Вот казалось бы: все мы тут люди взрослые, в Деда Мороза уж лет сорок как не верим, но при этом всегда плюём через левое плечо, просыпав соль, трижды стучим по дереву, чтоб не сглазить, и, вернувшись с полпути домой за забытым телефоном, обязательно показываем в зеркало язык — иначе ж дороги не будет, или не помню уже, что там ещё ужасного может произойти. Ну а если уж вдруг внезапно приключается какая-то непредвиденная крупная срань — многие и к бабкам-колдуньям сгонять с нею не побрезгуют. А чо б вот и нет-то? Как говорится, «есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам» ©
О таких делах, ясен пень, мало кто во всеуслышание станет рассказывать, но я-то точно знаю, что к потусторонней помощи хоть раз в жизни, но прибегал в разной степени практически каждый. Вне зависимости от пола, возраста, и социального статуса.
Кто-то ходил к бабкам погадать на кофейной гуще на тему «любит-не любит», а кто-то на полном серьёзе ездил советоваться к какому-то там очень именитому телеэкстрасенсу, по вопросу: стоит ли сейчас вкладываться в добычу меди где-то в Перу, или нет там никакой вообще меди нихрена?
Ну а некоторые, особо впечатлительные граждане, даже плотно потом подсаживаются на всю эту колдунскую хрень, и потом у них от этого башня начинает течь разноцветной вермишелью. Страшное дело, между прочим.
Вот, например, у моей собственной младшей сестры один её пра-пра-прабывший мужик однажды так флягой засвистел на отличненько. И ладно б, это ещё был какой-нибудь хипстер-дурачок с тонким душевным интерфейсом, или там ролевик-толкиенист с прибабахом — от этих-то всякого ожидать можно. Но тут-то был не хипстер, и не ролевик, а аж целый и с виду совершенно адекватный сотрудник полиции!
Однако ж после того, как Машаня вежливо предложила этому должностному лицу интеллигентно расстаться, пожав друг другу руки — он почему-то так и не смог поверить в естественность такого поворота событий, и решил, что тут явно не обошлось без тухлоглазых завистников, наславших на их с Машаней пару всякую колдунскую порчу и кладбищенский отворот.
Мы вот до сих пор не в курсе, кто и зачем присоветовал тогда бедолаге обратиться за помощью к какой-то очень сильной бирюлёвской ведунье — Госпоже Тамаре — но та, походу, просто откровенно стебалась над несчастным мужиком, заставляя его творить за собственные же деньги какую-то лютую дичь, от которой мы с Машаней временами неиллюзорно так подссыкивали.
Ибо если поначалу этот отверженный дядя Стёпа просто тайно обклеивал по ночам Машанину машину жёлтыми стикерами, со всякими там народными заговорами, типа «Из тела в тело любовное дело, кровь моя — любовь твоя, прут в лесу гнётся, знаю куда воткнётся. Аминь» — то дальше его перформансы становились всё более напрягающими.
Периодически мы с сестрой обнаруживали у себя под входной дверью какие-то стрёмные пёсьи баребухи из непонятного говна и чьей-то волосни, а на самой двери — нарисованные по углам кресты и всякие масонские коды Да Винчи.
Ну а финальным аккордом стал уже непосредственно личный визит самого гражданина потерпевшего, уговаривающего Машаню съесть с ложечки «кусочек коры от одинокой осины», дабы вернуть им обратно их сглаженную врагами любовь.
Вот после этого визита я уже задарила сестре электрошокер, а сама она прицепила на приборную доску своей машины три иконки и на всякий случай стала возить в багажнике бейсбольную биту.
Если что, это всё было очень давно, и тогда ещё держать такого рода девайс в своём авто не то, чтоб поощрялось, но особо и не возбранялось.
