Зеркало



23 октября, 2017

Вареник

Зима в зоне — это сиреневый ад. Она проходит, словно пряча от посторонних душ нечто телесно–сакральное. То ли знание, то ли хуй поймешь шо...

Профессиональный бомж по кличке Вареник и в зоне не забывал о своем призвании истинного бродяги в полноте. Ходил он со свертком полиэтилена подмышкой, в двух фуфайках, с быстрыми вшами на лице.
Начальник войскового наряда по кличке Вова Футболист (он как–то во время бунта и от отвращения — отфутболил ногой отрезанную голову зека, со словами: — Гол тебе сука, гол...) пускал Вареника в обезьянник на всю смену спать "по зеленой", но не от человеколюбия, а в силу прагматичного опыта — бог его знает, куда забьется спать это полу–животное на промзоне, ищи его потом на пересчет.
Вареник был, конечно, с придурью, но кушать тоже хотел, и, как и все зеки: голодал тогда, в девяностых, на строгом режиме. Утром капуста, в обед капуста в воде и вечером тоже — капустаблядь.
Вареник пасся за столовой и подъедал словно стервятник какой: шелуху от картофеля, костный мозг, акриды и дикий мед.

Как–то раз:
Утро. Лютый пиздец зимы. Развод по карточкам на работу. Снег падает ладонеобразными плитками хлопьев, словно ебошит уничижающие пощечины прямо по изголодавшимся по всему, от ласки до ласкового, не столько по дому, сколько по домашнему — дикие, исковерканные жалкой злобой и агрессивной жалостью к себе ебала осужденных по разным статьям к почти одинаковым срокам.
Это такой "ПО".

Благообразный мат выдыхает остатки тепла вперемешку с дымом и запахом духовной мертвечины. Это мужики почти все. На них держится зона. Они идут на завод. хуячить как и положено мужику по жизни. Лесопилка. Сталеварка. Механический цех. Ширпотребка. Расконвойка. Пошей мне тапочки мужик, белые тапочки для жены, она не приезжает уже два года.
Солнце стыдливо прячется в серо–белом небе, словно не может смотреть на то, что делает с собой человек и задыхается в его внутреннем тумане. Зыбкая рябь говорливой фени, лай конвоиров на закуривших в строю...

Вареник подошел к стене межреспубликанской больницы почесать забор о спину. Вши едят его самые недоступные для рук места. С хрустом он трется, приседая и урча о неровный угол бетонной челюсти.
Мимо Вареника, с траурной охраной, проводят коня на убой в столовую. Вареник краем глаза замечает:
ХУЙ С ЯЙЦАМИ.
И понимает: это лишнее. Это жрать не будут. За это не спросят и это: Мясо.
Не долго думает ибо нечем.
Он чувствует хавчик сердцем. Маниакально сжимая ягодицами спрятанную в жопе заточку. Вареник пробирается следом за дичью в самое укромное по дороге на камбуз место. Зима помогает ему. Утренняя ночь лижет его мокрую от перевозбуждения холку. Рука залазит в жопу, достает нож.
В самый одинокий, конский момент строгого режима Вареник бросается под задние ноги этой приговоренной к съедению туше и вырезает на живую хуй с яйцами. Для этого нужно время. Конь, хоть и угандошенный жизнью, но таки довольно резво отталкивается от земли всеми четырьмя копытами, словно хочет взлететь, да крыльям пизда.
Это Кастрация Бескрылого Пегаса.
Его охрана, разлетается в стороны от ужасного и далеко не конского крика о безысходном не спасении. Охране страшно. Кому–то в самое чрево врезается копыто. Слышно, как с чмокающим чпоком лопается вкрай охуевшая от такого обращения человеческая печень. Непереводимая игра слов с лошадиной истерикой вперемешку, плюс кровавые пятна и полное отсутствие понимания того, что именно происходит, делают эту картину похожей на кошмары Иеронима Босха спящего в обнимку с Лавкрафтом.
Но что вы знаете о человеке, который видит цель, хочет есть и не знает препятствий? Вареник получает свое...
Остальные тоже. Это воздаяние поданное как перфоманс и в то же время — обычные будни строго режима.
Зимним утром по ВВК 81 ломился уматовый конь и сбивая зеков оставлял на снегу красный пунктир желания жить вопреки тому, что уматовые кони не знают, что такое жизнь.

Вареника не видели на пересчетах трое суток. Мусора за него не боялись. В последний раз когда его пытались освободить по УДО, Вареник устроил животную истерику прямо в бане. Он резал себя бритвой и мычал:
— МОЙ ДОМ ТЮРЬМА, МОЙ ДОМ ТЮРЬМА!!!
Такой не убежит. Его дом ТОЛЬКО тюрьма. И это не пустые слова бравады, сказанные вором в генеральской папахе с красной звездой. Это отчаянное существование живого когда–то Человека. "Оно тоже когда–то было ребенком, пускало слюни и его любила мама".

На третий день Вареник появился в параше второго отряда на большой локалке. Зашел в умывальник и расстелил там свой целлофан. Положил на него добычу и свежевал ее, ни мало не заботясь о остроумно–шутящих за этот движ зеках. Чистящих зубы. Принимающих вечерний тазик ванны.
Его выгнали. Но главное Вареник сделал.
Порубав сей хуй на пятаки. Он выварил это в трехлитровой банке и тем и спасся под конец истории.
Профессиональный бомж по кличке Вареник пережил как минимум сто человек в ту зиму, а умер от того, что изнутри его съели черви нечистоплотности...
Но это было уже в следующую зиму. В той следующей зиме, коней заводили в жилку только по предзоннику. Так еще заводят беженцев, сук и воров в законе. Словно пряча от посторонних душ нечто телесно–сакральное. То ли знание, то ли хуй поймешь шо...

Зима в зоне это сиреневый ад.

Posted by at        
« Туды | Навигация | Сюды »






Советуем так же посмотреть