Нет, работаю - это громко сказано.
Просто сижу, а работает компьютер.
Вчера дописал прогу, которая выкачивает из инета погоду по всем городам России за восемь лет и хуярит ее в SAS-таблицы. Хуйня, а не прога, если честно. Сижу и тупо смотрю в монитор, закачивается какой-то Витим. Сибирь, наверное. До окончания работы программы осталось около четырех суток.
Все впадлу.
Даже чай налить и то лень.
Хотя нужно всего лишь отъехать на кресле полтора метра вправо, протянуть руку и налить воды из чайника. Все.
Но лень.
Сходил бы покурить, но не курю, да и ходить тоже лень.
Самое неприятное, что интернет со своего компа я переключил на сервак, на котором запустил прогу. Короче говоря, пока программа работает, в интернет я лазить не могу. Это обидно.
Разве что на сайт с метеорологическими данными, с которого я качаю.
О, Воркута закачивается. Сегодня там, кстати, минус девять и снег.
А ветер юго-западный.
Восемь метров в секунду, если что.
А в Калачинске минус двадцать и ледяные иглы. Интересно, что такое ледяные иглы? И, вообще, где он находится этот Калачинск? Неприятно, наверное, когда идешь на работу, а тебе в лицо ледяные иглы.
Мол, на, сука, получай за всё.
Волгоград - минус семь, снежные зерна.
Красивое словосочетание - снежные зерна.
И выглядит это тоже, скорее всего, красиво.
Я вообще отвык от нормальной зимы. Семь лет в Москве. Тут не зима, а так... Фейк.
Короче, хуйня галимая, а не зима.
Помню в Смоленске просыпаешься в семь утра, завтракаешь, втыкая по "радио России" утреннюю передачу "персона грата". Телевизора на кухне не было, а радио было. Маленькое такое, советское, на стенке висело, на нем еще "Ленинград" было написано. А недавно Apple презентовал новый ноутбук. Macbook air. В конверт помещается. А тогда радио на стенке и "Ленинград" на корпусе. А гости передачи были ветераны войны. В основном. Сельские учителя тоже были. Врачи несколько раз. Люди, в общем. Простые рабочие люди, как любили тогда говорить. А ты слушаешь все это в пол-уха и ждешь восьми утра, когда объявят температуру на улице, потому что при минус двадцать пять отменяют занятия в школе и у тебя маленький праздник.
А потом ты натягиваешь хлопковые трико, заправляешь в носки, на них толстые шерстяные штаны или, когда особенно холодно, китайские штаны на синтепоне. Свитер, толстая куртка, колючий шарф, шапка, варежки.
И вперед в школу.
А на улице минус двадцать два. Эх, еще бы три градуса...
А снег под ногами скрипит. Натурально скрипит. Сейчас я вспомнил, как снег скрипит, вспомнил, что у снега, вообще, есть такое свойство - скрипеть под ногами. Я это забыл. Потому что в Москве нет снега. Тут есть только грязь. Мерзкая отравленная грязь.
А там был снег и минус двадцать два. И снежные зерна, и ливневый снег, и метель, и поземка.
Все было.
А тут нет. Тут вместо неба серая простыня облаков. Тут по утрам бесчувственные манекены в метро.
Там отец того мальчика с зеленым портфелем работает в одном цехе с твоим, а подруга матери той девочки, которая тебе нравится, училась с твоей тетей в музыкальной школе. Там вообще почти все знают друг друга через одного. Ну, через двух уж точно.
А тут двадцать миллионов мирков. Маленьких и чрезвычайно замкнутых. У каждого человека свой мирок. Тут двоюродный брат чужой человек, а соседи по лестничной клетке - заклятые враги.
В соседней квартире с нашей жила обычная семья. Он пил, она пила, их сын сейчас вырос и, скорее всего, сидит. Их здесь даже за людей бы не считали.
Максимум за животных.
Когда мы встречались на лестничной клетке, они говорили - "Здравствуйте, как дела?" Мы отвечали - Ничего, а у вас?". Они говорили - "Да, в принципе, неплохо." Просто мы были их соседями, а они нашими.
Иногда я думаю, может вернуться туда, в город, где все просто и понятно. Где "да" не значит "нет", а "приятно познакомиться", значит, что человеку, действительно, приятно, а не "пиздец, какая у тебя дешевая рубашка".
Думаю об этом и понимаю, что через пол-года там мне станет тошно.
Да какой там через пол-года - через месяц.
Или через две недели.
И я снова вернусь сюда, потому что я влюблен в этот город.
В эти кривые улочки.
В эти маленькие домишки с отделанным фасадом и отваливающейся со стен штукатуркой во дворе.
В эти переулочки, проезды и бульвары.
В пруды, проспекты и набережные.
В купеческую Москву, Сталинский ампир и Лужковский хай-тек.
Я вернусь, потому что я люблю этот город.
Жестокий и сумасшедший.
Странный и родной.
Если бы я мог, то я бы выбрал Смоленск. Или какую-нибудь Самару.
Но любовь не выбирают.
Это она выбирает тебя.
Я отключаю программу ненадолго, подключаю себе интернет и копирую в свой журнал этот текст. Минут через двадцать нужно будет снова отключить интернет и запустить прогу.
Ведь на острове Врангеля сегодня минус девятнадцать, штиль и туман.
И там тоже кто-то живет.
Может быть только работники метеостанции.
А может кто-то еще...