И вы только не подумайте, что я сейчас так по-феминистски цинично просто издеваюсь тут над поехавшим на почве несчастной любви мужиком — на самом деле я и сама как-то пару раз вписалась в такие магические ритуалы, что аж вспоминать об этом стыдно. И, кстати говоря, не без Машаниного, между прочим, участия.
Про одну такую позорную историю я вам сейчас и расскажу. В красках, в лицах и в формате 5D вообще.
Случилось это всё тыщу лет назад, очень задолго до того, как Машанин полицейский зашумел камышом — тогда и полиции-то никакой в нашей стране вообще ещё и не было — милиция доблестная только — да и самой Машане на тот момент едва пятнадцать лет стукнуло. Ну а мне, соответственно, было тогда лет двадцать. И от меня как раз только-только свалил к другой бабе муж, не оставив нам с полуторагодовалым Дюшей ни своего обратного адреса, ни хоть каких-нибудь денежных средств. Ситуация меня очень печалила, и я уже даже подумывала дать в газету «Из рук в руки» объявление о продаже почки, но тут ко мне нагрянула в гости группа поддержки в лице моей лучшей подруги Юльки Ершовой, а у той для меня имелось аж две прекрасных новости, которые она мне прямо с порога громко и озвучила.
Новость первая: «Лидос, твой муж однозначно никогда не заболеет СПИДом, потому что он как есть гондон!»
И новость вторая: «Быстро одевайся — я щас отвезу тебя к одной мощной колдунской бабке, и она там быстро вернёт тебе это говорящее резиновое изделие обратно!»
Я вяло запротестовала: мол, да мне и даром не нужно обратно это непонятно кем уже поюзанное изделие, но Ершова была настроена решительно: «А деньги на пропитание тебе тоже, что ли, даром не нужны? Не хочешь сама на них питаться — да ради бога, на дворе, вон, лето стоит, а у вас за бойлеркой крапива по пояс растёт — можешь суп из неё себе варить хоть до сентября месяца. А вот Андрюху я тебе пестицидами всякими травить не дам: пусть евойный папаша его подобающим образом и питает! Витаминами Цэ там разными, ну и прочими жвачками с Телепузиками, как по ГОСТу положено. Так что заканчивай уже строить мне тут из себя сильную и независимую женщину — быстро одевайся, и погнали: там нас такси уже полчаса ждёт у твоего подъезда!»
С Ершовой всю жизнь было бесполезно о чем-либо спорить, поэтому я сдалась быстро, без особого боя, и покорно поехала вместе с ней к её мощной колдунской бабке.
Надо сказать, что эту колдунскую бабку я себе представляла как-то иначе. Ну, что-то типа такой старой ведьмы Бабы-Яги, с черным котом на плече и с большой волосатой бородавкой на носу. Поэтому, едва только узрев на пороге квартиры обычной свибловской девятиэтажки открывшую нам дверь старушку — я уже сходу поняла, что никакого возврата пропитания нам с Дюшей тут стопудово не светит. Меньше всего Юлькина бабка походила на ведьму с котом, и больше смахивала на боцмана Ррррому из того детского мультика про Боцмана и попугая. У старушки были такие же пышные чёрные усы, мощные мышцастые плечи, обтянутые старой тельняшкой, а на правой руке ещё виднелась какая-то блёкло-синяя татуха, подозрительно напоминающая якорь. Хотя, возможно, это было какое-то специальное ведьминское клеймо, хрен её знает. Я в этих колдунских бабках ни черта не разбираюсь.
Мои опасения подтвердились, когда бабка-боцман с порога одарила меня устрашающе-колдунским взглядом, вздыбила усы, простёрла перед собой свою мощную лапищу с якорем, потом закатила вверх глаза, явно кося под Вангу, и пробасила:
— Вижу! Вижу, любишь ты чернобрового!
Я, нисколько не изменившись в лице, молча стояла перед открытой дверью, в ожидании хоть какого-нибудь продолжения. Но его всё не было.
