У нас во дворе был мальчик из неблагополучной многодетной семьи. Он приходил в своём перешитом сто раз пиджачке, садился на лавочку, закуривал папиросу и произносил неизменную фразу:
"Пыдза-ебался я что-то"
Вот именно так: не "подзаебался", а "пыдза-ебался"
И мы его так и прозвали - Пыдза.
Мы ничего про него не знали, где учится, и учится ли вообще, что ему интересно и вообще стеснялись, что он сидит тут. Старались не общаться. Ещё подумает кто-то, что он наш друг. Он был заморышем с лицом старика.
Часто он садился на траву возле теннисного стола и смотрел как мы играем. Стол был кривой от дождей, на деревянных столбах, вкопанных в землю. Ракетки, шарики и сетка были дефицитом и поэтому если уж кто-то их где-то добывал, то собирались все. На игру, разумеется, была очередь, которая занималась с утра и блюлась свято.
Приходил ещё великовозрастный микроцефал, которого мы звали Коко. Слов он знал немного, но очень любил имитировать животных, особенно как квохчет "кувощка" Едва завидев нас, расплывался улыбкой имбицила и начинал своё "кококо". Ему было по кайфу, как мы подначиваем его и радуемся тому, что взрослый вроде бы дядька - и такой дебил.
А Пыдза его не подначивал. Они садились вместе на траву и смотрели на нашу игру. И тогда мы их стеснялись обоих, что кто-то может подумать, что это наши друзья.
Однажды во время игры к нам пришли пацаны с другого двора, отжали по быстрому ракетки и начали играть, умышленно портя инвентарь и унижая нас всячески словами, плевками, жестами.
И мы все зассали что либо возразить. Да что там зассали , жидко обосрались - все знали, что по ним тюрьма плачет.
И тут заговорил Пыдза.
- Сейчас не твоя очередь играть, - сказал он твёрдым голосом наглому белобрысому чужаку, первому завладевшему ракеткой.
Белобрысый чувак молча развернулся и въебал Пыдзу с ноги в ухо.
Но Пыдза не только не слёг, он встал и в ответ въебал белобрысому в челюсть.
Силы были не равны, Пыдза был один, а их трое. И он был заморыш. Ещё несколько ударов и казалось, что Пыдза рухнет с его комплекцией семилетнего ребёнка и лицом старика, изможденного раком. Но он каким-то чудом стоял.
И тут раздался какой-то немыслимый клёкот орла-кондора и на сцену выскочил Коко. Я никогда не видел его таким. Это был просто разъяренный орангутанг. Он махал асинхронно своими мощными ручищами и делал жуткие глаза. Желтая слюна из перекошенного рта капала на грудь.
Так то он никого не ударил и скорее всего не умел драться, но был страшен. И наши вороги в панике бежали, побросав в нас ракетки и крича, что у нас друзья психи и значит мы тоже дебилы. И больше никогда не вернулись.
Мы тогда немного успокоились, подшаманили сетку, выправили вмятину на шарике и снова стали играть.
А они снова сели на траву смотреть. Заморыш Пыдза и олигофрен Коко.
