У меня был творческий ступор. Ступором, правда, назвать это сложно, я исчеркал кипу бумаг, но нужного добиться так и не смог. Ну никак я не мог нарисовать взъерошенного треххвостого чешуйчатого зубарога. Вообще-то, я иллюстратор детских картинок. Зайчики там, белочки… А тут заказ на этого треклятого зубарога.
Работы в этом месяце было мало. То ли июль не располагал к рассматриванию картинок, то ли все родители закупили DVD-плееры для своих чад. Так или иначе, но за подвернувшуюся работенку я схватился всеми своими длинными пальцами. Иллюстрации к модному журналу сулили прибыль как к двум обычным книжонкам, а работы раза в 3 меньше. Но приспичило же автора написать рассказ про какого-то зубарога! Ну что это за херь? Писал бы как все современные писатели о дерьме и кровище… нет, понесло его на смесь детской фантастики и Кунцевской мистики.
Я пил пиво и рисовал ящериц с тремя хвостами и анимешными глазами больше чем сама голова. Мои рисунки были странно похожи на мутировавшего Змей-Горыныча, которому наступили на яйца. Ну, по крайней мере, так мне вчера сказал мой редактор, а родитель зубарога качал головой: «нет, не то».
Я жаловался другу в асе, что не могу вообразить, что это за зверь такой. Друг присылал «лолы» и откровенно ржал над моими мучениями. За час было рассмотрены тысячи версий возникновения нашего зубарога. Начиная с сообщений: «жертва лабораторных исследований в страхе держит планету Ящер-370» и, заканчивая: «вырастанио рогов на зубанио! - кричал Гарри Поттер, мучая в саду лягушек». Когда история сообщений приобрела вид диалога двух укуренных шифровальщиков, свихнувшихся после многих лет работы, я решил, что пора развеяться.
На улице было пасмурно. Я плюхнулся на скамью у подъезда и с удовольствием вдохнул прохладный сырой воздух. Бросив тетрадь с карандашом на лавку (меня еще не покидала надежда озарения), я покосился на сидящего с другого края внучка соседки. Точнее сначала я покосился на гипс, обволакивающий его ногу, а только потом на самого парнишку. Парнишка был потрясающе некрасив. Я, как ценитель прекрасного, с неудовольствием оглядел выпирающие лошадиные зубы, широко расставленные, почти черные глаза, волосы цвета ржавчины. Не каштановые, не рыжие, а именно ржавые. Мальчишка чесал облупившийся нос тонкими пальцами, выпячивал губу, сдувая длинную челку, и не обращал на меня никакого внимания. На вид ему было лет десять, хотя он был явно ниже своих сверстников. Парнишка кидал семечки голубям. Я же постарался вернуться к работе. Почеркал в тетради. Отвлекся, зарисовывая птичью возню.
- А что у него с хвостом? - вдруг спросило что-то совсем рядом.
Я глянул на голубя в тетради. Сзади был нормальный такой хвост… ну, может, немного неудачный.
- Это перспектива, - буркнул я.
Как и все творческие люди, я был весьма чувствителен к критике.
– Хочешь, исправь.
Я думал, мальчишка пожмет плечами или отвернется, но тот взял карандаш и несколькими точными штрихами исправил птице вынужденное уродство. Я, признаться, был немного шокирован.
- Давно рисуешь? – спросил я, поворачиваясь.
И наткнулся на два черных уголька, буравящих меня с откровенным любопытством. Мне стало не по себе. Лошадиные зубы и бесформенный нос как-то отошли на задний план по сравнению с этим тягучим взглядом.
- Ну так, - плечи смешно дернулись. Будто это не он их приподнял, а тело опустилось вниз.
- А что можешь нарисовать. Животных можешь, природу, людей?
- Ну так, немного, - снова смешной рывок.
- Держи, - протянул ему тетрадь и карандаш. – Нарисуй треххвостого чешуйчатого зубарога.
Я приготовился отвечать на его вопросы, но он повертел карандаш и принялся рисовать. Вот так. Будто я попросил начеркать елочку и зайчика.
Боясь помешать ему, я решил не наблюдать за рисованием, а просто поглазеть по сторонам. Минут пять я витал где-то среди кроны и зеленых бумажек с портретом Франклина, но был спущен на землю тычком тетради в ребра.
С тетрадного листа на меня смотрел очень миленький чешуйчатый зубарог с прелестным оскалом и встопорщенными тремя хвостами. У меня даже рот открылся от изумления. Нет, ну в самом деле – зубарог. Зверь отличался реалистичностью. Если бы не знал, что зубарога выдумал сморщенный вертлявый старикашка, я бы решил, что это какое-нибудь редкое животное. И никаких мыслей о подвале и генной инженерии с сексуальными сценами различной степени извращенности, какие появлялись, глядя на мои попытки рисования этого чудовища.
Кажется, я слишком долго просидел, глупо взирая на рисунок парнишки.
- Что, не то? - плечи поникли, губы искривились в самом расстроенном искривлении.
- Знаешь, на самом деле это шедевр. Ты когда-нибудь спасал человека?
- Нет…
- Так вот, ты его спас! – я в восторге хлопнул его по плечу. – А у тебя есть какие-нибудь зарисовки?
Он кивнул. Указал на гипс:
- Вот… Рисую. Скучно.
- Я из 25 квартиры, заходи в гости завтра вечером. И рисунки тащи. Буду тебя хвалить.
Парнишка кивнул, улыбнувшись впервые за все наше общение.
Я работал до 3-х ночи. Немного подкорректировал рисунок парнишки, добавил фон. Получалось очень недурственно. Набросал нужные иллюстрации в нескольких вариантах. Сделал один полностью законченный рисунок зубарога.
Утром мой редактор удовлетворенно хмыкал, разглядывая наброски. Вертлявый родитель животного согласно цыкал. Иллюстрации были утверждены, аванс выплачен. Дорога домой была приятной, меня так и распирало от хорошего настроения.
Работал я до позднего вечера. В девять я смутно забеспокоился. Что-то забыл. Ах, да, парнишка так и не пришел. Не пришел он и на следующий день. Спустя два дня я решился зайти к соседке сам.
- Внучек домой уехал, забрали его родители-то, - возвестила соседка. - А что, натворил чего?
- Да нет. Я тут ему подарить хотел… - я передал старушке альбом и набор карандашей.
- Поеду, отдам, конечно, - заверила старушка. - Ой, чуть не забыла, а ведь он просил передать, сейчас,- она нырнула вглубь квартиры, не переставая бормотать. – Ох, старая, как же, чуть не забыла, где же...
Она вышла со сложенным вчетверо листком. Я развернул. На могучем блестящем зубароге восседал я. У меня была широкая ухмылка и взъерошенные волосы. Внизу подпись: «удачи в пути».
- Замечательный парнишка, - сказал я, растроганно и растерянно рассматривая набросок.
Уходя я резко развернулся.
- Кстати, а как парнишку зовут-то?
© СиниЙося