Зато в лице очень изменилась Ершова. Одним глазом она с благоговением смотрела на бабку в теле боцмана Ромы, а другим изо всех сил мне подмигивала, как бы говоря: «Видала, чо творит старая, ну? Войти ещё не успели, а она тебе уже с порога — хабыщ — и всю правду-матку выложила, как она есть!»
Минута молчания явно затягивалась, поэтому я решила ускорить процесс, и вежливо ответила:
— Это просто поразительно. А про брови так вообще. Нынче чернобровых мужиков днём с огнём не сыщешь — кругом же одни альбиносы, а мой-то мужик да, как раз вот на удивление чернобров. И черноус даже местами.
Тут Юлька ощутимо ткнула меня локтем в бок, и я заткнулась.
Бабка-боцман тоже ничего нового не сказала, и, развернувшись на 180 градусов, зашагала куда-то вглубь квартиры, молча предлагая нам с Ершовой следовать за ней.
И мы проследовали.
Пройдя метров пять по коридору, бабка зарулила на кухню, где одной рукой помешала половником булькающий на плите борщ, а второй сунула себе в зубы беломорину, выбив её одним щелчком из валяющейся на столе полупустой пачки, щёлкнула зажигалкой и глубоко затянулась. А затем, неодобрительно глядя на меня, выпустила облако вонючего дыма, и сказала:
— Значит, так: я тебе сейчас дам овса и сахару...
Я непроизвольно возмутилась:
— Я что, лошадь что ли? Зафигом мне овёс-то? И сахар тоже.
Юлька снова ткнула меня локтем, и залебезила:
— Да-да, мы внимательно вас слушаем! Овёс и сахар. Всё понятно. И что с ними надо будет делать дальше?
Не обращая на меня больше никакого внимания, и глядя теперь только на Ершову, бабка снова затянулась своей беломориной, выпустила ещё одно вонючее облако, и продолжила: — Новая белая простынь у вас есть? Безо всякого рисунка чтобы.
— Найдём! — успокоила её Юлька. — Дальше говорите, я всё на диктофон записываю.
— Сегодня! — строго подняла указательный палец вверх бабка-боцман, и вдруг пристально уставилась прямо на меня. — Сегодня, ровно в полночь, разденешься догола — крестик тоже снять не забудь, если носишь, расстелешь на полу новую белую простынь, встанешь на неё обеими ногами, и начинай втирать в себя тот сахар, который я дам. Сахар будешь втирать с особым заговором — его я тебе потом отдельно напишу на листочке. Слова заговора заранее надо будет выучить наизусть, имей это ввиду. Прочитаешь заговор — собери с простыни весь упавший с тебя сахар, и убери куда-нибудь, до поры. Тебе потом нужно будет сварить с ним компот, или кисель какой — и как угодно угостить им своего мужа. Но перед этим ты вначале возьмёшь овёс, и пойдёшь с ним на перекрёсток дорог. Где разбросаешь его, произнося ещё один заговор — его тоже надо выучить наизусть. Этим заговором мы на твою соперницу порчу наводить будем. Да не ссы ты! — хохотнула бабка, увидев моё вытянувшееся лицо. — Ничего страшного с ней не случится. Так, посидит просто дня три на толчке, с буйным расстройством, да и всё. Обломаем ей слегка всю романтику с чужим мужиком — где ж тут грех какой? Как говорится, мелочь, а приятно.
Ну и пока этого хватит, пожалуй. Ты, главное, компот заговорённый в мужа своего влей, иначе никакого толку полезного от него тебе не будет. А, и ещё: ты, когда овёс-то пойдёшь на перекрёсток разбрасывать — чётко помни, что тебе всю дорогу нельзя будет ни с кем разговаривать. И на обратном пути тоже. Вот пока домой к себе не войдёшь — ни словечка! Всё запомнила?
— Всё! — радостно отрапортовала вместо меня Ершова: — У меня ж диктофон! Спасибо вам большое, сделаем всё как вы сказали. Сколько с нас за вашу консультацию?
