Зеркало



18 августа, 2016

Ars longa vita brevis est

По больнице снуют люди в халатах, кто-то из них спешит на операцию, кто-то идет в процедурную. Нерасторопные молодые медсестры, пытаются систематизировать истории болезней. Ходячие больные неспешно прогуливаются, разминая кости. По коридору с разных сторон к VIP палате направляются два человека, они идут неспешно, разглядывая окружающих, как будто пытаются рассмотреть что то. Возле палаты они останавливаются:
- Оливьер – улыбнулся мужчина – Вот уж не думал тебя тут встретить. Что ты тут забыл?
- А, твое появление предсказуемо. Вы всегда были, есть и будете предсказуемыми.
- Ты не ответил на вопрос.
- Ты и так знаешь ответ, к чему задавать глупые вопросы.
- Он все искупил, поэтому твое появление явно лишнее.
- Это не тебе решать и не ему. Лучше пройдем и поговорим там, не люблю стоять в дверях и перед вратами, плохие воспоминания, знаешь ли.

Дверь распахивается, и они входят в палату, одна часть наполняется теплом и светом, и тут же вторая ее часть заполняется тьмой и холодом. На кровати лежит старик, многочисленные приборы, подсоединенные к нему, пытаются оттянуть время до последнего вздоха, но песчинки на часах бытия уже заканчиваются.
- Всегда удивлялся, насколько они беспомощны, когда умирают. Тираны, гении, короли, великие полководцы… Их беспомощные тела наполнялись зловонием и исчезали бесследно – незнакомец подошел к старику и нагнулся к его лицу.
- Отойди от него! Он пока не ваш.
- Хорошо, Уриил, как скажешь – присел в кресло Оливьер и отпил из бокала вино – Не хочешь угоститься? – поднял он бокал.
- Нет.
- А, зря. Как один из них сказал: Вино ведь - мира кровь, а мир - наш кровопийца, так как же нам не пить кровь кровного врага? За него была нешуточная битва. Ты помнишь?
- Помню. Только я не помню, чтобы ты там был.
- Ты или глуп или страдаешь провалами в памяти. Меня не интересуют человеческие пороки, кроме одного – жестокость. Сладкое слово. Человек способный на жестокость может изменить мир.
- Ошибаешься. Но спорить я не буду. Как жесткость относится к нему? – указал ангел на старика.
- Все-таки ты глуп – поставил бокал на стол Оливьер и подошел к окну. Жалюзи исчезли, стекло заволокло пеленой и сквозь нее проявились силуэты девушки, мужчины, которые стояли в огромной комнате, наполненной холстами…
- Для чего ты пришла?
- Папа, просто выслушай.
- Я не собираюсь ничего слушать! Ты шляешься год, черт знает где, и приезжаешь с брюхом, как последняя шлюха, позоря меня и весь род!
- Папа – падает девушка на колени.
- Я тебе не папа, не трогай меня своими грязными руками. Мне некогда выслушивать твои истории, мне надо работать, хотя для тебя это слово незнакомо.
- Это будет твой внук.
- У меня не будет внука, потому что у меня нет дочери. Убирайся, пока не спустил тебя с лестницы.

По стеклу проходит дымка, проявляется комната, кругом отбитый кафель и пожелтевший потолок, старая ванная, в ней, в багряном отваре из кипятка и крови лежит беременная девушка.
- Красота да? Несколькими словами отправил к нам две души. Люблю таких. Если бы у меня было сердце, оно наверно разорвалось бы от счастья в тот момент, когда он это делал. Ну, я смотрю тебе мало? Продолжим смотреть кино. Вообще, я подумываю стать покровителем киноискусства. Они ведь так любят, когда кровь льется рекой, и головы летят направо и налево, упиваются этим зрелищем.

По окну снова проходит дымка, на ней два молодых человека, за бутылкой портвейна клянутся в вечной дружбе и преданности, студенты художественной академии. Они спорят о планах на будущее, смеются и делятся идеями. Пролетают годы, как на быстрой перемотке мелькают люди и события, меняются и стареют лица…
- Извините, Станислав Николаевич, вас там к телефону просят – мнется служанка.
- Я же просил не отвлекать меня, когда я пишу! – бросает кисти мужчина – Что же вы за идиоты такие…
- Но, он говорит, что он ваш друг – протягивает он трубку.
- О, Боже… Да, слушаю.
- Слав, привет это Сергей. Узнал?
- Узнал. Что случилось?
- Ничего. Я только из больницы вышел, хотел бы встретиться поговорить… Я…
- Что ты? Ты наркоман конченный, который меня отвлекает.
- Слав, ты чего? Я же сказал я из больницы, я завязал, просто хотел поговорить, мне не с кем поговорить.
- Денег у тебя не у кого занять! Не дам ни копейки.
- Я не прошу денег, просто встретиться, я могу подъехать к тебе, внизу на лавочке полчаса посидим, поговорим и все.
- Нет времени у меня на таких как ты, иди, уколись где-нибудь и забудь этот номер – бросил трубку Станислав.
- Если этот идиот, еще раз позвонит, скажи, что он ошибся номером - отдал он трубку служанке – А, лучше вообще отключи все телефоны! Вот, потерял мысль… - вернулся он к мольберту.

