Я хорошо помню свой первый день в детском саду. Родители силой меня тащили туда, а я пытался сопротивляться и кричал, что не хочу ни в какой сад. Со временем я заматерел, нас перевели в старшую группу. В стенах детского сада я уже чувствовал себя, как дома. Наша воспитательница, Людмила Михайловна была отличной женщиной, которая отдавала нам всю свою любовь, словно мы были её родными детьми. Людмиле Михайловне было под восемдесят, а детей у неё не было. Она очень ответственно подходила к своей профессии педагога. Людмила Михайловна просто так не позволяла нам сидеть на бардовом ковре и играть в солдатики. Она понимала, что через полгода нам предстоит идти в первый класс и поэтому каждый день после обеда сажала нас за парты и читала книжки с такой интонацией, чтобы нам было интересно слушать...
Больше всего я не любил тихий час. Он не нравился мне потому, что я всё равно не спал, а просто лежал с закрытыми глазами и ждал того времени, когда придёт Людмила Михайловна и разбудит всех. А не спал я потому, что нравилась мне одна девочка. У меня даже хуй вставал, когда я думал о ней, только чувство было для меня неизвестным тогда.
Ту девочку звали Алина. Лежала она рядом со мной, на соседней кровати. Каждый раз мне хотелось её обнять хотябы через одеяло, но Алина этого делать мне не давала, она сразу же начинала кричать и на её звонкий голос приходила Людмила Михайловна. Она, поняв, что я мешаю ей спать, била меня именно своим тапочком по голой заднице, при этом приговаривая, что получать тапочком по попке намного больнее, чем ремнём. Я плакал и клялся, что больше не буду трогать Алину, но как правило пиздюлей хватало не на долго.. Уже на следующий день я снова продолжал исподтяшка обнимать Алину, и даже незаметно целовать в щёку, пока спит...
Но это было очень непросто, Алина просыпалась сразу же после того, когда я прикасался к ней и начинала звать Людмилу Михайловну, а я в свою очередь готовился к получению пиздюлей. С каждым разом тапочек ударял по моему нежному тельцу всё сильнее и сильнее, я кричал, что больше никогда в жизни не буду мешать другим спать... Но в последствии всё равно продолжал. Вспоминается мне один денёк... Алина спала, казалось бы, крепко, я очень хотел её незаметно обнять, но мысль о том, что она встанет и начнёт кричать пугала меня всё сильнее и сильнее. Но моему влечению к ней не мог препядствовать даже тапочек Людмилы Михайловны... В один момент мне почувствовалось, что я хочу обнять Алину так сильно, как только могу... Руки потянулись к ней быстрее, чем об этом подумал мозг... Алина проснулась, но не закричала, она встала и побежала прочь из спальни... Через минуту в спальню забежала Людмила Ивановна и сказала очень злобным голосом, будто хотела выкинуть меня из окна:
- Я ему дам целоваться!.. Ишь вы... Нахалы!..
Людмила Михайловна стянула с меня шорты и начала бить с такой силой, что после десяти минут порки моя жопа была такая красная, что мне было больно перевернуться на спину. Алину поменяли местами с каким-то негрятёнком, от которого меня просто тошнило. Этот Алинин поступок меня взбесил до такой степени, что мне захотелось подраться с ней. Но опять же я боялся того самого тапочка и поэтому решил отомстить Алине другим способом. В голову он пришёл мне в тот момент, когда я срал и рядом никого не было. Говно было шарикообразное и очень твёрдое. Я взял один этот маленький шарик, который по размерам был меньше обыкновенной сливы и, завернув в салфетку для вытерания рук, положил в карман. Я хотел незаметно забежать в спальню и подложить его Алине в кровать. Этого не удалось потому что нас в спальню проводила Людмила Михайловна и на этот раз стала там дежурить... Я, поняв, что мой план провалился, немного заплакал... Этот тихий час дался мне с большим трудом, одна минута тянулась, словно все десять... Еле-еле дождался того момента, когда Людимила Михайловна сказала, что пора вставать и идти обедать... Я сначала хотел незаметно пробежать в туалет и выбросить говнястый шарик... Но на полпути я остановился...
По средам нас кормили супом с фрикадельками, а тот шарик от этих самых фрикаделек ничем не отличался. Я знал то место, где сидит Алина. Я подошёл и незаметно положил этот шарик ей в тарелку. Меня никто не заметил, все разговаривали между собой, когда Алина села на своё место, меня начали мучать приступы смеха. Я не мог сдерживаться, особенно понимая, что нельзя даже улыбаться... Алина принялась есть и начала с фрикаделек. Тот шарик скрылся за нарезанной петрушкой и ничем не отличался от остальных фрикаделек. Даже я потерял его из виду. Алина брала в ложку по одной фрикадельке, и я каждый раз смеялся, зная, что скоро она почувствует вкус, который запомнится ей надолго. Это напоминало русскую рулетку, где когда-нибудь револьвер пальнёт этим самым одним патроном... Так же дело обстояло с фрикадельками... Я не мог смотреть на Алину без улыбки и посему отворачивался, думая о чём-нибудь другом. Вдруг послышалась падающая на пол посуда... Оборачиваюсь, Алина вся в супе, и по её лицу с каждой долей секунды становится видно, что она вот-вот блеванёт... И блеванула... Никто не понимал, что происходит, кроме меня... Я пытался закрыть свой рот ладонью, чтобы не ржать... Алина догадалась, что это говно и рассказала об этом потом Людмиле Михайловне... Она спрашивать не стала кто это сделал, потому что прекрасно понимала, что это моя работа...
В этот же день Людмила Михайловна позвонила моим родителям и всё рассказала... Так меня и выгнали из детского сада... Дома я получил пиздюлей не только тапочком, но и ремнём, и даже палкой... Зато сидел я дома и ни в какой сад не ходил... Хотя всё равно скоро надо было идти в первый класс... На днях я беседовал с товарищем и по случайности мне пришлось рассказать ему эту историю. Он и спросил меня зачем я это сделал. На это я ответил кратко:
- Потому что любил!..
Вечно с вами, пацаны.
Ваш Юриг.
