Иногда, когда какая-нибудь дама на работе, в очередной раз пытается показывать фотографии своих детей, нестерпимо хочется сказать: «До чего же милые детки, ни за что бы не поверил, что ваши!», и заглядывать при этом в глаза гордой родительницы с выражением самого искреннего и радостного удивления на лице. А потом наблюдать, как маска самодовольства медленно сползает с ее лица, обнажая на секунду замешательство, и надеяться на человеческую реакцию, но она, конечно, сделает вид, что не расслышала или не поняла. Но вместо этого - «щелк», и ты фальшиво улыбаешься, и киваешь, и умиляешься, и мычишь что-то нечленораздельное: «Да… да… конечно… очаровательно…да что вы говорите…»
Иногда, когда приходится разговаривать с начальством, хотя, разговором это вряд ли назовешь, нестерпимо хочется представить, что на моих коленях расположился огромный белый кот. Хочется, не меняя серьезного и внимательного выражения лица, поглаживать его плавными, широкими движениями, почесывать за ушками вальяжно, подобно главному злодею из дурацкого фильма. Можно еще закурить воображаемую сигарету, держать ее на отлете грациозно, затягиваться глубоко, мечтательно наблюдать за колечками дыма и аккуратно стряхивать пепел прямо на супер-важный отчет.
Самое главное при этом продолжать участвовать в обсуждении, вставлять к месту толковые замечания и смотреть глазами спокойными и внимательными. Как было бы чудесно наблюдать, как бледнеет начальственное лицо, как им овладевает замешательство, как мелькает на нем сомнение в собственной вменяемости. Но опять - «щелк», и ты сидишь перед ним, и вас разделяют стол и километры всего остального, и руки твои смирно пристроились на коленях, и ты киваешь, и ты поддакиваешь, и ты делаешь вид, что все происходящее для тебя смертельно важно, да ты просто жизнь положишь за общее дело: «Конечно… обязательно… незамедлительно…»
Все это, когда у тебя есть работа. Когда нет, то еще хуже, там тебе хоть деньги платят, а так, ходишь по всяким конторам и врешь забесплатно. Тогда тяжелее всего бороться с соблазном и не ляпнуть что-то вроде: «Не сомневаюсь, что смогу принести огромную пользу и стать незаменимым сотрудником для вашей замечательной организации, да и алкоголизм мой вполне под контролем, согласитесь, это свидетельствует о необычайной силе воли. Обещаю вам, почти каждый день приходить на работу и иногда даже вовремя». Не помешает при этом, выделывать ногами замысловатые па под столом и вопрошать временами: «Ничего, что я с друзьями пришел? Увязались вот, не знал, как от них отделаться». До чего было бы хорошо смотреть в лицо этой набитой дуры, когда ей медленно будет овладевать понимание, что этому их почему-то не учили, и что не всегда человеческое поведение укладывается в какие-то схемы и модели. Предполагаю, что понимание это будет сопровождаться страхом, но мне не суждено этого узнать, потому что - «щелк», и ты с напыщенным видом отвечаешь на дебильный вопрос: «Каким образом вы сможете способствовать процветанию нашей компании?» И ты говоришь: «Все от меня зависящее… и мотивация… и да… и сверхурочные… а как же…»
А еще временами, когда кто-нибудь, кто плевать на тебе хотел, задает самый бессмысленный на свете вопрос: «Как дела?», нестерпимо хочется подойти как можно ближе и, теребя пуговицу на его пиджаке, посвятить доверительно во все переживания, связанные, например, с последним расстройством желудка: «Да и ресторан показался мне сомнительным… не стоило там ужинать, конечно… а потом так рвало, знаете ли, всю ночь… и все кусочками какими-то розовыми, а не ел, вроде, ничего розового…», и заглядывать ему в глаза так трогательно снизу вверх. Какое бы это было наслаждение видеть, как рождается в нем медленно понимание, что, когда интересуешься делами другого человека, будь осторожен, он ведь может взять и рассказать ненароком. Но опять привычный «щелк», и: «Все хорошо… потихоньку… а у вас как?»
Но более всего, нестерпимо хочется найти того ублюдка, который встроил мне эту беспрерывно щелкающую хрень в мозг, и придушить скотину.
Нови
