Кому как, а по мне осень – самое пиздопротивное время года – мерзкая слякоть, пессимистичные дожди и подросшие за лето бывшие сперматозоиды в интернете. Кому-то, конечно, в это время приспичило ехать в Болдино, и там под скрип гусиных перьев писать нетленки, параллельно спаивая старушку-няню, и разводить на еблю соседку-помещицу Анну Петровну, чтобы потом отписаться об этом дружбану Вяземскому. Для кого-то осень – это время обострения, но серого больничного халатика на плечи и инъекций галоперидола в, медицински выражаясь, мягкие ткани пониже спины под взглядами добрых санитаров, не хочется.
Похуй.
Грустным осенним вечером мы с Серёгой и Коляном укрылись от дождя под козырьком метрополитена имени Кагановича, и пили пиво, вполголоса комментируя степень ебабельности проходящих дев. Серёга, кодированный летом, решил, что уже можно, и отважно мочил усы в пенном напитке, прожорливо заедая чипсами «с девочкой», хуле, «вкус, знакомый с детства». Серёга жрал чипсы, роняя их обломки на пол, и голуби жрали чипсы, слетаясь на халяву. В колонках из киоска напротив Круг бухтел про Владимирский централ, ветер северный, этапы из Твери и прочую мерзость. Две крысы, особо не таясь, бегали друг за другом и тонко повизгивали.
Рядом шнуровались бомжи, выклянчивая единовременный транш в размере десяти и более рублей. Народ вполне добродушно посылал их нахуй. Мы тоже послали.
Жизнь шла своим чередом.
- Вот так и наша жизнь… - глубокомысленно заметил Колян, созерцая голубку, которой, судя по всем признакам, на жизнь оставались считанные минуты – она, не в силах взлететь, расправляла ослабшие крылья, роняла головку на землю.
Жизнь была ещё хреновей, чем считал Колян – внезапно на отдающую концы голубку мессершмиттом спикировал голубь, до этого изрядно наклевавшийся производимых Серегой отходов. Гордо задрав голову, он подло, по-подонски оттоптал отдающую концы самку, после чего взмыл на козырёк входа в метро, одновременно, взяв поправку на ветер, опроставшись на Серёгину куртку.
- Вот же ж пидор крылатый! – возмутился Серёга, оттирая платком продукты голубиной жизнедеятельности. – Я его, козла, кормил… Где, блядь, справедливость и благодарность, я вас спрашиваю?
- Это не козёл, Серёга, это голубь…И даже гетеросексуальный, судя по всему. - я взял на себя роль капитана Очевидность, выбросил порожнюю банку, и открыл новую. Потом добавил: - Хорошо, что коровы не летают.
- Нет справедливости… И, блять, благодарности тоже нет… - добавил Колян.
Пара бухих бичей напротив, по джеккичановски задирая ноги, выясняли, чей кунг-фу круче.
Блядский шансон в киоске сменился на блядскую же ретропопсу,и слух терзали подвывания девицы из «Миража»:
«Музыка наа-ас связала,
Тайною наа-ашей стала
Всем уговорам твержу я в ответ
Нас не разлучат, нееет!»
И вдруг… Как там, «средь шумного бала, случайно…» Появилась ОНА! Отнюдь не эфирное созданье, дама ближе к шестидесяти, с жиденькими волосами, крашеными перекисью водорода, следами бурной молодости на лице и синюшными, как куры советского производства, отёчными ножками. Дамочка сия (не бичовка, просто маргинальная личность, имевшая аж два погоняла – «Белоснежка» и «Сволочкова»), будучи перманентно в нетрезвом состоянии, частенько выдавала подобный pas d'action к вящему удовольствию шароёбящейся у метро публики. Оживились представители дружественной очень средней Азии, молодёжь с готовностью достала мобилы, переведя их в режим съёмки видео, повернулся курящий у урны пузатенький полис.
«Сволочкова» невпопад сучила ножками, махала ручками, трясла головушкой в наиболее, как ей самой казалось, драматичных местах. Кому охота – пусть ищут видео на тытрубе по тэгам «пьяная», «пляшет» - мне лично в лом.
Хихикал молодняк, ржали от шоу гости столицы, мне же было противно.
Добрый Колян достал из пакета банку пива, и решительно направился к «Сволочковой», протягивая ей свой скромный дар.
Оценив порыв Коляна по-своему, балерина больших и малых театров выдала:
- ПОШЁЛ НА ХУЙ! Я НЕ ЕБУСЬ!!! – и гордо удалилась со сцены. Не на пуантах, блять. Подрагивая пачкой,нахуй. Не балетной – макарон в сумке.
Колян фалломорфировал.
- ГЫ! – глубокомысленно откомментировал сцену Серёга, ещё не оттёрший следы голубиной бомбёжки.
- Нет благодарности. И справедливости, Коля, нет… - я задумчиво почесал правую тестикулу. – Да и хуй с ними…
Колян выжрал из отвергнутой примой банки.
И мы растворились в нудной осенней измороси…
© Штурм
