Я с детства отличался чувствительным обонянием. Допустим, сидим с мамой в комнате, слушаем радио. Я:
- Мама, газом несет.
Мать:
- Что ты такое выдумываешь? Ничем не несет. Слушай вечернюю сказку.
Я не унимаюсь.
- А я говорю тебе, пахнет газом! У меня в носу уже щиплет.
Мама сердится, идет на кухню. Возвращается оттуда удивленная.
- Представляешь, ветер потушил конфорку! Хорошо, что почуял вовремя…
Я рано понял, что развитое обоняние - одно из моих главных достоинств и очень им гордился. Работу я себе выбрал соответствующую: тестировщиком парфюмов на фабрике «Рассвет*». Вообще, предлагали работу заграницей, в самой Италии. Но не получилось, КГБ меня не выпустило. На дворе-то семидесятые стояли. Так я и остался в Москве.
Бывало напроектируют какой-нибудь новый парфюм. Я понюхаю аккуратненько так, пальчиками помашу в сторону носа.
- Да нет, ребята, - морщусь, - спиртяка! Не тратьте зря деньги.
Со мною спорят, злятся. В продажу выпустят – а его действительно никто не берет. Так и пылятся никому не нужные духи на полках магазинов. Потом начальство образумилось – запретило выпускать в продажу новую марку духов, если я не даю на нее добро. Прибыли у фабрики пошли вверх. Зарплата моя тоже. Жизнь вступила в светлую полосу, одним словом. Я расслабился, жирком оброс. Купил себе квартиру хорошую кооперативную, машину новую – не что-нибудь, а «Москвич» последней модели. Вот только жениться не хотел – никак не мог нагуляться. Ну да это не самое страшное. А самое страшное было вот что.
Достал я однажды из под полы средство импортное для очистки ванны. Ну, знаете, холостяцкая квартира: ванна жирная, скользкая, разве что крокодилы не водятся. Приношу я, значит, это средство домой, прочел со словарем инструкцию по применению, открываю крышечку и плюх! Наклонился над ванной, щедро так его натрусил туда, и тут…
Батюшки! Как ударило оно мне в нос мой нежный, будто какое оружие химическое. Глаза заслезились, из носа потекло, а самое страшное, весь мой нюх собачий мне напрочь отбило в одну секунду! Вообще запахи перестал чувствовать.
Такая паника на меня напала – не могу передать. Хоть в окно бросайся! Мечусь по квартире, как дурак и все принюхиваюсь, проверяю – не вернулось ли обоняние. Прибегаю на кухню, двести грамм - бах! Присел, успокоился немножко, радио послушал. А нос так ничего и не чувствует. В общем, лег я спать. График работы у меня гибкий, поэтому, начальству пока можно было ничего не говорить – посмотрим по ситуации.
Лежу я, засыпаю уже. И приснился мне сон, будто обоняние так ко мне и не вернулось. И хожу я безработный по улицам с сумкой – бутылки собираю. Причем, каждую бутылку нюхаю, проверяю: не вернулось ли чутье ко мне. А оно так и не вернулось, и я бутылку из под вина не могу отличить по запаху от пивной. Проснулся я в полном смятении, так ничего и не понял. А, главное, обоняние-то ко мне действительно так и не вернулось, даже на чуточку. Ну я, что делать? Звоню начальству: так и так, говорю, заболел, больничный предоставлю (у самого-то врач был знакомый, так что это мне раз плюнуть). Николай Палыч, начальник мой - ничего, пожелал скорейшего выздоровления да положил трубку. Нормальный мужик был, Царствие ему Небесное.
Сел я на диванчик и думаю: как жить дальше-то? Ну посижу я три денька на больничном. А что потом? Потерять работу? И куда же я пойду, действительно, что ли бутылки собирать? Делать-то я ничего не умею и образования никакого не получал. Все средства к существованию своим носом добывал. А без него остаюсь я, можно сказать, совершенно беспомощным, как маленький ребенок.
