Известие о том, что в ливневой канализации завелся гигантский аллигатор, жители городка Красный Перегон восприняли спокойно. Удивляться было особенно нечему. После сентябрьского нашествия гигантских летучих мышей, мутировавших в лесах около соседнего медеплавильного комбината, аллигатор всеми воспринимался как-то... по-домашнему, что ли. Спокойно.
Мыши всем страшно надоели. Мало того, что в канун Хэллоуина они шлялись по подъездам и стучали в двери, красными горящими глазами и острыми ушами до смерти пугая пенсионерок. Мало того, что по вечерам, собираясь на крышах, они пытались повиснуть на антеннах, выгибая их в кольцо - редкая зверюга из них весила меньше упитанного пятиклассника. Последней каплей (во всех смыслах) стал случай, когда обнаглевшая летучая мышь отняла у местного алкоголика Сидорова, мужика тихого и безответного, початый флакон лосьона "Огуречный". Отняла - и тут же, на глазах у Сидорова, флакон тот в одно поганое рыло и употребила. Рыдающего Сидорова нашли у подъезда, мышь прогнали палками, лосьон сердобольные соседи купили новый. Но неприятный осадок остался.
В середине декабря без всяких видимых причин мыши вдруг снялись с места и шумной стаей, крупно обгадив "Волгу" красноперегонского мэра, полетели по направлению к Черемисским болотам. Больше о них не слышали, хотя продавщица Клавдия Ивановна из мясного отдела магазина "Продукты №3", что на Плехановской горке, шумела потом, что окаянные рукокрылые похитили у нее две лисьих шубы, столовые приборы чистого серебра и магнитолу "Акай". Насчет магнитолы соседи еще могли бы согласиться, но вот шубы точно спер Жорка, любовник продавщицы, парень ушлый и хитрый - а мыши тут были совершенно ни при чем.
На фоне этих событий как-то поблекла и почти не осталась в памяти та январская неделя, когда было так холодно, что даже покойники стучались в дома и просили налить "для сугреву". К Мишке Веретенникову, например, повадился таскаться его дед, померший еще лет пять назад. Хоть старик и выглядел вполне прилично - пиджачная пара, почти новые ботинки и даже при галстуке, но Зойка, жена Веретенникова, была очень недовольна. Сам Мишка деда жалел, видя как он в полночь, весь синий от холода, дрожит во дворе под фонарем. Выходил, молча подавал стакан, полный до краев, дожидался, пока тот выпьет и поблагодарит - а потом бил стакан об кирпич. Это уж как водится - из рук у покойника ничего принимать нельзя, не к добру. А так-то конечно, чего бы ему не ходить, жалко что ли? Смирный, и даже поленницу сложить помог. Под конец Зойка расшумелась не на шутку.
- Чего он ходит? - спрашивала она, чуть не плача.
- Ну ты что... - бурчал Мишка. - Ну пусть... Ничего же не делает.
- Ничего! Зато ты ему все стаканы уже перетаскал! Скоро в доме посуды не останется, из мисок будем хлебать, по-собачьи!
Неизвестно, услышал ли это дед, или сам что-то понял, только в следующую ночь уже не пришел, и жена успокоилась. Да впрочем, там и морозы сошли на нет, оставив после себя только лопнувшие стволы деревьев и белесое, будто вылинявшее, небо. Разворошенное кладбище общими силами привели в порядок и вскоре обо всем забыли. Тем более, что и повод к тому был, потому что в первый день марта домовые, все как один, устроили на площади Красного Перегона сходку. С флагами, лозунгами, даже мегафон откуда-то взяли (позже участковый Митрофанов признал в нем свой, пропавший с год назад). Оказалось, что домовые страшно обижены тем, что в них никто не верит. Кричали они с утра до поздней ночи, только ничего этим не добились. Местные жители, подходя к площади, удивлялись, слушали, но - не верили, хоть тресни. Мол, нет домовых. А кто ж тогда на площади? - а черт его знает. Приезжие какие-то.
Под конец мэр города велел издать указ, который заверил своей печатью. В указе говорилось, что домовые есть, и это официально подтверждается, а кто не верит - то это его личное дело, согласно правам человека и закону о свободе вероисповедания. Печать привела домовых в такую радость, что они тут же побросали все лозунги и умчались по домам, забыв на площади мегафон. Все остались довольны, даже участковый Митрофанов, который очень переживал из-за несанкционированного митинга.
Лето прошло тихо, если не считать того, что на окраине города провалилась под землю старая общественная баня, уродливое кирпичное сооружение, пережившее пять поколений красноперегонцев. Провалилась аккуратненько, оставив ровно прямоугольную яму, до краев заполнившуюся портвейном номер 72. Сначала, понятное дело, никто и не понял, что это именно номер 72, но когда позвали эксперта, то есть Сидорова, то городской алкоголик все учуял сразу, еще не доходя до ямы. А как дошел - сначала аккуратно зачерпнул сложенной ковшичком ладонью, хлебнул и сказал:
- Ну да, мужики. Точно. Он. "Топор и лебедь", родимый... - после чего упал на четвереньки и прямо голову засунул в портвейн, так что еле оттащили. Сидорова увезли, спеленав по рукам и ногам, а люди - постояли и разошлись. В Красном Перегоне мало кто любил портвейн - все больше пробавлялись самогоном да привозной водкой. Конечно, несколько ведер вычерпали, чего добру пропадать.
А потом появился аллигатор. Дворник Мухаметзянов пострадал от него первым, потому что оголодавшая рептилия перекусила ему метлу, когда он чистил сток ливневой канализации. Перекусила, и сразу проглотила вязанку прутьев. Мухаметзянов долго ругался по-татарски и по-русски, хлопал себя тюбетейкой по фартуку и всем прохожим показывал обкушенный черенок.
- Э! - кричал он. - Ты посмотри, а? Ну как такое можно, а? Я метлу эту в лесу искал! Я ее вязал, да! Я ей полгода мел! А этот кы-ра-ка-дыл взял и откусил, да?! Аллах! - и Мухаметзянов начинал все сначала. Потом вдруг успокоился и ушел в пригородную рощу - резать прутья для новой метлы. Аллигатор все это время сидел тихо.
Потом его видели в разных концах города, и любознательный пенсионер Кузьма Степанович Завалихин даже сочинил большую статью в городскую газету о том, что под Красным Перегоном, который в древности назывался Чернодырск, есть неизведанные подземные ходы и нераскрытые тайные пещеры. Спорить с Завалихиным никто не хотел, поэтому статью напечатали. Крокодил в конце-концов облюбовал под житье старую поваленную телефонную будку, где и обосновался. Людей не трогал, и ребятишки, не слушая запретов родителей, даже кормили его чебаками и пескарями, выловленными по соседству, в речке Змеёнке. Невесть кто приволок в будку старую гармонь-трехрядку, и аллигатор полюбил спать, уложив на нее тяжелую голову. Во сне он иногда ворочался, и тогда гармонь жалобно вздыхала.
- Чисто крокодил Гена! - заметил как то все тот же Мишка Веретенников, проезжая мимо на своем "Восходе". Газанул и поехал дальше, на пилораму.
А вообще - ничего интересного в Красном Перегоне больше не случалось, так что многие только и мечтали - как бы перебраться отсюда поближе к областному центру.
Ничего не случалось. Тоска смертная.
(с) leit
