Кагда монеторы были не то што выпуклыми, а вапще ещо чорно-белыми, а самым казырным у них щиталось разрешение дваццоть на триццать букв, был у меня аднакласснег один, модели «Сирожа». Моск у Сирожи был наглухо отморожен ещо кде-то на первых годах своево существования (я подозреваю, што это случилось ф тот самый день, кагда васпитательницо тётяТаня забыла зогнать ево с прогулки в теплую группу децково сада и Сирожа пару часоф проторчал на улице с прилипшим к качелькам языком и смёрзшимися в районе задних карманоф штанаме), из-за чево все тринаццоть лет, што мне пришлось провести в нипесрецтвенной близости ат нево, были наполнены для меня аццким пазитивом, густо замешанным на пириломах, батином ремне и прочих децких радостях.
Учились мы токда классе в десятом, если содержимое моево скваречнега в ачиридной рас не найобывает меня. Хотя, «учились» - это не то што громко сказано, это я вас паходу сцуконах наебал аццки. А вапще-то хуле, в школе ведь появлялесь? Появлялесь. Значед – училесь и ниибёт. Большинство учителей к таму времени благополучно забили на нас хуй (у ково он был) и, устало выснуф языки, перманентно выводили нам тройки в четвертях, полугодиях и астальных пятилетках, но в начале таво самово дисятово класса появилась она. Новенькая Марьиванна, со свеженьким дипломом каково-то пидагогическово, наивными галубыме глазаме, третим размером сисег и не менее атмароженным, чем у Сирожи, мозжечком.
Только с обратным зарядом – на все нашы упорные прайобы и Сирожыны «нутычобля» она с не меньшим упорством хуйярила нам двойки адну за одной, не поддаваясь ни на какие правакацыи, и к концу первой четверти из наших с Сирожей строчег в журнале уже можно было не заморачиваясь заебошыть густонаселенный такой лебединый прудег, а нас самих тупо послать нахуй и смело отправлять на обочину жызни – какиме нибуть грущщегами в сельпо. Надо было што-то делать…
Решение кагвсигда нашол Сирожа. Он вапще на йебанутые решения скор был… Посмотрел па видику кено какое-то новое про шантажыстов – и фсё, песдец, праблема щитай решена. Единственное чо требовалось – это фотке Марьиванны в каких-нить интересных ракурсах, штобы было чем козырять. За слово «Фотошоп» ф то время могли спакойно еблет на сторону свернуть (мода токда такая была – за фсе неизвестные слова на фсякей случай по ебальнегу били), таг што выхот оставалсо один – тупо сходить и сфоткать, делов то.
Правда когда нас отпустило, мы каг-то засомневалесь, што она нам попозировать согласиццо, но и туд Сирожа не сплоховал. Метнуфшысь до дому, ебонат притащил штуг десять каких-то жолтых ампул, чють ли не с черепами на упакофке, шприц и каропку канфет «Птичье малако». «Нем-бу-тал, йопта!» - Сирожа, ниибаццо гордый аттаво, што выговорил такое длинное и сложное слово, деловито проколол штуг десять конфет (каторые ат этово чють ли не зодымилесь) и уложил их атдельной кучкой абратно ф пачку, а я за это время «па-бырому» съебалсо за фотегом. Кароче минут черес десять фсё было гатово к культпаходу и два далбайоба тронулесь ф путь.
Марьиванна встретила нас коротеньким холатом (Мне ещо такда «Прёт сцуко!» падумалось) и удивленныме глазаме, но после тово каг Сирожа зоранее заученным текстом заверил её, што мы пришли мириццо и решыли наконец-то взяццо за ум (правда вот через слово «соблаговолите» Сирожа минуты две перебраццо не мог), обрадовалась и убежала на кухню ставедь чайнег, а мы тронулесь в зал – выбирать плацдарм для фотошутинга.
