В жизни своей я имела счастье, а также несчастье проживать по соседству с самыми разными людьми. И так как в деревне Гадюкино по-прежнему дожди, а встала я сегодня ужас как рано, захотелось мне растечься ехидными воспоминаниями о своих сожителях и застеночниках.
Первой у меня была Нина. Жили мы с ней студентками в одной комнате в квартире у чудной старой еврейки Альвины Георгиевны, которая не преминая случая утверждала, что она русская, это у нее просто лицо интеллигентное. Но меня папенька еще в детстве научил отличать евреев от остальных, а потому ввести меня в заблуждение нашей хозяйке не удавалось. Особенно с учетом, что она палилась своей экономией и любовью к дисциплине. Бывало, станет, ручки так на животе сложит и говорит: "Девочки, ви же должны ходить как кошечки, а не кабаны, легше надо передвигаться по квартире, легше, а то ви так никогда не докажете мине, шо вернулись со своих танцулек не заполночь".
Так вот Нина. Красотой и статью она сильно не блистала, и все время хотела уехать в Германию. Чтобы никогда не возвращаться в наше захолустье.
Надо сказать, ей это удалось, о чем мне победно сообщил профиль в Одноклассниках. Но отъезду предшествовали долгие годы борьбы за красоту. Самым выгодным местом в Нине были волосы. Они выгодно отличались густотой, блеском и.. запахом. Нина регулярно делала луковые маски. А так как спали мы с ней на одной большой кровати, то естественно, каждый помыв красивой нининой головы сопровождался жестоким амбре на всю ночь. Я мстила сном в наушниках, из которых весело лился Раммштайн.
Потом у меня за стенкой уже персонального жилища жил Вадик. Молодой и весьма симпатишный вьюнош служил менеджером при какой-то конторе, ходил в костюме и с портфелем, передвигался на Матизе, а также имел в женах барышню крестьянской породы с косою до пояса и огромными телячьими глазами. Имел он ее по часам и громко. Четко в 5 утра Вадик просыпался у меня за стенкой и начинал синхронное плаванье. Барышня охала и периодически с грохотом наворачивалась на пол. Вадик издавал победные вопли и догонял ее в том самом углу, где находилась спинка моей кровати. К семи утра процедура заканчивалась и подаван топал в душ, где голосом Баскова напевал "памяти Карузо". Днем молодуха отсыпалась, а к вечеру изрядно потрудившийся Вадим, отужинав и придя в себя, четко дождавшись 11 вечера, принимался за старое. Где-то к трем ночи они успокаивались. Я мечтала мстить тем же, но с личной жизнью как раз было какое-то западло, и поэтому оставалось выразительно смотреть Вадику в глаза по утрам на стоянке, безрезультатно пытаясь вызвать в нем соседскую совесть. Вадик принимал мои испепеляющие взгляды за одобрение и принимался за дело с новой децибельной силой. Через полгода они с заметно похудевшей женой съехали, и в моей душе воцарился покой.
Еще у меня была Ленка. В тяжелый период жизни, когда с одной квартиры меня выгнали, а вторую я никак не могла найти, пришлось мне пару месяцев пожить на подселении у девочки-риелтора. Лена страдала клептоманией, всеми расстройствами речи и безудержной страстью к мойве. Это такая соленая рыба, которая нереально воняет и хорошо идет на корм котам. Лена питалась исключительно мойвой и перловкой. То ли в целях экономии, то ли в ее родимой деревне так было заведено, но на мои борщи и утки в яблоках Лена взирала с презрением, смачно почавкивая хвостиками мойвы по всей квартире. К мужикам она испытывала такое же презрение, как к моей утке, и на любые притязания особей противоположного пола шепелявила рыбным запахом изо рта: "Не для тебя, кожла, меня королеву мама раштила". Когда Лена купила меховую жилетку из лисы (по моему глубокому подозрению, этому посодействовала пропажа трех сотен долларов и пары золотых колец у меня из ящика), она так возгордилась, что совсем перестала со мной здороваться, и мне пришлось переехать, даже не отомстив.
Последними моими украинскими соседями были Леша и его девушка. Ребята безусловно тихие и мирные, но с болезненной страстью к мыльно-рыльным процедурам, а также ежедневной стирке всего на свете. Лешина девушка именовала его не иначе как Алексей Алексеевич, из чего предполагалось, что у Леши как минимум высокое звание. Какое именно, стало понятно через неделю, потому что каждый день на веревочке перед дверью, которая предназначалась для сушки белья, появлялось с десяток лешиных трусов. И все время разные. То, что в ветреную погоду это все романтично хлестало по лицу всем мимо проходящим, то полбеды. Но меня все время подмывало спросить: неужели Алексей Алексеевич носит настолько высокое звание засранца, что об этом должен знать весь двор? Хотя я возможно излишне консервативна и придирчива и просто не могу простить им ветреную погоду, да.
Любители стирки меня преследуют, впрочем. Вот и сейчас у меня за стеной громко гудит стиральная машина, как и каждое утро на протяжении последних двух недель. Откуда у молодой пары столько грязных шмоток, что нужно запускать машинку по три раза ежедневно, мне невдомек, но я подумываю над покупкой перфоратора. Просто так. Из вредности.
http://nata-scherbina.livejournal.com/94012.html
