У меня есть старшие братья. Пятеро старших братьев, представляете? Пускай, они не родные, а всего лишь двоюродные, в моей жизни они сыграли огромную роль. В памяти всплывают лишь обрывки воспоминаний моего детства и юношества.
Меня постоянно обижали. Прятки? Догонялки? Как вы думаете, кто был ведущим? Мы даже умудрялись играть в догонялки на велосипедах, когда я, самая неустойчивая и несуразная, не смогла вписаться в поворот и столкнулась с каменной стеной кирпичного кафе. Кровь, ссадины, соленые слёзы и взлохмаченные волосы – это их жутко веселило. Поднявшись с пыльной дороги, накинув на велосипедную «звездочку» слетевшую цепь, я поковыляла к дому. Злости не было. Со стороны, наверное, действительно выглядело смешно. Да и всегда понимала, что смех – всего лишь защитная реакция нашей психики. Впрочем, если падал кто-то из них, я тоже смеялась, словно дурная.
Когда один из них занял мою любимою кровать в стареньком деревенском доме, я впервые сказала матерное слово. Наверное, слово «сука» из уст мелкой девчонки действительно было нехорошим и обидным, поскольку впервые в жизни я получила затрещину. Хорошую, добротную затрещину тяжелой ладонью. Это было одним из самых важных уроков в жизни. Сидя в углу и глотая слезы, я ненавидела несправедливость.
После этого случая я никогда не употребляла бранные словечки в адрес старших. Особенно, если старший оказывался человеком мужского пола с тяжелой рукой.
Во девяностых годах братья гоняли на модной «шестерке» баклажанного цвета с тонированными стеклами на пустырь курить. Их мама сажала меня к ним «на хвост». А что, пускай малая покатается – говорила она. И каждый раз после пары выкуренных ими сигарет я получала по затрещине, опускала голову и слышала над ухом: «Только попробуй кому-нибудь рассказать!». До сих пор эти слова и этот хамский тон всплывают в памяти. Но это снова оказалось уроком. Я молчала, как рыба, даже под жуткими пытками не рассказала бы никому чем они занимались и откуда берут сигареты. И по сей день, каждый раз при подмывающем меня желании выдать чей-то секрет я вспоминаю эти слова и угрозы.
Когда мы купались в грязном отстойном пруду, ребята плавали, ныряли и снова играли в догонялки. Не обходилось и без издевок. Я, в купальнике в цветочек, «с юбочкой», залезала внутрь спасательного круга и только тогда прыгала в воду. Они пугали меня пиявками и ондатрами, которые, уж я не знаю – правда или нет, - скрывались в ближайших зарослях камышей. Возможно, братьям надоело догонять друг друга, вполне может быть, они хотели, что бы их догоняла я… Поэтому поддерживаемая их крепкими руками и наглотавшись мутной воды, я впервые поплыла.
Еще мы стреляли из «двустволки» по пустым банкам и бутылкам в саду. Иногда ребята стреляли в воробьев, а я плакала и умоляла больше так не делать. Настало время моего первого выстрела. Мимо. Второй – мимо. Слышу за спиной все тот же издевательский смех. Третий выстрел – в яблочко. Смех стих. Не знаю, как я очутилась среди яблонь и кустов смородины одна, но опустив оружие вниз,забыв что такое предохранитель, я прострелила себе ногу. Выстрел получился неожиданным. Руки затряслись, глаза наполнились слезами… Мне было очень больно. Но страх заглушал эту боль. Страшнее было стоять и дожидаться новой затрещины, потому что какие-никакие правила техники безопасности мне братья огласили заранее.
На протяжении всей жизни я много стреляла. Даже из АКМа с двухсот метров попадаю в цель. Но никакой преподаватель огневой подготовки в университете, где я училась, не привил мне правило соблюдать технику безопасности так, как это сделали мои братья.
Во времена моего полового созревания я начала пить деревенский самогон и гулять за ручку с мальчиками. Литр отвратного пойла стоил двадцать пять рублей, а вот мальчики находились сами. Но мне приходилось скрываться от братьев и пить эту бодягу с девчонками у колодца. В предвкушении субботнего вечера и деревенской дискотеки в клубе, я валялась на полу и смотрела телевизор. Ведущий в телевизоре орал громко и всем моим вниманием завладело беспонтовое телешоу.
Когда на моей спине очутился горячий утюг, я даже не удивилась. Вот такие у братьев были шутки. Снова крики, снова обиды…
В этот вечер я впервые пила самогон с братьями. В этот вечер я разругалась с первой любовью. Не в силах слышать оскорблений в мою сторону, братья отошли с ним поговорить. В этот же момент моя душа возликовала. Надо отметить, что потом этот парень никогда меня не обижал.
А когда у старшего родилась дочь, вопросов о том, кто будет крестной мамой маленькому созданию, не возникало. Правильно, ей стала я.
С другим братом мы могли уйти чинить в гараж старенький зеленый «Москвич» и просидеть на дровах весь день, болтая о чепухе, даже не притронувшись к крышке капота.
Один из них умер. Купался с сыном на речке и решил показать пример маленькому хулигану. Прыжок – перелом позвоночника – больница. Через несколько дней его не стало… Сейчас я могу только дурачиться с мелким и на кладбище класть прикуренную сигарету рядышком с крестом у могилы.
Сейчас мы все взрослые. Сейчас мы редко видимся. Часто я приезжаю к ним на дни рождения. Дарю либо деньги, любо дорогой парфюм. Они радуются, выливают на себя по пол-флакона и по сто раз повторяют «спасибо, сестренка». В один из таких дней, я поздравила брата последней тысячной купюрой, а до зарплаты оставалась долгая неделя. Надо ли говорить, что он ее положил мне в карман и заплатил за такси до дома?
А еще я сидела два месяца без работы. И знаете, они мне помогали. Устраивали собеседования, хлопали по плечу и говорили «все наладится!».
Скорее всего, вряд ли кто-нибудь из них прочитает эти слова. Да и я скупа на комплименты. Но я очень сильно их люблю. Семья, родственники – это святое. И все поучительные уроки пришлись мне кстати, несмотря на всякие затрещины.
Ребята, спасибо. За уроки, за затрещины. Именно вы научили меня правильным поступкам. Именно вы меня поддерживали в трудные минуты. Сашка, Сережка, Лёшка, Мишка и Колька. Жаль, что Кольке я уже не смогу сказать важные слова в этой жизни…
© Lipu4ka