Марьиванну правда несколько насторожыл фотоаппаратег «Зенит» размером с нехуйовый такой кирпич, каторый предательски выпирал кде-то в районе моево пояса, но Сирожу што называеццо «понесло» и он тиснул ей нехуйовую такую историю про двух юннатоф, каторые настолько любят природу, што ф пагоне за очередной фатаграфией реткой птицы забываюд буквально аба фсем, даже (ужоснах) аб радной и милой сертцу школе. Чуть даже слезу сцуко ф канце россказа не пустил. Растроганная Марьиванна шумно высморкалась ф салфетку, ат избытка чуфств закинула в себя аж две конфеты, поморщилась, састроила да ахуения удивленное лицо, а потом со фсево маху уебалась очками ап стол и мерно засопела.
Какда мы перенесли её на диван и для красочности сцены распахнуле холатик, миссия чють не сорвалась фпесду, но сцуко тяга к абучению фсё же переборола аццкий стояк и сопстно фотосессия таки началась. Сирожа скакал вакрук неё каг молодой джейран, то поправляя холатег, то оттягивая лифчег, и ведь не сорвался ни разу! Глыба блять, а не чилавег. Дубовая правда, но эт хуйня. А вот пад канец ево ебанутая натура всё же взяла своё. С криком «Сматрибля, гыгы!» Сирожа достал свой болт и положил ево Марьиванне на раскрытую руку, собираясь принять героическую позу, но вместо этово вдрук позеленел лицом и с децл окосел глозаме, после чево начал пищать какую-то хуйню про какую-то дуру. Хуйивознает, чо там Марьиванне снилось кароче, но Сирожины яйца оказались вдрук тупо зожаты в иё натруженном выведением двоек кулачке и нифкакую не желали покидать ево, потрескивая от давления и зоставляя Сирожу вытанцовывать па из неизвестной доселе разновидности краковяка.
Судорожно саабражая «Чоблятьнахуй делать-то типерь?», я вдрук услышал, каг во входной двери поворачиваеццо ключ. Песдец… Едва я успел спрятаццо за дверцей аткрытово шкафа, каг в зал зашол нехуйовый такой бритый бычаро ф спартивном кастюме, каторый ат увиденново паранял на пол пакеты с прадуктами и сопцтвенную челюсть, а патом взял и с лету въебал Сироже в левый глаз. Вы када нибуть видели напольную грушу на пружине? Я ф тот день первый рас увидел. Сирожа вырубаеццо и начинаед падать, но тут рука Марьиванны с Сирожиными яйтцаме вытягиваеццо пад ево весом на фсю свою длину, кулачог сжымаеццо еще сильней – и Сирожа маментально приходит в себя, с визгом вскакивает и получает уже ф правый глаз. И таг по кругу –рекурсия, хуле.
Я хуйивознаит чо не выдержало бы первым – Сирожины йятца или Марьиваннин кулачог, но дожыдаццо практическово решения этой интересной дилеммы я не стал. Бычаро словил по бритому затылку табуретом и улегсо рядом с нинаглядной, Марьиванна получила ту же порцию мебели и наконец-таки отпустила Сирожу, а сам гирой бальново мозга наконец-таки упал рядом с диваном, тоненько завыл и са спакойной душой вырубилсо. Пришлось ево до дома за ноги волочить, не бросать же товарисча…
Вопщем, историю удалось зомять. Марьиванна перевелась в другую школу учительницей ночальных классов, Сирожа был аццки отпижжен отцом-ветеринаром и отправлен к бапке в колхоз, а я получил-таки песды от Марьиваниново мужа и месяца два провалялсо в больничке, с жалостью фспоминая засвеченную фотопленку с зачотным рипартажем, каторой бычаро все порывалсо меня придушить…
З.Ы. А праблему с аценками пришлось старыми способаме решать: тупо спиздили классный журнал и скурили ево ф падвале.
© БС aka БС