— Триста баксов. — Подумав, ответила бабка. И добавила: — Это за консультацию. А за сахар и овёс — ещё сто. И погодите уходить — я вам ещё заговоры на бумажке не написала. Заговоры — наизусть! Поняла? — бабка строго зыркнула на меня, а я обречённо кивнула ей в ответ.
Выйдя от бабки на улицу, мы с Юлькой плюхнулись на лавочку у подъезда, и обе жадно закурили.
— Ты почувствовала, какая у неё энергетика мощная, а? — в ажиотаже докапывалась до меня Ершова: — Прям уххххх! Меня чуть с ног от неё не сшибало вообще! А тебя?
— Меня от её Беломора чуть с ног не сшибло. А вот насчёт энергетики не скажу. Жадная уж больно эта твоя бабка. Горсть какого-то сраного овса да горсть сахара — сто баксов у неё стоит, да охренеть же! За такие бабки я этот сахар сама сожру, безо всякого компоту. Даже жалко его на мудаков всяких тратить. Не заслужил он такого дорогущего киселя, собака сутулая.
— Да тебе-то какая разница: чо там сколько у неё стоит? Я ж за всё платила. И с тебя никаких денег требовать не собираюсь. Моя инициатива, и моя колдунская бабка. И, если что, идея с насыланием на Вовкинскую бабу поноса — тоже лично моя. Так что не вздумай обломать мне всё удовольствие — делай всё, как сказала тебе баба Валя. И будет тогда нам обеим счастье: тебе — бабло на пропитание, а меня и качественно наслатый тобой понос вполне устроит. Всё, давай быстрее уже докуривай — и погнали по домам. Тебе ещё заговоры наизусть учить, а у меня тоже дел дома дохрена. Завтра тогда уже всё мне в подробностях расскажешь. Главное — не трынди ни с кем, когда понос насылать пойдёшь! Испортишь ритуал — я тебе этого никогда не прощу, так и знай.
В без пяти минут двенадцать ночи я плотно прикрыла дверь в свою комнату, расстелила на полу новую простыню, разделась догола, и, чувствуя себя последней дурой, начала натираться бабкиным стобаксовым сахаром, бормоча при этом абсолютно идиотский заговор.
Сейчас я уже дословно-то его и не вспомню, но приблизительно звучал он как-то типа так: «Ты катись, катись, сахар, по телу моему белому, да по грудям молочным. Как не может прожить без сладкого ни человек, ни зверь какой — так и муж мой неверный жить не сможет без грудей моих сахарных...» — ну и прочая там чушь в этом же духе.
Но прочитать я его успела только до сахарных грудей. Потому что на этом моменте дверь моей комнаты приоткрылась, и в щели сначала блеснул любопытный Машанин глаз, а затем оттуда же раздался её громкий изумлённый шёпот:
— Это какие там ещё у тебя груди-то сахарные? Где ты их у себя нашла-то вообще? У тебя ж отродясь сисек не было: ни сахарных, ни медовых, ни солёных, никаких! И с чего это вдруг Вован жить-то без них резко не сможет? Жил ведь он как-то без них, почти что три года, ну. И ничего. Не умер, вроде. Ну а щас-то уж он и подавно как-нибудь без твоих сисек проживёт. А ты зачем тут голая-то посреди комнаты стоишь? Это ты так с горя что ли головой поехала, да? Хочешь, я схожу щас маму разбужу — она тебе врача вызовет?
И открыла дверь нараспашку.
Я швырнула на пол недовтёртый в мои молочные груди сахар, и тоже очень громко и выразительно прошептала:
— Большое тебе спасибо, Машабля! Ты хоть знаешь, сколько Ершова за этот ритуал денег отвалила колдунской бабке? Триста баксов! И ещё сто — вот за этот сахар! Который ты мне втереть в своё тело белое не дала, и теперь хрен нам с Дюшесом, а не деньги на пропитание!
