуел. Педыр продолжал кромсать поросячьи яйца, я держал передние ноги свинца, Степан с ниибацца интеллигентным ебалом держал ложку со стрептоцидом наготове, а Леха сначала бледнел, а потом стал зеленеть. Тут свин решил сменить репертуар и вместо визга стал орать что-то наподобие «ма-а-ама, ыыыыбля!!!...ааа мааамамаа!!!». Мне уже нихуя не смешно стало, я думал, что все бля, от садисткого зрелища у меня крыша потекла, но частично успокоился, увидев, что Леха окончательно окислился и охуевши оседает прямо на пол. Тут и Педыр откромсал наконец яйца свину и кинул их в спецыяльное ведерко, Степан засыпал в рану стрептоцид, а я как самый благородный – а хули? – отвязал страдальца и новоиспеченный евнух поспешил к своим собратьям, горестно повествуя им о безнадежно загубленной судьбе…
Потом мы оттащили Леху на улицу, водрузили на кучу свиного говна (ну бля, выгребают его все же раз в неделю из клеток) и слегка дали пиздюлей, чтобы тонус вернулся. В ответ мы узнали, что мы ебаные садюги, гринписа на нас нет, а Леха бля гуманист и ебал он все эти красные ебеня, а за самогон и инфаркт от переживаний за мужиков, хоть и в свином обличии он хуй здесь останется. После чего встал и уебал в неизвестном направлении. Хули делать, а мы вернулись.
И тут малость протрезвевший Педыр нам поведал довольно внятно, что с завтрашнего дня он уебывает в отпуск, поэтому всех поросяток бля, подлежащих кастрации, мы должны окучить блядь сегодня. Да их немного – хули вы ссыте? – всего двести штук, ебать вас всех… Собсно, как окучим мы их – вы тоже можете пиздовать отсюда на хуй (ну или где вас там ждут?). А вообще, вот в прошлом годе заебись было – солдатиков пригоняли два взвода, они два дня ебались, заебались ясен хуй, но зато бля качественно ловили хрюкающих засранцев – поржали знатно все. Короче, хорош пиздеть тут, встали бля быстро и подогнали мне очередного клиента.
Про себя решив, что хуй ты над нами поржешь, эскулап засраный, мы похуярили ловить следующего поросенка… а потом следующего… и еще… И под вечер было уже нихуя не смешно никому, потому что Педыр сам настолько заебался, что заканчивали мы кастрировать вдвоем самостоятельно… очень хочу надеяться,
И вот мы сидим рядом с помятым ведром с яйцами, курим, слушаем свиной плач, трясем руками и нам глубоко похуй и на то, что у нас заначено еще пара литров самогона, что нас ждут местные телки с пахнущими свежим сеном сиськами, и что нам обещали к завтрашнему дню зажарить все эти яйца (деликатес, блядь). Но мы бля гордимся, что нервы наши крепче голосовых связок поросяток, что солдатики по сравнению с нами клоуны, а суровые сельские ветеринары угощают нас сигаретами «Прима»…