Так я думал, думал, да решил в магазин сходить: купить поллитру и колбаски, чтобы легче думалось. Оделся, спустился в наш гастроном на первом этаже, захожу в колбасный отдел, говорю продавщице:
- Будьте добры, триста грамм «Докторской».
- «Докторской» нету! – рявкает продавщица и безразлично смотрит куда-то в сторону.
«Врет, стерва, - думаю. – «Докторская» есть, ее каждый день с утра завозят, да только она для своих припрятана».
И тут, чувствую, ожил мой нос! Явственно почуял запах паленой резины.
- Гражданочка, - говорю, - у вас в магазине резиной паленой воняет…
Ох, что я выслушал! У меня даже дедушка покойный таких слов не знал, а он, между прочим, красным командиром был.
- Спасибо, - говорю, - за общение, а резиной все ж воняет.
И ушел, насвистывая.
Выхожу весь такой довольный на улицу, принюхиваюсь – что за напасть? Опять ничего не чувствую! Даже к мусорному баку специально подошел, принюхался – ноль! Только бабки во дворе на меня посмотрели, как на больного.
«Ёханый бабай, - думаю, - и как же понимать это?»
А потом еще со мной приключилось интересное происшествие. Подхожу к киоску прессы купить свежих газет, дома –то сидеть скучно. Чувствую, меня кто-то за локоток трогает. Я оборачиваюсь – стоит передо мной алкаш, еле на ногах держится. Рожа красная, побитая. На голове какая-то кожаная кепка засаленная, а в порванных брюках магазин настежь распахнут – заходите, мол, кто хочет.
- Слышь, браток, - говорит, - удружи, дай полтинник, а то трубы горят, не могу уже…
Тут, чувствую, бац! Снова у меня обоняние прорезается. И явственно так запах свиньи почуял. Я когда в детстве у бабушки в деревне гостил – там в хлеву аккурат так же пахло: навозом, сеном да прочими дарами природы. Смотрю я на него удивленно, а сам себе кое-что начинаю соображать.
- На пятьдесят копеек, - говорю, - отвяжись.
Купил я «Вечерние вести», «Советский спорт», иду домой и размышляю себе о странных сегодняшних событиях. Захожу в подъезд, а мне навстречу Клавдия Семеновна из 118-й, бабуля - Божий одуванчик. За хлебом, видать, собралась. Старенькая уже, за девяносто лет ей перевалило, а умирать никак не умирает: все болеет да болеет.
- Здравствуйте, - говорю, - Клавдия Семеновна. Как дела ваши?
- Ох, какие там дела, - отвечает. – Помереть бы, да никак вот не могу. Уже все мои знакомые померли, одна я вот жива до сих пор, несчастная…
Чую, снова нюх мой прорезается! На сей раз сырой землей потянуло, плесенью… кладбищем, одним словом. Да так явственно, будто к дедушке на могилу приехал.
- Не переживайте, - отвечаю неожиданно для самого себя, - помрете скоро.
И сам испугался от того, что сболтнул. Благо, Клавдия Семеновна глуховата была, да не расслышала. Распрощался я с ней, захожу домой. Сел на кухне, водочки налил, размышляю, что же это со мной такое творится. Сидел так, размышлял, пока бутылка на три четверти не опустела. Гляжу – на дворе уже вечер. Решил я поужинать. «Сварю, думаю, - макароны». Только поджигаю конфорку – в двери звонят. Открываю – стоит Люба, активистка наша домовая.
- Здравствуйте, Анатолий Иванович,- говорит. - Деньги вот собираем на похороны.
- Кого хоронят-то? – спрашиваю. А сам насторожился весь.
