Жили-были дед да баба, а потом взяли и померли. В колхозе «Новый путь». Осталась Галка хозяйкой хаты и дурковатой младшей сестры Алёны.
Зав свинофермой – лицо ответственное и почётное, а вовсе не Галка-свинарка, закройте рот, мамаша. На танцы-пляски времени нету, но невеста видная, грудь идёт впереди – за нею Галка. Щёки красные, дом кирпичный красный, газ проведен, глаз подведен и колодец во дворе. Бери такую жену и живи. А сестрица в вечных наймычках за кусочек колбасы да обноску – снова-таки польза.
Села как-то раз Галка у окошка, подождать жениха посолиднее, заодно семенами подсолнуха подхарчиться. Гам – тьфу, гам - тьфу, и шелуху с подоконника сдуть. Вот бы Толик, ветеринар, её посватал, что ли, гам - тьфу. А по двору куры ходят пёстрые и петух, их Алёна кормит.
Смотрит Галя на сестру и внезапно понимает, что та с конкретным таким животом, и запросто может со дня на день разродиться. И как живот вчера не виден был – уму непостижимо. А также позавчера и на прошлой неделе. Галку чуть кондрашка не хватила. Куда теперь эту тварь с её ублюдком девать? А кто работать будет? И как с двойным довеском замуж Галке выйти? Сестра-работница – одно. А половозрелая идиотка с регулярным приплодом – совсем другое.
Трепала Галка дурковатую, пока из сил не выбилась. И мокрой тряпкой и просто руками била. Всё пыталась выяснить, какая сволочь её тёткой сделала, чтоб пойти и очи выдавить. Но дура оказалась не дурой и под пыткой ни в чём не призналась, только мычала, пришлось плюнуть. А через месяц вышла дура из дому с ведром, напоить телёнка, а вернулась с малышом в переднике, крепким, крупным и здоровым. Пришлось записать Иваном.
Ненавидела Галка ублюдка люто. На руки взять? Да не смешите, хоть бы околел. А Ванька, как на зло, и не болеет почти, жрёт и растёт, спит и растёт, в пелёнки гадит – и снова растёт. Идиотка на поле – пацан в хате лежит и орёт. Прибежала, покормила, снова работать.
Заскочила как-то Галка с фермы домой, дуры нет, на прополке, трудодни отрабатывает. Ублюдок полугодовалый тётку увидел, и руки стал тянуть и хныкать. Хотела кинуть хлеба краюху, чтобы стал во рту мусолить и затих, пока мать не придёт, но тут накатило на Галку. Да так, что в глазах потемнело и лишилась она в одночасье и разума и чести.
- Соскучился один? Будет тебе общество!
И взяла Галка Ваню на руки.
И с великим омерзением отнесла на ферму.
И к свиноматке с поросятами в загон забросила.
Свиноматку звали Фрося, была она злой, как дьявол. Зазеваешься, грызанёт – мяса шмат долой. Жёлчная по жизни, как опоросится – просто сатанеет. К ней ублюдок и попал.
Напрасно свиньи грязными слывут. Свинья - животное аккуратное, даже косточки не оставит. Ей плевать, какое мясо есть: человечину, говядину или свинину. Она и собственных детей может слопать, если что не так.
Ничего не знаю - не ведаю, был Ванятка да сплыл.
Поздним вечером сторож Лёха вышел покурить на лавке. Самогона выпить, глядя на луну, соловьёв послушать, на землю сморкаясь.
Фиг тебе, а не соловей. Свиньи орут – раздираются, словно кто-то забрался на ферму и режет по одной. Взял Лёха монтировку наперевес и пошёл вдоль загонов, ступая осторожно, как в кино. Туда-сюда заглянул – никого нет, а визг стоит невероятный. Посветил фонарём по загонам – нет причин для беспорядка. Напоследок к свиноматкам заглянул. А у Фроси среди поросят один какой-то странный ползает и громче всех орёт… Присмотрелся Лёха получше и чуть не обосрался.
- Ты это видела? – он показал свинье монтировку и полез в загон. – Даже не смей подходить. Звездану, так мало не покажется.
