- Я соску-у-у-училась, - заканючила Ленка, как только я взяла трубку. – Приезжай. А то меня Танька уже достала, - добавила она свистящим шепотом.
Танька – дальняя родственница Ленки, склочная и вечно всем недовольная бабешка, которая приехала погостить на пару недель.
Я бессвязно мычала в трубку, опасаясь подать голос. Вчера был день города, и я, клявшаяся Ленке, что больше пить не буду, напилась так, что даже не могла вспомнить, видела ли я праздничный фейерверк.
- Ну? Приедешь? – не отвязывалась подруга.
- Угу, - просипела я.
- Еба-а-а-ать! – заорала она. – Заяц, ептваюмать! У тебя похмелье?
Я зажмурилась, притаилась, и стала казаться самой себе кошкой, насравшей в любимые калоши хозяйки. Ленке хватило десяти минут, чтобы выговориться.
- Жду через час! – гаркнула она и швырнула трубку.
По дороге ничего такого особого не случилось, не считая того, что один мерзкий ребенок, которого укачало, наблевал мне на туфли, и я тут же перестала переживать из-за того, что от меня несет перегаром.
С трудом преодолев ненавидимый мною подвесной мостик, я тихонько ковыляла по улице, никого не трогая.
Завернув в Ленкин проулок, я бодро прибавила шаг, и тут в моих волосах начала отчаянно жужжать запутавшаяся пчела. Я взвизгнула от неожиданности и начала трясти гривой, пытаясь вытряхнуть оттуда насекомое. Руками вытащить я ее не могла, потому что до трясучки в попе боюсь всю эту живность. Чертова пчела все глубже забуривалась в волосы, я начала повизгивать громче и сильней трясти головой, роясь в сумочке в попытке нащупать расческу.
Видимо, пчела не просто жужжала, а призывала на помощь своих подруг, друзей и родственников, потому что вдруг вокруг меня закружило еще несколько пчел. Насрав на расческу, я, не переставая орать и трясти волосьями, понеслась по проулку к Ленкиному дому и начала тарабанить по воротам руками и ногами.
Ленка, как оказалось, ковырялась в огороде и услышала меня издалека.
- Ты чего? – удивленно спросила она, выглядывая из-за забора.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!! – вопила я, выпучив глаза и тыча в свою голову рукой.
Ленка, все так же стоя у забора, смотрела на меня. Лицо ее не выражало никаких эмоций. Я бесновалась у ворот, чувствуя, как пчела все сильней запутывается в волосах, и вместо того, чтобы ползти куда-нибудь наружу, пробирается все ближе к самому дорогому, что у меня есть – мозгу. То, что она все равно не доберется до него, меня не волновало. Перед глазами пронеслась моя и так полупустая черепная коробка, в которой сидит пчела и доедает серебряной ложечкой драгоценный деликатес. От увиденного я завыла еще сильней.
- Пчелаблядьвголовенахуйвытащиеебыстрейсука! – проорала я скороговоркой.
Ленка тут же перемахнула (если, конечно, можно так вообще сказать о Ленке, даме в теле) через забор. Как только ее ноги коснулись земли, блядское насекомое всадило в меня жало. Я вцепилась в Ленкины плечи, и орала без остановки, пока та пыталась вычесать из волос полудохлую пчелу. Как только она упала на землю, я начала, не прекращая орать благим матом, топтать ее, не оставив даже мокрого места.
Наконец, я успокоилась, и начала рыдать и стенать от дикой головной боли.
До вечера я проходила с мокрым полотенцем на башке, вяло улыбаясь на Ленкин ржач, когда она показывала, как я орала.
- Просыпайся! Быстро! – Ленка трясла меня, пытаясь разбудить. Из-за ее плеча выглядывала Танька.
Судя по их лицам, что-то стряслось. Ленка уже достала мою одежду.
- Быстро одевайся! Танька! – Ленка обернулась. – Задержи его минут на пять, что-нибудь придумай!
- Да что случилось-то? – возмутилась я, пока Ленка натягивала на меня, сидящую, рубашку.
- Отец, похоже, получил донорские, - бормотала она, продолжая одевать меня. – С рассвета мандражирует, ждет, когда магазин откроется. А картошку кто будет копать? Он ведь пока не пропьет все – из синей ямы не вылезет.
- А меня-то зачем будить? – так и не поняла я.
- Облава, - коротко и ясно объяснила она.
Танька влетела в дом, яростно жестикулируя, дав понять, что дядя Саша покинул двор.
Мы вышли в проулок, дождались, когда дядя Саша завернет в сторону, выждали еще минуту и короткими перебежками двинулись следом.
Всю операцию провалила я. Точнее, не я, а долбаные пчелы, которые начали летать возле меня, когда я остановилась завязать шнурок на кроссовке, и зловеще жужжали над головой.
Я истошно завопила, сдуру начала махать руками и побежала. А эти сволочи полетели за мной. Следом за мной понеслась Ленка, размахивая какой-то палкой, матерясь и отгоняя от меня пчел. Я прибавила скорости, боясь, что она случайно попадет мне по голове. За голову я боялась зря, Ленка в основном охаживала мои плечи. Вдалеке слышался истерический Танькин гогот.
