Вот хуй вам, а не Новый Год!
Да что ж это делается, тысяча петард мне в зад?! Никакого ж уважения к старости и авторитету!
Поехал вчера со снегуркой в город. Все, сука, замело, еле добрались. А снегурка, хуле, она ж не ребенок поди, девка видная, пизда чешется. Добрались, она сразу в бар. Я говорю: не ходи внученька, там тебя плохому научат. Нет, отвечает, я к Павлику, он хороший. Знаю я, бля, этого Павлика, ебучий эмигрант. Небось без гандона сифозный в дырень моей внучке сует и на харю кончает! Тьфу! Знаю я эту молодежь. Но хуле сделаешь…
А в город-то я выбрался, так как ожидали мы гостя из Великого Устюга, российского Санту – Деда Мороза. Сказал Дед: приеду раздавим пузырик, пипиздим за жизнь, то се… Ну и заебись, думаю, купил в магазине пол-литра водки, закуски всякой побольше. Положил все это в мешок, попер до саней. Снегурки все нет.
- Сне-гу-ро-чка! – кричу - Сне-гу-ро-чка!
Нету никого. Поставил сани на сигнализацию, пошел искать. Захожу в бар, где Павлик этот барменом работает, а там тихо, ни души. Ну, думаю, пиздец тебе Павлик, а сам уже кулачищи свои сжал, типа пиздить Павлика приготовился. Захожу в сортир и точняк, внученька моя, газетку подстелив на коленках сосет, причмокивает писюнь этого еблана! Я конечно тут же подскочил. Тот пересрал, глаза выпучил, уже видать и не рад такому минету, дернулся в сторону, но я его за горло хвать, ногой в грудь уперся и снегурку оттаскиваю. А она, дуреха, за хер его уцепилась зубяками и ни в какую, насилу оторвал, да так, что кровища во все стороны. Павлик как хряк визжит, за хуй держится, снегурка плачет, упирается, а я со всей дури хуярю его в табло. Короче, морда в мясо, притих Павлик, хуй с ним. Потащил снегурку к саням. Та вся в слезах, соплях. Кинул ее на заднее сидение и тронулись.
Ехали молча. А у нас как, такой бардак, что надо глаз да глаз за всем хозяйством. Дешевой рабочей силы нет, а работа заебистая, приходится гастарбайтеров брать. Хохлов там всяких, таджиков. Переодевать их в эльфов и за плошку супа работать заставлять. Но вы ж таджиков-то знаете, оставишь их на секунду, они сразу давай в жопу ебаться, народ то темный. А хохлы лишь бы чего спиздить, так никаких подарков не напасешься для детей.
Въезжал на двор я конечно с опаской, но такого не ожидал. Хохлы, сукины бляди, нашли мою нычку с их паспортами и, прихватив холодильник с телеком, съебались в неизвестном направлении. Остался только один в цеху, полудохлый, с раздолбанным дуплом. Ясен хуй это таджики постарались, кто ж еще. Пошел искать их, нету нигде, как сквозь землю провалились. Везде посмотрел, осталось только к Рудольфу зайти в стойло. Зашел и ахнул! Все в крови и сперме, а запах такой, что пиздец! Короче блевонул я в уголке, рукавом утерся, решил разобраться в ситуации. Походу ворвались адские таджики и принялись оленей в сраки ебать, а самых непокорных тесаками рубили и тут же мясо в кастрюльку кидали, потому как давно не жрали. Я ж их не кормил особо, хуле их кормить, коли они проголодаются, кого ни будь из своих пырнут и зажарят. Народ то темный. В общем, замес был жесткий. Но вот кто их положил? И тут увидел я следы на изуродованных телах, знакомые какие-то следы. Да это же Рудольф копытами их отхуячил! Точно! В прошлом году была типа такой же история так следы один в один!
Осерчал я не на шутку. Подарков нет, работать некому, оленей нет. Пошел искать Рудольфа, не нашел, в бега походу подался. И тут, слышу бибикает кто-то. Выхожу. А это Дед Мороз на Padjero приехал! Принесла, думаю, нелегкая. Не вовремя. Позвал снегурку, та вроде оклемалась, накрасилась, снова хоть еби выглядит. Дед-то сразу не нее глаз положил, я кулаки сжал, но сдержался. Русские они ж как таджики, что с них возьмешь. Если что, завалю на заднем дворе.
Короче стол накрыли, сели. Я бутылку поставил, снегурка стол собрала, сидим. Пузырь выпили неожиданно быстро, мы же так скоро одну за одной-то не наливаем. И чую я: плохо мне, одним словом в говно я. А Дед ни в одном глазу и видать подготовился изрядно, сходил на улочку и еще три литрухи притаранил. Ну, думаю, все, прощайте, не поминайте лихом. Дальше помню плохо.
Помню сиськи снегуркины, танцы на столе, блевал раза три, помню, как в прорубь ныряли голяком и за Рудольфом на джипе гонялись.
Очнулся весь больной и помятый, ебало липкое и воняет специфически. Понюхал, попробовал на язык. Сперма! Точно! Хвать за жопу, в штаны залез… Точняк! Все очко расковыренно! Пошел к рукомойнику, харю умыл, достал топор. Пиздец тебе Дедушка! – подумал и даже в слух потом сказал, для пущей важности. Зашел в палаты, лежат суки. Прямо на моих перинах лежат! Вздохнул я печально, да и зарубил к ебеням обоих, а потом заперся в сарае и плакал до вечера. А когда закончился день, пришла ночь, вышел, облил палаты бензином и поджег. Красиво было как сам пиздец! Языки пламени до самого неба!
Посидел, посмотрел, плюнул на пепелище и ушел. И вот шел я и думал: что, после этого вам, уродам, еще и Новый Год подавай? Праздника хотите? Подарочков? Да хуй вам! Будьте вы прокляты, гады! Топор у меня еще острый, спите крепко, сволочи, спите крепко, Санта уже идет…
godsayit
