Сегодня Высоцкому исполняется 70 лет. Вот, кстати, тема интересная, хотя мне Высоцкий нравиться.
Высоцкий как основоположник шансона, или Почему я не уважаю творчество Владимира Семеновича
Пришел вчера в гости к своим друзьям выпить чаю, поговорить, а они от телевизора оторваться никак не могут. Как же: все программы посвящены очередной годовщине со дня рождения Высоцкого! Вообще у тех, кто в последние дни хоть одним глазком заглядывал в телевизор, могло сложиться впечатление, что во всей советской истории был только один поэт, один музыкант и один актер – и все в одном лице. Причем с каждой годовщиной его культ разрастается все больше. Ясно, почему «о Володе» так любят говорить разные деятели культуры. Им надо пиариться на факте знакомства с ним, но почему многие из нас, даже трезвые люди, уверовали в «гениальность» Высоцкого?
Война напрокат
Характерно, что Владимир Семенович как в песнях, так и на экране создал мужественного борца и в нашем восприятии сам сросся с этим имиджем. Внешне это было закреплено в твердом взгляде и волевой челюсти. Прием с челюстью у него позже позаимствует роковой борец Виктор Цой, однако не Цой стал духовным наследником Высоцкого, его наследием воспользовались совсем другие исполнители, но об этом ниже.
С кем же в реальной жизни боролся Высоцкий? Говорят, что с Системой, но Система как раз благоволила ему. Он получил образование во МХАТе, самом престижном театральном вузе СССР. Сейчас многие очевидцы любят припоминать, как им были недовольны советские чиновники, однако он достаточно спокойно получал роли в самых ходовых картинах того времени, мог свободно ездить по заграницам, имел французскую жену.
Нет, с Системой у Владимира Семеновича как раз складывались вполне дружеские отношения, и если он ее где-то кулуарно критиковал, так и последствия этого были кулуарными. Во всяком случае, давайте скажем, что в тюрьме он не сидел, и больше не будем возвращаться к теме его «диссидентства». Может, за неимением реальной борьбы в своей жизни, Высоцкий и черпает для своего страдальческого образа силы в борьбе чужой, таким образом заимствуя ее. И, наверное, в этом причины его обращения к войне: «Давно смолкли залпы орудий...», «Песня о друге», «Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог...»
Заметим, Высоцкий-боец, радетель за справедливость, в своем виртуальном мире всегда противопоставляет себя превосходящим силам противника: «Их восемь – нас двое. Расклад перед боем Не наш, но мы будем играть!» – поет он.
При этом к своим оппонентам Владимир Семенович относится не очень уважительно, да и товарищей по борьбе не всегда чтит. Очень показательна в этом смысле песня «Тот, кто раньше с нею был». Там все начинается с застолья, за которым лирический герой «не пил, не пел… на неё вовсю глядел». Однако «тот, кто раньше с нею был», сказал, что ему ничего не светит. Тем не менее, автор успел понравиться девчонке (наверное, волевая челюсть сделала свое): «Когда ж я уходить решил, Она сказала: "Не спеши!" Она сказала: "Не спеши, Ведь слишком рано!"
Однако «тот, кто раньше с нею был», затаил злобу на нашего героя. Подлый предшественник выследил автора, который как-то шел с другом Валюхой. И что вы думаете? «Они стояли молча в ряд – Их было восемь», им готовились устроить «темную», и снова – четыре на одного. Однако главный герой не растерялся, он начал бой первым, тем более у него имелся нож: «Держитесь, гады!» Тем не менее «гады» одолели двух друзей и стали их забивать. Далее герой попадает сразу в тюремный лазарет, где его врач «резал вдоль и поперек». Автору было тяжело, и он, конечно, как мужественный человек держался что есть силы. Как можно понять из дальнейшего повествования, главный герой вскоре вышел из тюрьмы, куда его, видимо, упекли за нож, однако девочка его не дождалась. При этом пострадавший «её, как водится, простил, Того ж, кто раньше с нею был, – Не извиняю», – таит злобу на своего соперника автора.
Давайте подобьем итоги. Какой образ поющего у нас вырисовывается? Во-первых, это парень, пользующийся спросом у женщин. Во-вторых, он бесстрашно, хоть и не совсем умело, пользуется ножом. Третье: у него был верный друг, который с ним честно разделил неприятности, когда на них напали, однако что было потом с Валюхой, никто не знает, автор о нем больше не упоминает, но упоминает, конечно же, о себе любимом. А от «любимого» отказалась девчонка, он же озлобился на мир и мечтает о расправе с оппонентом. Слов нет, герой-страдалец: все в округе плохие, один он белый и пушистый с ножом за пазухой. Вообще, надо сказать, описанная ситуация мало реальна с точки зрения «раскладов», ведь не бывает абсолютно правых и абсолютно неправых людей. Но в том и сила этой песни, что любой человек может на место героя поставить себя и чувствовать себя в этих обидах на мир вполне комфортно. И создание такого сомнительного комфорта для потребителя характерно для всего творчества Владимира Семеновича.
