..Только не надо из нас, людей в почти белых халатах, строить монстров. Разнузданностью мы отличаемся, мне кажется, реже, чем основная популяция. Наверное, потому, что обремененные лишними знаниями, знаем, чем все может закончиться.
Да и то как правило, друг с другом, чиста как коллега коллегу.
(А вот если доктор домогается до пациента, то он говно, а не доктор. И гнать его надо из специальности. И пизды еще - на физическом плане - вдогонку дать).
Пациенты нам порою такую фору дают...
Поступил в Первую Градскую летчик из боевой части. Получил летчик производственную травму - стукнулся, говорили, лбом в самолете. О лобовое стекло, или что там в кабине...
И случилась у летчика от удара внутричерепная гематома в лобной области. И единственным проявлением этой гематомы стала абсолютная неумеренность по отношению к жене.
Где ее видел - там и имел. На кухне, в прихожей, не исключено, что на балконе, при живых-то соседях! Практически не отдыхал.
После пары недель подобного рода приключений жена взвыла и сдала истребителя в больницу. Там его осмотрели, выслушали жену, просветили череп, нашли гематому, приехали нейрохирурги, сказали, что нужна операция. Жена согласилась.
Лечащим врачом его была славнейшая Ольга Моисеевна, дама уже много пережившая, с печалью в глазах. Ольга Моисеевна отвела жену в ассистентскую и спросила, пристально на нее глядя: "Милочка, вы хорошо подумали?".
Похожая немного история, но уже на моих глазах.
Лоб, друзья мои, дело тонкое. Беречь его надо, по возможности, ибо там как раз, сдается мне, содержатся моральные устои.
Находился на излечении у нас приличного вида человек. Очень культурный: по отзывам его родственников. Нам-то он таким не казался - в силу травматического расстройства лобной деятельности (ввиду столкновения в пьяном виде со злыми силами парка Сокольники) вел он себя неприлично: говорил сальности, рассказывал анекдоты с бородой, плевал в утку. Косился на медсестер, во взгляде было что-то прикладное.
Сестры у нас разные работали, и красивые были, и добрые. Жеребца с оплеванной уткой интересовали ни те, ни другие. Больше всего ему нравились медсестры видные, а наибольшее оживление вызывала процедурная сестра Ю., дама с беспокойной грудью. К тому же она, призывно покачивая капельницами, приходила каждый день. Да, еще у нее было декольте, красивое, как праздничное блюдо. Декольте являлось ее надежным союзником в борьбе за нехитрое женское счастье.
В то прекрасное весеннее утро мы с доктором Бирюковым, ничего особенно плохого не ожидая, сидели в ординаторской и уныло писали. Стены отделения вдруг сотряс истошный визг. Звук доносился из реанимационного зала. Мы побежали туда как орангутаны, на всех четырех. Так вообще-то быстрее, а скорость передвижения в реанимации имеет значение. У нас ведь там контингент пациентов такой был, знаете, с затеями, нельзя было терять ни секунды, чтобы потом не писать объяснительные. Навстречу нам бежала беспрестанно визжащая медсестра Ю. Глаза у нее были шальные. Из зала доносилось деловитое покряхтывание.
Дознание, не требующее большого труда, явило следующую картину происшедшего. Медсестра Ю. вошла в палату с капельницами в руке и бюстом наперевес. Декольте, да и вообще видимая часть медсестры Ю., заняли все внимание пациента. И начал он потихоньку, пока та искала вену, лысого свободной рукой гонять.
И все совпало. Медсестра Ю. вошла в вену. Пациент, до того безмолвный, торжествующе кончил на медсестру.
..."Он меня напугал!" - объясняла пышущая жаром медсетра Ю., которую в буфетной полотенцами обмахивал весь личный состав отделения.
Врала, думаю. Вид у нее был не напуганный. С таким видом люди побеждают, скажем, на Олимпиаде, а не пугаются.
К тому же, посудите сами, можно ли безмятежно работать с одной частью пациента, когда вся остальная его часть на тебя бодро дрочит, как на портрет Ксении Собча
