Ольку прикалывало срать. Ибанесса пажизняк присаживала сваё гнилое очелло на час, а то и на два ебтать. За это на неё пиздаебически ругалась мать. А отец-олкатрон хуярил под дых и в титьку. Родителям уёбища тож бывало хотелось обосраться блять. У хуёвницы были чмошные, как крассовки найк, сисяры, пахожие на гандоны за пять рублей, надутые мачёй бамжа. Овца сидела на унетазе, срола и мацала титищи, глядя на это в заляпанное капельками жопного гавна зеркало.
Срать парашница полюбила в тяжелом, как субботник у шалавы, детстве. Тогда бледина ходила на детский утренник. Припиздовав с какого-то хуя раньше всех, засранка набросилась на столы бля заставленные праздничными ништяками. Выжрав нахуй все плюшки и балабасы тварина пачуяла удручающую и невыносимую тяжесть в жопени. Хуйско взвыв, дрисница ломанулась в тубзик, громка пердя и вызывая клинический ахуй воспитательниц епта! Ебаная поносная жидкость начала хуярить задолго до спасительных дверей выебанного в рот сортира! Метров сука за десять. Если б нашелся пизданутый долбойоб-извращ, который бы задумал взвесить всю эту кучу блядского кала, высраного этой маленькой девочкой (будущей мега-дрищовкой!), он бы понял что такое сука шок! Потому что навалено было, вот не спиздеть, восемнадцать киллограм тухлого гавна и дохуя литров жидкого, как мозг графомана, паноса!
С тех хуёвых пор эту мразь звали не иначе, как Олька-гавно. Кликуха прилипла к ней так же блядь прочно и несмываемо, как гОвна на её йобаном унетазе и его окрестностях. Закончив кое-как девять классов, тупая шаболда осталась на обочине пиздоебаной жизни со своим щедрым на посрать пердаком. Она была настолько ебанутой блядвой, что не смола поступить ни в одно ПТУ их мерзкого, как пах новодворской, городка. Потому, что блядь сралась прямо на экзаменах, пугая климактеричных старушек-экзаменаторш, которые потом долго хуярили швабрами это воплощение говна сатаны. Надо чота делать, подумала Олька-гавно, почесав немытую никогда репу и разогнав ахуевших вшей.
Так получилось, что друг отца, хитрожопый барыга-комерс, пристроил на своё несчастье эту суку к себе в офис нахуй. И сифозница стала бляха работать! Секретарём! Но не долго (пихарь-начальник даже не успел дать девке-хуевке в головень) каких-то несколько гавённых в прямом смысле часов. Потупив слегонца перед компом (у паразитки даже не хватила ума врубить пидарский пасьянс), засраная манда начала пердеть анальным очком. Да всё громче и громче нахуй! Чё то большое и неприятное просилось выбраться наружу из расхлябанной жопы этого чудовища. Хуякс! Немного (с поллитра блять!) жиденького дерьмища просочилась из зловонного нутра офисной пездец работницы, пропитало трусняк, штаны и обивку стула. Бля, да че я стремаюсь, решила дебилка и как дала сука сёру!
Гавённое гавно, получив команду ебучего мозга, понеслось к выходу из жопы. Блядинский деловой костюм, который купили ей родаки, лопнул блять, не выдержав сильного, как удар дворника, когда срёшь на асфальт, анального цунами! Отвратный ебаный кал запонил весь мразотный ресепшен, заляпал бурыми блядь брызгами стены, уёбские стеклопакеты, пиздяный компьютер, да и вообще всё нахуй! А также ебта протопило пол и залило несколько этажей, накапав на пустые, как глаза ксюхи-поебухи собчак, головы всех неудачников и дебилов, кто там работал. Обосравшаяся охуевшая тварь получила диких пиздов по еблу и по жопе, за приченённый ахуйский ущерб. Директор-хуй поставил Ольку-гавно и её припиздованных предков на чертовский в нос ебать лавандос.
Дома батька выставил за порог это сранливое существо и сильным пинком в гузно отправил эту хуйню в самостоятельную жизнь. Сука обрадовалась по-первости – можно блядь срать сколько хочешь! Правда жрать было хуй да нихуя. Пизда пошароёбилась с недельку по помойкам и свалкам, где была в рот пизжена ебанутыми бомжарами за вонь и гавно, которое лилось из девчонки-гандонки, как ниагарский водопад. Наконец, шмара устроилась работать хуесоской и пиздоебалкой на хачовский рынок. Шлюху ебали за хавку всякие азеры, грузины, таджики и прочая мразь. Один раз пятеро грязных, как снежок на рынке, черномазых нехуёво обожрались кумыса и водки и пришли ебать Ольку-говно. Они встали в круг и давай тыкать куда попала. А мразёвка пиздец ахуевала и балдела. Одной рукой она дрочила чей-то хуй, другой успевала закидывать, когда менялись в пасти шняги, квашенную капусту из тазика. Ещё она блядь текла пиздой, а из раздолбанного ануса сочилась коричневая слизь. Потом вся эта компания отбросов переблевалась нахуй. Ольку вырвало спермачом и капустой. А чурок нацваем, ёбаной гавенной шаурмой и кумысом. Они все переблевали друг друга, а особенно шалаву-Ольку, которая пропёрлась с такого неожиданного теплого водопада блевотни и абасралась в таз с капустой. За что получила дрыном по лбу от своего хозяина-абрека и всё вылизала потом и сожрала блядь!
А я в тот день ходил за фруктами. И, проходя мимо невзрачного вагончика на краю рынка, остановился, заглянул в окошко и всё увидел. Я смотрел и смотрел на это Действо... а потом вытащил свой хуёк и начал дрочить. Я кончил почти сразу. Дома мама спросила, почему я не купил фрукты? А я честно ответил, что забыл.
©Осквернитель