- Клавдию Семеновну из сто восемнадцатой. Ее сегодня машина сбила…
Что вам сказать-то? Я раньше про подобное только в газетах читал. Это там, где про людей с особыми способностями. А тут и сам вдруг стал таким же. Получилось так, что внешнее мое обоняние исчезло, и за его неимением открылось внутреннее. Мне теперь мое новое чутье заменило, можно сказать, все остальные чувства. Бывало, глаза одно говорят, а я, все ж, носу верю. И никогда он меня не подводил, между прочим. Ни-ког-да.
Я даже представить себе не мог, насколько внутренний запах людей отличается от внешнего. Внешний-то можно прикрыть и духами и мылом и конфетой там какой-нибудь мятной. А вот внутренний… Он весь, как на ладони. И ничем его не прикроешь, главное.
Сколько я нанюхался всего за это время – трудно даже передать. Каждый человек ведь пахнет по-разному. Вот, допустим, дворничка наша, Галя. Пахло от нее всегда, сами понимаете чем. Ну известное дело, дворник. А то как-то встречаю ее возле подъезда, остановился поболтать, чую, пахнет от нее ромашками. Цветы-то простые, но запах, все равно приятный. А еще сеном кошенным. А еще деревянным крестьянским домиком из свежесрубленного леса. А еще хлебом ржаным, из печи только вынутым, какой я в детстве у бабушки ел. Стою я, болтаю с ней, воздух носом потягиваю, а сам призадумался…
А потом, через пару дней встречаю Татьяну Павловну, соседку свою с третьего этажа. Вот уж дама эффектная, скажу я вам. Блондинка такая крашеная, через губу не плюнет. Всегда у нее и вещи все импортные, и косметика дорогущая – такую в отечественном магазине не достать. А духи! За ней всегда такой шлейф тянулся, что выходя из квартиры, можно было точно сказать: десять минут назад тут прошла Татьяна Павловна. Не знаю я, где там она их доставала, но парфюмерия у нее первосортная была. Я всякий раз, когда ловил этот запах, мечтал, чтоб и наш «Рассвет» что-нибудь такое выпустил. Да куда уж нам…
И вот встречаемся мы с Татьяной Павловной на лестнице. Тяну я носом воздух так, аккуратно… Чувствую, комиссионкой несет! Такими… пыльными, старыми вещами, обработанными какой-нибудь обеззараживающей гадостью. А еще кабаком потянуло: смесь сигаретного дыма с водочным духом да какой-нибудь дешевой закуской. Принюхиваюсь я, а сам удивляюсь: как же все перевернулось-то. С ног на голову прямо. Хотя, может, наоборот, с головы на ноги?
А она заметила, что я принюхиваюсь.
- Пахнет, да? – говорит так радостно. – Это мне мой Николай подарил. Настоящие французские духи – Кристиан Диор называются.
- Еще как пахнет, - отвечаю. – А Николай-то какой?
- Жених мой, - проворковала.
Чую, паленой резиной как пахнуло. Я уже понял, что это запах вранья – не раз убеждался.
«Ага, жених, - думаю, - как же! Очередной товарищ по койке».
И вся моя жизнь теперь переменилась: все мои взгляды, позиции, убеждения. Все, что я накопил за свои тридцать четыре года, рассеялось, как пыль. Мне казалось, что я вернулся в младенчество и заново постигаю окружающий меня мир.
Работу мне, конечно, пришлось оставить. Но без денег я не сидел. Выход нашел довольно быстро. Куплю пару билетов лотерейных, прихожу домой, беру карандашик, начинаю заполнять номера. Заполнил, понюхал, ежели никакого запаха не появляется – стираю все, вписываю заново. И так заполняю, пока билет деньгами не начинает пахнуть. Такими, знаете, захватанными руками червонцами. Очень характерный запах – ни с чем не спутаешь.
Раз курьез со мной произошел. Останавливает меня на моем «Москвиче» ГАИшник, документы требует. А от самого псиной несет – батюшки! У меня чуть глаза на лоб не вылезли.
