Учился я во время оно в Харьковском универе. И отправили меня на практику в Новосибирск на три недели. Отправили и отправили. Съездил – вернулся. И узнал по возвращении, что кореш мой кировоградский Генка, ушедший в армию, подвергается там неким силовым инсинуациям со стороны дружественного узбекского народа. Как правозащитник и корефан, я немедля выдвинулся в сторону старинного украинского города Глухов. Там, в пригородном лесу, базировался стальной щит родины – полк ракет стратегического назначения.
Был я в то время предельно длинноволос, бородат, свеж и подтянут, ходил с желтым рюкзаком и по всем военным законам не соответствовал ничему. Однако, через КПП секретного полка я проник с легкостью. Два русских солдата, Срывков и Сурков, с предельно прозрачными глазами и псковским выговором, ели два кило халвы. Под шорох осенних листьев. Я откушал с ними и объявился братом рядового Рыбченкова. Пскопские позвали дневального Терзиева, который, не мудрствуя лукаво, пригласил меня в центр связи полка. Так что если бы у меня в желтом рюкзаке была бомба – родина временно осталась бы без щита.
Оный Терзиев объяснил мне, что Гена в лесу, что так просто увал не дают и надо звонить особисту. Звони, сказал я. И расположился на подоконнике наблюдать, как ракетчики-чеченцы ведут на выпас полковых свиней.
- Товарищ майор, тут к Рыбченкову брат приехал.
- Гав! Гав! Гав!
- Не, похож очень!
- Гав! Гав! Гав!
- Говорит, аж из Новосибирска приехал.
- Гав?
- Да, билет показал.
- Гав! Гав! Гав!
- Есть поселить в офицерскую гостиницу.
Терзиев выписал мне письмецо начальнику вышеупомянутого Хилтона и я побрел восвояси. Денег у меня было почти ноль, и поэтому к предложению гостиничного капитана заплатить три рубля я ответил кислой противопехотной миной. Капитан был милым человеком и со словами “Да хрен с ним, все равно этой армии – п…ц”, пустил меня на бесплатный постой.
Гену из леса должны были привезти вечером. Я побродил по Глухову. Прекрасный город. В нем, вероятно, проводились испытания специальной бомбы, которая делает все дома развалюхами, а людей алкоголиками и придурками. Откушал кефиру в местном ресторане. В симбиозе с псковской халвой глуховский кефир решил взорвать меня изнутри, поэтому обратно в гостиницу я бежал. Местные жители смотрели на меня с недоумением. Вероятно, я был первый бегущий человек в городе за последние двадцать лет.
Между тем к гостинице подъехал УРАЛ, выгрузивший товарища майора и Гену. Я сидел на крыльце и курил. Товарищ майор как-то побледнел.
ТМ - Гена, это и есть твой двоюродный брат, прапорщик Овсянников из пограничных войск?
Г - Мммм, товарищ майор?
ТМ (мне) - Вы прапорщик?
Я - Так точно, товарищ майор.
ТМ - Почему с бородой и волосами?
Я - Я разведчик. Ловлю контрабандистов. Внедрен в банду под именем Себастьяна Перейры, торговца черным деревом. Премирован руководством десятидневным отпуском.
ТМ – Ну Гена, блин! А, ладно, все равно этой армии скоро п…ц!(уходит)
Мы с корешем обнялись за встречу и пошли в парк смотреть на глуховских девиц и пить банку сливового сока – на бухло денег не было. Он рассказал о проблемах с узбеками, о поломанной в локтевом суставе руке и о неожиданном счастье – всех представителей гордого южного народа решили вывезти нафиг, подальше от ракет. Девицы в Глухове были, но мы их почему-то не заинтересовали. Поэтому вечер дружбы было решено подканчивать – Гена валился с ног.
По прибытии в Рэдиссон-с туалетом на коридоре товарищ мой немедля принялся спать и храпеть. А я пошел курить на общий балкон. Там меня и приловили Фобос и Деймос.
Дело в том, что в Глухове была школа прапорщиков. И в этот день она отмечала выпуск. И наотмечалась так, что все новоиспеченные прапора лежали в смерть пьяными. Прапоры. Но не прапорщицы!
Их звали Жанна и Руслана! Они были страшны, как смерть старой лошади. Но по разному. Жанна была толстая крашеная блондинка. Руслана была неимоверна худа. Вроде ее только что освободили американцы из лагеря смерти. А накрашена она была так, как будто она поблагодарила американцев-освободителей самым остроумным образом. Жанна же, вероятно, красилась лопатой. Мазки были широкие, как на картинах Ильи Репина.
Они были в военной форме и пьяные, как грузчики. Из живых мужчин в гостинице был только я.
Ж – О, мальчик.
Р - Угостите даму сигареткой. О, Космос!
Я (молчу)
Ж – Хочешь коньяку?
Р – Как нас зовут, маленький?
(Насчет маленький она была явно права – обе были около 190 сантиметров)
Ж – Да, как тебя зовут?
Я(молчу)
Р – Да какая разница! Пошли трахаться!
И я сделал это. После стакана коньяка. Я трахнул двух прапорщиков Советской Армии. И не просто. А часто используя особо извращенную форму этого действа. Просто все мы знали, что скоро этой армии п…ц.
Утром я проснулся в их четвероруких и четвероногих объятиях. Они были еще страшнее, чем ночью, но неимоверно трогательные какие-то. Последние защитницы умирающей страны. Две несчастные бабы. Я выскользнул и смылся.
P.S. Гена! Если ты читаешь сейчас этот рассказ – прости, что я не разбудил тебя в ту ночь. Мне до сих пор стыдно. Тхагага! Хотя, может быть я спас тебя от эстетического удара. Хотя..