И тут Ленке в голову пришла простая, но гениальная мысль. До нее дошло, что палкой по пчелам попасть трудно, поэтому она на ходу сдернула с себя резиновый шлепанец, и начала хлестать им меня по башке, решив, что у тапка большая зона поражения, чем у палки.
Именно так – я впереди, лохматая, что-то бессвязно орущая; следом – Ленка, такая же лохматая, в одном шлепанце, лупящая меня по голове вторым и покрывающая отборным матом меня, пчел и дядю Сашу, мы и выбежали из проулка.
Дядя Саша был уже в конце улицы, обернувшись на наши крики, он замер на пару секунд, и рванул от нас с низкого старта.
Мы тут же забыли про пчел и понеслись за ним. Успели мы как раз вовремя. На прилавке перед дядей Сашей стояло две литровых бутылки водки и бутылка пива. Он как раз рассчитался за них, когда мы влетели в магазин. Ленка, так и не надевшая тапок, с ходу огрела отца по плешивой макушке, и, крикнув тете Вале-продавцу, чтобы она не возвращала отцу деньги, схватила водку, выскочила на улицу и на глазах у какой-то изумленной полупьяной компании жахнула обе литрухи об заасфальтированный пятачок возле входа.
Вздох поддатой компании, болезненно-возмущенный, разнесся по улице. Позади меня раздалось бульканье. Дядя Саша, быстро всосал забытую Ленкой бутылку пива и поскакал на улицу, чуть не сбив дочь в дверях.
Дождавшись Таньку, которая чуть не ползком, согнутая от смеха, плелась к нам, мы пристроились дяде Саше в хвост, и в абсолютном молчании шли за ним. Он семенил, беспрестанно оборачиваясь, затем остановился. Мы тоже. Постояв минуты три, он снова пошел. Мы – следом. Бедный дядя Саша начал путать следы, метался с улицы на улицу, срезал дорогу огородами. Мы разделились и двигались параллельно друг другу, созваниваясь.
Через час дядя Саша придумал, как от нас оторваться. Он пошел в сторону трассы. Он слонялся по остановке, а мы стояли через дорогу, отмахиваясь от останавливающихся через одну машин.
- Заебалась я! – не выдержала Ленка. – Пошли в кустах спрячемся. Все равно в город не уедет, скорей всего деньги спрятал, а с собой взял тока на ту водку, которую я расхлестала.
Мы пошли в сторону деревни и затаились в кустах. Через десять минут мимо прошелестел дядя Саша. Мы выбрались из засады и снова пристроились за ним.
Расслабившись, дядя Саша, не таясь, шел к магазину, возле которого и додумался обернуться. И снова начались скитания по деревне, закончившиеся на той же трассе.
И снова мы полезли в кусты, и снова дядя Саша, выждав в этот раз двадцать минут, двинулся к магазину. Неподалеку от дома Ленкины нервы сдали. Она догнала отца, схватила его за шиворот и потянула в родной проулок. Дядя Саша на свою беду решил поупираться. Исход короткой битвы был не в его пользу.
Ленка отработанным движением загнула ему руку, и быстро проверила отцовы карманы.
- Не ори, как дикоебёный! – рявкнула она. – Куда деньги спрятал? В трусы?!
Дядя Саша перестал орать и замер. Ленка вздохнула.
- Точно, в трусы. Пап, - она отпустила его руку. – Я уже не знаю, как до тебя достучаться. Хочешь, на колени встану? Мы втроем будем эту картошку копать неделю. Помоги нам, а?
Дядя Саша засопел, всхлипнул, отвернулся и принялся ковыряться в ширинке. Достав оттуда мятые купюры, он, чуть не рыдая, протянул их дочери.
- Забери, доча. А то ведь опять в запой уйду.
После умилительной сцены примирения родителя и дитяти, они, под ручку, пошли к дому. Я нерешительно остановилась в начале проулка.
- Ну? – Ленка удивленно обернулась.
- Пчелы.
- Да насрать на них. Иди себе спокойно, и они тебя не тронут.
Я нерешительно переминалась, не двигаясь с места.
- Блиа-а-а-ать, - простонала Ленка, привалилась к забору и гаркнула так, что залаяли все собаки в округе. – Рамиль, ебуткина кинобудка!
Через некоторое время на огород выползло нечто маленькое, кривоногое и страшное.
- Рамиль-душка, - проворковала Ленка. – Хочешь, я сожгу к ебени матери твои чертовы ульи?
Душка что-то гыркнул в ответ.
- Ленка, он тебя на хуй послал! – тут же сдала я татарина, услышав знакомое слово «кутак».
Завязалась перебранка, которую прервал дикий вой Таньки, про которую мы забыли. Она спокойно стояла в сторонке до тех пор, пока одна из Рамилевых пчел не решила ее ужалить в руку.
