В детстве я была крайне занятым ребенком. Чтобы унять жажду освоения окружающего пространства, мама постоянно меня пыталась приобщить к полезной деятельности. Музыкальная школа, кружок рисования, верховая езда, занятия археологией.
Она безвылазно находилась на работе, будучи начальником планово-экономического отдела огромного промышленного комплекса. Мне оставляли утром еды на день и покидали до глубокой ночи. Таким образом, я была предоставлена самой себе.
Да, времени на личную жизнь практически не оставалось. Может, оно и к лучшему.
Поэтому в восемнадцать лет я выходила замуж без практических знаний о жизни (как приготовить омлет сотней способов), но зато знала, кто такие скифы, умела играть гаммы и рисовала натюрморты с кубическими фигурами и фруктами. Да, и с лошадью я тоже умела управляться.
Муж был старше на пять лет, но, как и мама, постоянно отсутствовал на работе. А по возвращению ожидал, что его будут кормить и лелеять.
Первое мое столкновения с едой, как объектом приготовления, случилось через неделю после свадьбы. Три дня нам было не до еды, а потом он уехал в командировку.
Свекровь принесла курицу. Не живую, слава богу. И за это спасибо.
При моей попытке затолкать синюю тушку в холодильник она непреклонно сказала, что курочку надо готовить сразу, потому что она буквально вчера еще бегала.
Я смотрела на курицу, подавляя рвотные позывы, курица отвечала мне таким же мутным взглядом.
Не знаю, как насчет «вчера бегала». По мне, она была ровесницей сфинкса у египетских пирамид. Жилистые длинные ножки, худая шейка, свернутая набок и глаза, закаченные в предсмертной муке под гребешок. Блин… я люблю животных. Но не до такой степени.
Это сейчас куры лежат в пакетах, как хлорофилловый продукт, выращенный и расфасованный на неведомой плантации. Эти куры никогда не бегали и не квохтали. Они росли сразу так… кусочками. На одной грядке сотни ножек, на второй - крылышки, на третьей – грудки.
Но это бедное, умерщвленное неведомым садистом животное, было жалко. А свекровь стояла гранитным обелиском над душой, желая посмотреть, чем Эта Глупая Девчонка будет кормить Сокровище Всей Ее Жизни.
Я брезгливо отогнула крылышко и с тоской подумала, как буду пилить тушку.
Никаких вам микроволновок, комбайнов и электронасадок, блять. Только ножи, только хардкор.
По инструкции свекрови, царствие ей небесное, я опустила курицу в холодную воду, чтобы она вышла из анабиоза. Курица плавала в кастрюле синим айсбергом, а я представляла себе, как в этой кастрюле плавает свекровь. Кролем на спине.
Потом она (свекровь) смилостивилась и ушла смотреть телевизор, я вздохнула с облегчением и начала яростно кромсать куру тупыми ножами. Животное сопротивлялось и выскальзывало из рук, как резиновое. После того, как я порезала палец, я поняла, что курица меня сильней и с досады начала ее шлепать молоточком для отбивных. Делала это конспиративно, через полотенце, чтобы свекровь не запалила меня на горячем. Постепенно увлеклась и лупила по курице от души, в такт воплям Пугачевой, поющей в радио какую-то лабуду. Когда объект избиения накрыт полотенцем, совесть мучит значительно слабее.
После того, как Пугачева покончила с миллионом алых роз или с паромщиком… или я не помню уже, с кем точно, я раздрабаданила эту курицу в одну сплошную отбивную. В живых осталась только голова, продолжающая смотреть на меня скорбно и печально.
Я отпилила ей лапы, а потом услышала величественные шаги свекрови в длинном коридоре. Пришлось в панике запихивать курицу в приготовленную кастрюлю с водой и трамбовать ее там крышкой.
Голова упорно высовывалась из кастрюли – в шее оставались несломанные косточки, но я наконец ее запихнула куда-то в куриную задницу.
Когда свекровь вплыла на кухню, я чистила картошку. Типа, для супа.
- А где курочка? – поведя брежневскими бровями, спросила свекровь.
- Варится, - ответила я осторожно.
- Давно?
- Двадцать минут, - не моргнув глазом, соврала я.
Свекровь сунула нос в кастрюлю, царственно выдала указание бросить лаврушки за полчаса до окончания варки и – аллилуйя! - отправилась домой, к кастрированному коту, неполитым цветам и соскучившимся соседкам.
Я начала думать, сколько нужно варить животное, чтобы его можно было употребить в пищу. Выжить после всех моих зверств курица, конечно, не могла. Чтобы проверить мясо на мягкость, я периодически тыкала ее вилкой. Эта курица убила во мне всякую человечность.
Через три часа куриная голова, затолканная в тушкин зад, высунулась из кастрюли наружу и начала на меня смотреть взглядом распятого Христа. Выносить эту муку было выше моих сил, и я выключила плиту к такой-то маме.
В восемнадцать лет самым моим энергичным выражением было «гребаный Винни-Пух». Сейчас лексикон изрядно расширился, и я могу назвать недоваренную курицу гораздо более изысканно, но на тот момент я могла сказать только «сука ты, курица».
Приехавший вечером муж хотел жрать. На вопрос «а что у нас есть?» я мрачно ответила, что у нас есть вареная курица. Он обрадовался и полез в кастрюлю, из которой на него смотрела распухшим взором покойная кура.
Далее, каждый может додумать историю в меру своей испорченности.
1. Муж лег спать голодным.
2. Муж вытащил утопленницу, сделал ей искусственное дыхание *зачеркнуто*, разрезал ее на части и употребил по назначению, то бишь в пищу.
3. Подал на развод.
Сейчас я из курицы могу сделать не только персонаж для музея восковых фигур, но и нечто привлекательно в гастрономическом плане.
Но я хочу назад. В свои восемнадцать лет.
(С) паласатое