Машаня моментально въехала в ситуацию, подскочила ко мне, быстро собрала ладошками весь сахар с простыни, и усердно начала меня им натирать, извиняющимся тоном бормоча:
— Щя-щя-щя, не ссы, сестра, я всё щас исправлю! Как там было? «Ты катись, сахарок, из-под сисек на пупок. И прикати нам пожалуйста Вована обратно, потому что как Вова не сможет жить без Лидкиных сисек, так и Лидка не сможет долго прожить без пропитания!» Как-то ж вроде так, да?
— Твой вариант мне даже больше понравился. — Меня прям аж вся злость сразу отпустила. — Будем надеяться, что он сработает как надо. Всё. Ритуал с сахаром закончили, остался ещё ритуал с овсом. Но это я уже как-нибудь без тебя сама всё сделаю. С овсом это мне щас надо будет на перекрёсток идти, и там на Вовкину бабу качественно наслать понос — я Юльке слово пацана дала, что нашлю.
— Ага, тебя только отпусти куда-то ночью одну — потом понос у всего Отрадного неделю будет. — Машаня поднялась с корочек, отряхнула руки, и строго припечатала: — Ничего не знаю, я иду с тобой.
— Ладно, — я не стала с ней спорить, — хочешь — пойдём. Только имей ввиду: мне всю дорогу нельзя будет разговаривать. Ни когда туда пойдём, ни когда обратно. Ясно? Так что ты тоже молчи в тряпочку, и не провоцируй меня.
Машаня кивнула, плотно сжала губы, и для верности ещё постучала по ним ладонью.
До ближайшего перекрестка мы с ней дошли без приключений. Дальше было уже сложнее: перекрёсток, как вы понимаете, являлся проезжей частью, и через него, несмотря на позднее время, то и дело проезжали туда-сюда машины. Я дождалась, когда на пешеходном переходе загорится зелёный светофор, и тут же, не теряя ни секунды, выскочила на середину перекрестка, и начала швыряться там во все стороны бабкиным овсом, громко при этом читая заговор (а вот его я почему-то помню до сих пор):
— В поле богатом! Есть нора засрата! Там сидит хорёк! Дрищет под пенёк! Обдрищись и ты, моя соперница!
На последнем слове заговора светофор замигал, и переключился на красный свет. Со всех сторон тут же рванули вперёд машины, а я заметалась между ними, пытаясь максимально быстро добежать до спрятавшейся в придорожных кустах Машани. Тут за моей спиной что-то очень громко и неприятно крякнуло, и чей-то голос строго крикнул:
— А ну, стоять! Стоять, я кому сказал? Ты чего сейчас тут на перекрестке исполняла, а?
Я резко остановилась, и медленно, с кислым лицом, обернулась назад: кто бы сомневался — метрах в пяти от меня стояла бело-голубая Волга, с мигающей на крыше люстрой, а с пассажирского сиденья на меня недобро смотрела и так же недобро орала толстая усатая морда в милицейской фуражке.
— Чо встала? Сюда иди, ну! — крикнула усатая морда, и я покорно поплелась в её сторону, лихорадочно соображая: что б мне ей сейчас такого наплести, чтобы меня сходу не забрали в обезьянник?
Когда до Волги оставалась буквально пара шагов, откуда-то сбоку пулей вылетела Машаня, встала между мной и милицейской машиной, и начала оттеснять меня своей спиной назад, безостановочно при этом тарахтя:
— Товарищи дяденьки милиционеры, не сажайте Лидку в тюрьму, пожалуйста! Она никому зла не хотела: только поносика наслать немножко — а поносик-то что? Преступление разве? Поносик это дело такое... Обычное дело, в общем. А от Лидки просто муж ушёл, и денег на пропитание ей никаких не оставил. А вот это уже, между прочим, преступление! Но мы его за это убивать даже и не думали! Мы только пропитания хотели, ну и поноса ещё немножко. А Лидке вообще с вами разговаривать нельзя — ей колдунская бабка запретила, понимаете? Ну, вот и разобрались. Мы тогда пойдём, да? Спасибо, до свидания.