Танька, воя, вскарабкалась по сетке-рабице, перевалилась в огород, со всей силы пнула Карандашика, маленькую пустолайку татарина, и понеслась к Рамилю. Такой отборный мат я давно не слышала. Самой более-менее приличной фразой была:
- Я тебе качупатки выдерну, в жопу вставлю и заставлю на ложках «Барыню» хуярить!
- Лелька, что такое качупатки? – задыхаясь от смеха, спросила Ленка.
Я смогла только пожать плечами, говорить я уже не могла.
- Глаза? А как он глазами будет на ложках играть? Уши? Яйца? – Ленка начала перебирать все части тела.
После пятиминутного ора Рамиль ретировался в пристройку, швырнул оттуда в Таньку смешную панамку с сеткой для лица и заперся внутри. Запыхавшаяся Танька перекинула мне через забор головной убор, и я без приключений добралась до дома.
Мы сели на крыльцо и закурили, наблюдая, как дядя Саша выуживает из сарая лопаты, вилы и косу.
- Танька, что такое качупатки? А то я уже всю голову сломала, - не выдержала Ленка.
- Руки, епта. Не знала, что ли? – удивилась Татьяна.
- То-о-о-о-очно! – обрадовалась Ленка.
Мы тихонько ковырялись на огороде, выискивая картошку, которую Ленка садила каким-то только ей известным способом. Дядя Саша, тяжко вздыхая, без конца ремонтировал нам лопаты и вилы, черенки которых отламывались с завидной регулярностью.
- Бог в помощь! – через забор заглядывала довольная морда Олега, соседа напротив.
Мы вяло улыбнулись, и снова принялись за дело.
- Саша, а ты чего не сказал, что картошку собрался копать? – не отставал Олег. – Я б тебе мотокультиватор дал. Пара часов, и урожай собран, - гордо заявил он.
Дядя Саша оживился, бросил косу, которой пытался изничтожить сорняки, которые за все лето выдирал только пару раз, и, шушукаясь с Олегом, скрылся в его дворе. Я, ворча, начала косить заросли. Через некоторое время послышалось тарахтение, во двор, верхом на выкидыше нормального трактора, въехал дядя Саша, щерившийся во все свои три зуба.
- Отец, не ломай спину, купи мотоблок сыну!!! – бодро прокаркал он, и усиленно замахал от радости сразу двумя руками.
Мотоблок неприлично пукнул, сделал резкий рывок вперед, и наехал на хлипкую будку Ахчи, развалив ее.
Олег, матерясь, кинулся к несуразному транспорту, Ахчи тусовавшая у ворот, метнулась следом, обогнала Олега, натянув цепь, и мы стали свидетелями невероятного кульбита в исполнении соседа. Цепь подрезала бегущего Олега аккурат под колени. Сделав кувырок в воздухе, он приземлился на спину и затих. Мы побросали лопаты, вилы, грабли и кинулись к нему.
- А чего он не превратился в лягушку? – не сдержалась Ленка. – По идее, он сейчас должен был превратиться в царевну-лягушку, от такого удара оземь.
Неудавшаяся царевна-лягушка застонала и попыталась подняться. Дядя Саша боролся с взбесившимся мотоблоком, потерявшим управление, в итоге, он просто соскочил с него на ходу, и тракотришка уткнувшись в забор, сердито продолжал тарахтеть.
Олег обвел замутненным взглядом двор, развернулся и поплелся в сторону своего дома, кряхтя и стеная. Ленка побежала следом, интересуясь, что делать с мотоблоком, Олег вяло отмахивался, видимо, не понимая вообще, о чем речь.
Танька лихо оседлала чудо тракторостроения, сдала назад, проехалась по обломкам будки, и откатила агрегат обратно, на подворье хозяина.
На сегодня с картошкой было решено завязать.
На следующий день все было закончено, и мы банально напились водки, прокуролесив на улице почти до рассвета. Весь день мы забавлялись сборкой спутниковой антенны, которую слегка замяли, пытаясь запустить ее как летающую тарелку.
Наконец, в четверг меня милостиво отпустили домой.
Я сидела в маршрутке, заваленная пакетами с дарами огорода и тихо ибунела в рубашке, потому что погода резко испортилась. На одной из остановок в маршрутку забрался слегка поддатый парняга с загипсованной рукой, початой бутылкой пива и плюхнулся на сиденье напротив меня.
- Ба! – довольно расплылась я. – Александр? Надо же, как тесен мир!
Передо мной сидел собственной персоной Мудлон. Я кивнула на гипс.
- Неудачное знакомство? Кто-то отказался отдаться на лавочке?
Мудлон делал вид, что совсем со мной незнаком.
- Поехал на очередную охоту? – не сдавалась я. – Будь аккуратен, когда бьют по сломанной конечности, бывает очень больно. А еще знаешь, есть такие коварные девицы, которые подписываются на минет, а потом пускают в ход зубы…
Жаль, что расстояние между остановками было маленьким. Мудлон молча покинул маршрутку, отказавшись составить мне компанию.