Почему сатанища Фрося не тронула Ванятку, так загадкой и осталось. Может, напомнил он ей поросёнка, а может, оказалась свинья человечнее свинарки, но вернулся Ванятка домой, к дуре-мамке и суке-тётке. Скандал в селе замяли, и постепенно Галка смирилась, что замуж, пожалуй, не выйдет. А там и Алёна простыла, захворала и угасла как свеча, остался Ваня с тёткой вдвоём.
Жрёт ублюдок и растёт, жрёт и растёт, обжирает тётку. Впрочем, без дела не сидит, там и сям метнётся, по дому поможет, рыбы наловит и продаст, себе рубашку купит. Опять-таки, при свиньях наловчился – покормить, убрать, даже колоть помогал. А время идёт: щёки вянут, виснет грудь у Галки, теперь любому завалящему была бы рада, но, видно не судьба. Так в старых девках и осталась. Ванятка тем временем школу закончил, и неплохо, далеко не дурак. Ещё с годок на ферме поработал и отправился служить Отечеству. Писал корявые письма – жив, здоров, пришли варенья. А из армии вернулся почему-то не привычный мальчишка-ублюдок, сын идиотки-сестры, а двухметровый мужичина, в дверь вошёл – просвет закрыл. Целое Иванище. Да прихорошенький, подлец. Галка всё, бывало, смотрит на него и диву даётся, кто это на сестру-идиотку вылез, на кого Иван похож? Нет в селе такого.
На ферму Иван не пошёл, устроился в лесничество. Взял кредит, место выбил на холме, домину себе отгрохал – мама не горюй. Хозяйство завёл – двух коров и свиноматок с десяток. Выплатил за дом – взял кредит на машину. Твёрдо на ногах стоит.
- Живи себе, тётя Галя. Ты меня вырастила – теперь я тебя кормить буду.
Живёт Галка, как у бога за пазухой, за свиньями по привычке ходит и бдит, чтобы девок отваживать вовремя. А этой дряни вокруг Вани – как говна, кроме шуток. И плевать, что Иван безотцовщина, так и лезут целыми пачками.
- Ты, Ванюша, со Светкой не ходи – шалава настоящая.
- Катька прибегала, так я не пустила – мать у ней натуральная курва, и дочь туда же.
Расплевалась Галка со всеми соседками, так и сяк за Иваном шпионила, но всё равно проморгала. Нашлась-таки сучка, затащившая Ванечку в районный ЗАГс. Змеёй мимо тётки просочилась и вылезла на шею.
Люди, как всем давно известно, существа мирные, добродушные, не злопамятные. Именно поэтому, из самых лучших побуждений, на другой день после свадьбы, Иванова тёща поведала зятю, что родная тётка Галка, его, младенца, свиноматке забросила. И что иначе, чем ублюдком, никогда не называла. Иван оторопел, а затем впал в ярость. Молча увязал в два узла все тёткины шмотки и вышвырнул из дому, как нагадившую кошку.
- У тебя свой дом – живи. Колхоз пенсию платит – вперёд, чтоб ноги твоей больше здесь не было.
Бродит Галка по пустой старой хате и давится злобой.
Вот и делай добро после этого. Приютила сироту, в детдом не сдала, выкормила, в люди вывела. И где, скажите, благодарность? Погоди, повоешь ещё без тётки… Змею на груди пригрела, собственными руками вскормила целое горе.
А горе себе живёт и горя не знает. В лесничестве служит, свиней на продажу растит и телят сдаёт. Сын у Вани родился, через год – дочка. В домине на холме тёща хозяйничает, внуков нянчит, а Галка-свинарка в старом доме, в четырёх стенах бесится. Бесилась, сплетничала, пока инсульт её от злости не хватил. Нашла соседка Галку у колодца, а из больницы вернулась баба совсем калекой. Тощая и страшная, ногу тянет, руки дрожат, через слово заговариваться стала.
- Чего ты, Ванечка без настроения?
- Да так, взгрустнулось.
- Далеко собрался?
- Погоди, сейчас вернусь.
Выскочил из дома и к тётке побежал.
- Прости меня, тётя Галя, дурака, если можешь.
- Бог простит, и ты меня прости.
Заплакал Иван, взял старую тётку на руки, как ребёнка, и понёс к себе домой. Сам за ней ухаживал, кормил из ложки, переодевал. А когда отмучилась Галка положенный срок – помыл, одел, уложил в хороший гроб, привёз священника отпеть, похоронил честь по чести, и на всё село поминки справил.
© Мари Пяткина