Тут усатая морда отмерла, несинхронно заморгала глазами, сплюнула на асфальт, и рявкнула:
— Ты чо несёшь, убогая?? Какое «пойдём»?? Обе щас с нами в отделение поедете — и там уже хоть до утра вкручивайте кому хотите свою дичь про какие-то поносы с пропитанием!
Машаня повернула голову чуть в сторону, и тихо, через плечо, скомандовала:
— На счёт «три» дёргаем вон в те кусты, а дальше дворами мчим до дома. Ну не понимают эти менты, когда ты с ними по-хорошему... ТРИ!!!
И мы резко рванули на всех парах в придорожные кусты, под вопли усатой морды.
До нашего дома мы с Машаней добежали за рекордные две минуты, пулей влетели в квартиру, радуясь тому, что нам обеим было влом закрывать входную дверь на ключ, когда мы уходили на дело, тут же закрылись на все замки, и ещё, для надёжности, на цепочку, после чего рухнули на пол в прихожей, и задышали как паровозы братьев Черепановых.
— Не, ну чо, — Машаня отдышалась первой, — зато ты перед Ершовой не всралась: пацан слово дал — пацан слово сдержал. Ни с кем не трындела по дороге? Не трындела. Овсом на перекрестке пошвырялась? Пошвырялась. Заговор про хорька прочитала? Прочитала. Ну и всё. А нашлётся там на кого-нибудь понос, не нашлётся — это уже не к тебе претензии, а к колдунской бабке. Может, она вообще заговоры перепутала, или бракованный какой вам с Юлькой втюхала. Не наша это головная боль, короче. Нам вообще щас главное — это Вовасия твоим сисечным сахаром накормить, да, Лидос?
— Нет. — Я наконец-то тоже отдышалась. — Не хочу я уже никого ничем кормить, и вообще: пошёл бы этот ваш Вовасий в жопу. Чота у меня весь кураж пропал уже. Обойдёмся как-нибудь и без его пропитания. Не жили бохато — ну и нехрен тогда начинать, я так считаю. Правильно я говорю, сестра?
— Атож. — Отозвалась с пола Машаня. И добавила: — Терпеть не могу ментов. Все они какие-то больные на голову.
Так у меня и не получилось тогда развести бывшего мужа на деньги, с помощью магии. Насчёт поноса я, правда, не в курсе. Но очень надеюсь, что рисковали мы с Машаней не зря, и если уж не понос, то хотя бы неукротимый и злющий метеоризм на кого-нибудь всё-таки наслали. А даже если и нет — ну и пофиг. Главное, что Юлька была довольна по уши, а всё остальное — чепуха и лирика.
Но это просто конкретно у меня не срослось ничего с магией и волшебством. То ли руки у меня под это дело вообще не заточены, то ли просто колдунская бабка попалась неправильная, что скорее всего — точно я сама не знаю. Зато знаю дофига разных историй, услышанных мною как от своих друзей, так и от собственных родственников, которым я верю на 146%, о реальных случаях либо необъяснимого исцеления с помощью настоящих колдунских бабок, либо вообще какой-то готовый сценарий для фильма ужасов. Так что в логически необъяснимое я однозначно верю. А всякие истории на эту тему вообще коллекционирую даже.
Поэтому, если у вас есть какая-то стрёмная или необязательно стрёмная история на тему бабок-ведьм — пилите её прямо в комменты, а я потом ночью всё прочитаю, и выберу самую, на мой взгляд, крутую.
Победитель получит... Ну, не знаю что.
Чебурек.
Неплохая ж, я считаю, оферта-то.
© Лидия Раевская
