Говорят, что такая дисциплина, как техника безопасности, пишется кровью. Я убедился в достоверности этой аксиомы, когда только начал работать в газете нашего района.
В тот сентябрьский день, в самый разгар уборочной, я приехал на редакционной машине в свое село (ну, а как же – не упускал такой возможности, чтобы форсануть перед односельчанами!) за репортажем с зернового тока. Его жестяной, красного железа бункер под шиферной крышей, зерновая площадка с желтыми буртами пшеницы и вытянувшими над ними длинные шеи зернопогрузчиками отчетливо просматривались на окраине села.
«А к мамке чаю попить заеду потом, - решил я. – Тем более, что она и сама сейчас должна быть на ферме».
На току оказалось на удивление тихо. Не урчали вращающиеся барабаны триеров, не громыхали ленты транспортеров, не слышно было и голосов, обычного смеха, шутливых перебранок работающих здесь людей.
Под погрузочной воронкой бункера замерла бортовая машина. Чуть поодаль, у пшеничного бурта, стояли несколько человек, среди них я разглядел и нашу фельдшерицу Любу. А у их ног лежало чье-то распростертое тело.
«Что-то здесь случилось! – екнуло у меня в груди. – Поранило, что ли, кого? Или, не дай бог, убило?»
Выйдя из машины, я торопливо подошел к понуро переминавшимся с ноги на ногу заведующего током и трем или четырем работающим здесь пацанам, уже и не упомню, кто. И в лежащем у их ног, прямо на асфальтовом покрытии, узнал Вовку Песегова. Вовка был мертв.
Он лежал на спине с задранной на худой живот грязной рубашкой, с мраморно- бледным лицом, на котором отчетливо проступили все слабо различимые при жизни его веснушки, в корнях его спутанных волос виднелись застрявшие зерна пшеницы. Она виднелась и в глубине полуоткрытого рта Вовки, торчала из окровавленных ноздрей его курносого носа, в ушных раковинах. В общем, зрелище не для слабонервных.
Это был одноклассник моего брата, на три года моложе меня. Он еще даже не служил в армии, учился в каком-то ПТУ в областном центре. Решил вот подработать дома во время каникул…
Интересно, мать-то уже знает? Она одна растила Вовку и еще его младшую сестренку. Тянула, тянула жилы, и вот…
- Что здесь случилось-то? - с трудом оторвав взгляд от безжизненного тела так мало пожившего сверстника своего младшего брата, спросил я.
Завтоком дядя Егор недобро посмотрел на меня и промолчал. Понятно: ему и так сейчас худо придется. Милиция приедет, начальство из центральной усадьбы и райцентра подтянется, всю душу вымотают с этим трагическим происшествием. А тут еще доморощенный корреспондент, язви его, лезет с расспросами.
- А ну, пацаны, по домам! – сердито сказал дядя Егор. – Нечего здесь торчать - Вовке уже ничем не поможешь. На работу после обеда выйдете…
Парни неохотно побрели с тока, то и дело оглядываясь на нас. И затем дядя Егор все же рассказал мне, что же здесь произошло.
Когда утром пришла первая машина, чтобы загрузиться пшеницей из бункера и отвезти ее в заготзерно в райцентр, пшеница почему-то очень плохо посыпалась из погрузочной воронки бункера.
Вовка Песегов, забравшийся в кузов для разравнивания засыпающегося зерна, потыкал лопатой в отверстие воронки. Оттуда ссыпалось еще немного пшеницы, и все на этом.
- Влажноватое зерно, вот и слиплось, - высказал предположение ожидающий загрузки своей машины шофер. – Его бы как-то из самого бункера продавить…
Только он это сказал, как Вовка мигом вылез из кузова и, прихватив с собой лопату, шустро, как обезьяна, вскарабкался по отвесной металлической лесенке под крышу бункера, перекинул ногу через край люка и исчез в железном чреве зернохранилища.
- Щас, мужики, я быстро! – раздался оттуда его гулкий голос. Слышно было, как Вовка начал топтаться, прыгать по спрессованному бурту зерна, разгребать его лопатой.
И минут через пять зерно вновь с шумом хлынуло из конуса погрузочной воронки в кузов. Но сыпалось оно недолго: из бункера послышался сдавленный крик, потом течение зерна в кузов замедлилось. И вдруг из воронки вывалилась… нога в задранной штанине. Нога подергалась, подергалась, уронила вниз стоптанный, без шнурков, башмак, и затихла.
Шофер поднял крик, на него сбежались все работающие на току. Дядя Егор схватился за голову: он понял, что Вовка Песегов провалился в зыбучую массу зерна, и когда закупорил собой воронку, его просто засыпало.
Кто-то из пацанов боязливо подергал Вовкину босую ногу: может, еще жив? Но нет, бедный Вовка уже ни на что не реагировал. Лишь из воронки снова с тихим шорохом ссыпалось немного зерна.
Чтобы добраться до Вовкиного тела, пришлось открывать соседнюю воронку и ссыпать из бункера зерно вниз. Только тогда можно было безбоязненно взобраться внутрь бункера и вытащить из оставшейся груды пшеницы так глупо погибшего парня и, обвязав его веревкой, спустить вниз.
И вот сейчас удрученные завтоком дядя Егор и фельдшерица Люба ждали вызванных из райцентров необходимых по сему трагическому случаю чинов.
- Да еслив я бы рядом был, рази я пустил бы его в бункер? – запоздало сокрушался дядя Егор. – Это ж такое рысковое дело!
Может, и не пустил бы. Но не было в эту минуту дяди Егора рядом, и Вовка из самых искренних побуждений залез в этот чертов бункер. Как оказалось, навстречу своей гибели. Каково же теперь будет его матери? Да вон, кажется, и она с криком бежит от деревни к току, а за ней еще какие-то бабы, мелькая толстыми белыми икрами. Здесь сейчас такой ор начнется!
И я сел в машину и поехал в контору, к управляющему – за сведениями об уборке по отделению. Работу-то свою, несмотря ни на что, мне выполнить надо было…
Ну, так вот, снова о технике безопасности, с чего я и начал эту печальную историю. Вовкина смерть была не напрасной. Она легла если не отдельной главой, то хотя бы страничкой в соблюдение правил техники безопасности при хранении очищенного зерна в бункере и его загрузке в машины. Сначала по району, а потом и по всей нашей области и, я слышал, далее почти по всему Казахстану, была издана затем специальная инструкция, согласно которой в каждом бункере на каждом току монтировалась специальная прочная сетка из арматуры, по которой можно было передвигаться над засыпанным зерном для ликвидации вот таких вот заторов в загрузочных воронках, которые, оказывается, были способны убивать…
— Hasan