- Начальник, - спрашиваю, - а че так псиной воняет? Собаку что-ли машина сбила?
Это я потом уже понял, что от всех легавых псиной несет. На то они и легавые. А тогда у меня чуть права не отобрали…
Вообще, у каждой профессии свой отличительный запах есть. От вахтерш и библиотекарш – болотом тянет, от работников торговли – баландой тюремной отдает, от врачей и художников – водкой.
От младенцев практически ничем еще не пахнет. Так, разве что свежестью утренней. От старых людей веет пылью, или плесенью. От мужчин часто пахнет металлом, а от женщин цветами. Но при этом, у каждого человека есть свое неповторимое амбре.
В этом разнообразии запахов я отыскал себе и свою Любимую. Пахло от нее жасмином и топленым молоком. Я сразу влюбился в эти ароматы.
Хорошо помню, как пахло вокруг, когда перестройка началась. По улицам носился шальной запах свежего морского бриза. Потом бриз перерос в грозовой запах. А потом, уже в 90-х помойкой начало вонять. Бывало, где не идешь – преследует тебя запах помойки. Нестерпимо.
Прознало как-то о моих способностях ФСБ. Уж не знаю каким образом, но на то оно и ФСБ, чтобы все знать. Вызывают меня в кабинет. Сидит там такой мордоворот с тремя подбородками.
- Присаживайтесь, - говорит, - Анатолий Иванович. Пообщаемся с вами…
И начал меня обрабатывать. Так и так, мол, спецслужбам такие люди, как я необходимы. «Поступайте к нам на службу, - говорит, - поработайте на Государство».
А я сижу, смотрю на него и думаю: «Как же от тебя козлом-то старым несет…»
- Спасибо, - говорю, - за предложение, за доверие ко мне. Только старый я уже стал для службы в вашем ведомстве, не кажется вам?
- Анатолий Иванович, - улыбается, - мы ведь вас не под пули подставляем. Вы фильмов, небось, шпионских насмотрелись, вот и боитесь теперь. Работа у вас будет штабная, спокойная. Вы у нас будете вроде детектора лжи. Рисковать не будете ничем, даю вам слово офицерское.
И тут как потянет паленой резиной на этом слове офицерском – я прямо закашлялся.
- Спасибо еще раз, - откашливаюсь, - я подумаю.
Вижу: не нравится ему мой ответ. Ожидал, наверное, что сразу же соглашусь да еще и в ножки поклонюсь.
- Подумайте, Анатолий Иванович, - хмурится, - только недолго.
Вышел я из его кабинета. Смотрю – хорошо на улице. Солнышко апрельское светит, деревья распускаются, мамы с колясками гуляют.
«Эх, - думаю, - почему же это у нас в стране человеку с развитой интуицией только в органах место могут предложить? Недаром же говорят: «Это ты с прокурором будешь по душам разговаривать». Видимо, больше нигде в России чуткие люди не нужны».
И как-то так тоскливо мне сделалось враз. Надоела мне моя способность. Слишком много дерьма повидал я в этой жизни, благодаря ей.
«Ну его, - думаю, - все к монахам. Пойду-ка я приму на грудь, авось полегчает…»
Забрел я в ближайшую разливайку. Бахнул хорошенечко горькой, двумя кружками пива отшлифовал, с мужиками поболтал… И сразу на душе повеселело, искорки разноцветные внутри вспыхнули. Домой я ехал в бодрейшем расположении духа и с чувством душевного равновесия.
«А все потому, - думаю, - что мы славяне всегда все сводим к одному и тому же. Так что нечего природе на нас тратиться своими дарами сверхъестественными. У нас испокон веков был, есть и будет единственный запах, в котором тонут все остальные. Лишь через него мы можем смотреть на жизнь. И запах этот – водочный дух!»
* «Рассвет» - старейшая московская парфюмерная фабрика. Берет свое начало со второй половины XIX века.
Автор: andreazz