Всюду «я»
Что еще раздражает, так это удивительный эгоцентризм Высоцкого, о чем, в частности, свидетельствует безмерное количество упоминаний местоимения «я». Здесь приведены только песни и стихи, начинающиеся с последней буквы алфавита, однако через «я» у него написано едва ли не половина стихов. «Я тут подвиг совершил – два пожара потушил». «Я стою спокойно перед строем – В этот раз стою к нему лицом. Кажется, чего-то удостоен, Награждён и назван молодцом». Герой, что и говорить, однако не стесняется автор и сомнительных достижений: «Ох, где был я вчера – не найду, хоть убей!.. Помню – Клавка была, и подруга при ей, Целовался на кухне с обоими. А наутро я встал – Мне давай сообщать, Что хозяйку ругал, Всех хотел застращать…»
В целом же парадокс заключается в том, что Высоцкий хоть и предстает перед нами мужественным бойцом, тем не менее, едва ли не каждая строчка его стихов пропитана чувством жалости к себе: «Я вырос в Ленинградскую блокаду, Но я тогда не пил и не гулял, Я видел, как горят огнём Бадаевские склады, В очередях за хлебушком стоял».
Очень характерна для понимания мотивов творчества Высоцкого также «Дорожная история». «Я вышел ростом и лицом», – без лишней скромности начинает свое повествование Владимир Семенович (и это мы уже заметили по неравнодушию к нему женского пола). Дальше – еще скромнее: «С людьми в ладу – не понукал, не помыкал; Спины не гнул – прямым ходил».
Однажды наш герой завербовался в дальнобойщики и как-то отправился вместе с товарищем на машине в путь. «А в дороге – МАЗ, Который по уши увяз», – продолжает Высоцкий (увязшая по уши машина – неудачный пассаж, но о «гениальности» Владимира Семеновича чуть ниже). Словом, друзья застряли: пятьсот километров впереди и пятьсот километров позади – никого, за бортом – пурга. Тут между напарниками возникает ссора. Друг говорит, что, мол, надо покидать машину, так как ее сейчас завалит снегом, автор же утверждает, что надо спасать машину, так как ее ждут на стройках. Ссора приводит к тому, что товарищ хватается за гаечный ключ и «волком смотрит» на водителя. Затем малодушный покидает кабину – «ушёл куда-то вбок», а наш герой засыпает. Когда же просыпается, приходит тягач, рассказчика спасают. Казалось бы, его напарник должен был превратиться за время своего отсутствия в сосульку, но нет, он вернулся, «трясётся весь». А самоотверженный автор не сломлен, он готов великодушно простить своего компаньона и взять с собой в новый рейс.
Основоположник «Шансона»
Вот такими песнями Владимир Семенович и создавал себе образ «правильного мужика», на которого хотелось походить. Откровенный плач поэта при этом оставался как-то незамеченным. Высоцкий, конечно, понимал, что плачущий мужик выглядит несолидно, однако дал нам всем санкцию на алкогольные сопли и открыл секрет, как их пускать, чтобы это было законно. Секрет прост: плакать надо хриплым голосом. Да, можно быть обиженным на весь мир, считать себя обделенным и высказывать ему свои претензии, только делать это нужно хриплым голосом. Тогда и чисто номинально мужиком остаешься, и жалость к себе вызываешь. Поэтому вполне логично, что сегодня Владимир Семенович занял свое место среди исполнителей на радио «Шансон», ведь он и был основоположником жанра, который можно охарактеризовать как плач правильного мужика. А все эти шуфутинские, кучины и прочие Владимирские централы – продолжатели его дела.
Другое дело, Высоцкий был талантливее их, и все же в поэзии Владимира Семеновича была масса прорех. Например, таких: «И я видел Нагайскую бухту да тракты, Улетел я туда не с бухты-барахты». Скажите, что рифма «тракты» – «бухты-барахты» гениальная, даже учитывая, что перед этим идет речь о бухте? Или: «…Я вижу: быть беде. Ведь бокс – не драка, это спорт Отважных и т. д.»?
Рифмовать «беде» и «итеде»? На это способна разве что Земфира, но с нее не может быть никакого спроса.
Кстати, в той же песне («Песня о сентиментальном боксере») Владимир Семенович показывает, что не очень дружит с географией. Помните: «Удар... Ещё удар... Опять удар — и вот Борис Буткеев (Краснодар) Проводит апперкот». Чуть ниже говорится, что Буткеев сибиряк. Извините, Краснодар находится в тысячах эдак в трех километрах от Сибири…
В целом же можно сказать, что Высоцкий довольно талантливый поэт, у него были и неплохие стихи, особенно юмористические. Сейчас, конечно, этот юмор видится немного наивным, но тогда оно было не в бровь, а в глаз. Однако говорить о том, что Владимиру Семеновичу не было равных, называть его мессией, человеком эпохи, думаю, излишне.