Окно снова становятся прозрачным и Оливьер поворачивается:
- А, дальше знаешь что было? Бедный Сережа, через два дня он умер от передоза. Ты бы видел его глаза, в тот момент, когда его послал лучший друг, последняя ниточка в нормальную жизнь. И ведь он, правда, ничего не просил, кроме нескольких минут, и пары слов поддержки. И эту ниточку так искусно обрезали. Талант! Ладно, достаточно кино, потому что можно целый сериал снять, по таким эпизодам – вернулся в кресло демон.
- Я все это знаю, что ты хочешь мне этим доказать?
- Доказательство тут не нужны, суду и так все ясно.
- Оливьер, твое лукавство не знает предела, ты его и подталкивал к этим поступкам.
- Уриил, ты услышишь себя! Подталкивал? У нас свобода воли, он мог в каждом случае поступить по- другому, но он был жестокосердным, тщеславным. Он ставил свои картины выше людей, и не просто людей, а близких людей. Я лишь наблюдал. Поэтому, твои обвинения смешны.
- Он искупил свои грехи, тем, что своими картинами он вселял и вселяет надежду в людей, дарит им любовь и теплоту. Их сердца оттаивают при виде его полотен, серые будни превращаются в буйство красок, вызывая не поддельные эмоции. Грешники становятся праведниками, а заблудшие находят свой путь.
- Красиво, черт побери, излагаешь. Не зря ты покровитель искусства. Только во всем этом есть один нюанс, который ты упускаешь, так или иначе он был причастен ко многим смертям, он грешен.
-Он прощен…
- Ха-ха-ха, как у вас все просто. Со дня сотворения это грешного мира, вы как кусок говядины взвешиваете деяния на весах жизни и выносите вердикт.
- Потому что, Оливьер, два килограмма ваты всегда будут перевешивать килограмм, даже самых отборных камней.
- Согласен! Но! В данном случае у нас килограмм и того и другого. Хотя смерть не родившегося ребенка, может перевесить что угодно.
- Демон озаботился душой, не рождённого младенца? Не верю. Он нужен вам, чтобы влиять на умы и души грешников через картины и не более того. Ведь на любое произведение можно посмотреть с разных сторон. Ведь так, Оливьер? Душа, творящего разлетается сотнями и тысячами осколками и, оседает в его творениях. Его душа была создана Господом ему и принадлежит.
- Ошибаешься! Мы вложили в его душу дар. Дар творить. Отсекать все лишнее в своей жизни и быть творцом!
- Чушь! Он творил с Божьей искрой внутри – встал с кресла Уриил
- Не-е-е-е-т! Его рукой дьявол водил – кинул в стену бокал демон.

Палата начала наполнятся мраком, который пронзал свет. Ветер распахнул фрамугу, она снесла цветок, покоившийся на подоконнике, горшок с грохотом упал на пол и разбился вдребезги, разлетевшиеся осколки, как крупицы души усеяли все вокруг.
- Кх-кха – откашлялся старик и открыл глаза – Я чувствую вы тут… Чувствую, как вы рвете мою душу – прошептал он – Но, она не нужна боле вам, картин больше нет, пожар уже полыхает в галерее. Слышите меня? Вы слышите… Мой доверенный человек поджег сегодня там все.

На стенке включился телевизор, монотонным голосом корреспондент вещал: «Сегодня в 15:00 по Московскому времени произошло возгорание в галерее известного художника Станинского Вячеслава Николаевича, который сейчас, напомню находиться в Центральной клинической больнице. Пожару присвоен 5-ый уровень, по словам сотрудников МЧС, возгорание произошло сразу в нескольких местах здания. Из-за того, что зданию более 100 лет, сгоревшие деревянные перекрытия вызвали обрушение кровли. Сотни полотен оказались в огне. Мы следим за развитием событий.
- И сейчас, когда я умираю, я понимаю только одно, что ни одна из этих картин, не стоила слезы моей покойной дочери, первого вздоха ее ребенка, рукопожатия близкого друга или переживаний и страданий тех, кого я обидел. Ars longa vita brevis est – как говорили древние. Но, что такое вечность по сравнению с жизнью, в которой ты потерял всех близких, пусть это вечность и была в картинах и в величии…

Старик закрыл глаза, и тонкая полоска высветилась на мониторе.
- Странные они – сел в кресло Оливьер.
- Ой – вздохнул ангел – И не говори. Вся их жизнь сплошное противоречие и поиск того, что лежит у них под ногами. У тебя вино есть?
- Конечно…
- И что теперь? – отпил из бокала Уриил.
- Ничего! Его душа вечно будет скитаться по мирам в поисках глаз своей дочери…

В огромной мастерской в районе Арбата, стоят чистые холсты, и только на мольберте стоит картина молодой девушки, держащей на руках новорожденного младенца.

Posted by at        
« Туды | Навигация | Сюды »






Советуем так же посмотреть