Проснулась Ольга как обычно, ближе к полудню. Лениво потянувшись, села на кровати, сунула ноги в тапочки. Прошла на кухню, включила чайник. За окном ярко светило солнце. Ольга выглянула на улицу. Охватило щемяще-радостное чувство. Чувство, что вскоре должно что-то произойти. В последнее время эти ощущения не покидали ее. Она вернулась в комнату, глянула на их супружеское ложе. Муж был на работе. Муж… Ольга поморщилась. Как же надоела ей супружеская жизнь! Хотя с мужем она не прогадала. Зарабатывает прилично, заботится, цветы-конфеты там всякие, как положено. Да и в постели хорош, но… Чего-то не хватало Ольге для полного счастья. И Ольга знала, чего. Чужого хуя. До смерти хотелось трахнуться с кем-то чужим. Ольга сладко потянулась Да ведь этот козел не даст. А тайно подъебнуться не так-то и просто, как кажется. Конечно, за время супружеской жизни Ольга раз десять еблась на стороне, но что это за жизнь?! С оглядкой, с опаской. А муж, если просечет, что к чему, живо разведется. Придется идти на работу. А работать не хотелось. Ну что за сволочизм такой?! В мечтах Ольга часто представляла себя с двумя, с тремя мужиками…
Нервно закурила сигарету, заходила по комнате. Ведь борются, борются женщины за свои права, но никак не получается довести дело до конца. Чтоб еблю отделить от семьи. Чтоб муж был обязан кормить и содержать жену, и не ущемлять ее сексуальные права. Вот тогда женщина действительно станет свободной и самостоятельной.
Ольга со злостью затушила сигарету. Ведь она еще так молода, можно столько мужиков поменять! А жизнь так жестока: или ебись с одним, и можешь валяться на диване; или с кем хочешь, но придется работать.
Прошла в комнату мужа, которую он гордо именовал кабинетом. Порылась в столе, в надежде найти какой-нибудь компромат – любовные записочки там, или гандоны. Было б что ему предъявить – тогда появится повод самой сходить налево. Но ничего – лишь бумаги по работе, да сверху них тетрадка. Открыла, почитала. Кошмар.
Как-то она зашла в кабинет к мужу. Сам он вышел за хлебом, оставив компьютер включенным. С экрана ей показывали средний палец. Чуть ниже мультяшный герой залихватски ебал мультяшную же телку. «Палажи на фсё хуй!», прочитала она. Это что, ее Петя читает?! Ольга побродила по сайту. Какие-то короткие гнусные рассказики с ужасными ошибками и матерщиной. И вот, судя по всему, у нее в руках рукопись такого же рассказика. Почерк корявый - записывал, наверное, второпях, на колене. Идиот, блять. Она подняла глаза. На стене напротив висел плакат. Раммштайн. Шестеро немцев мрачно глядели на нее. Она ненавидела «Раммштайн», как впрочем, и все, что нравилось мужу. А плакат вообще выводил ее из себя. Особенно один из «Раммштайновцев», худой длинный очкарик. «Флаке» - было написано под ним. Всепонимающе глядел он на нее из-под очков, словно говорил: «Овца ты, нахуй, овца. Поверила поэтам, что женщина – это загадка? Развели они тебя. Поэты тоже люди, им тоже ебать хотелось, вот и придумывали комплименты… Хули в тебе загадочного, все твои пелоточьи мысли на роже у тебя написаны. Загадочный бездонный взгляд? Это пусть Петя так думает, он ведь тебя любит, а мы-то с тобой знаем, что загадочность и бездонность при внимательном беспристрастном рассмотрении оказываются обычной тупостью, так-то, сучка…хе-хе-хе…», - Флаке на плакате ехидно подмигнул. В голове у Ольги что-то щелкнуло, мысли увязли в какой-то каше. Она подскочила, рванула плакат со стены, сломав сразу четыре ногтя. Боли даже не почувствовала, прыгнула на него обеими ногами, принялась топтать с остервенением.
Ольга остановилась перевести дух, и тут услышала, как скребется ключ во входной двери. Что-то козел рано с работы, подумала Ольга. Плакат убрать времени не хватало. Ладно, потом что-нибудь придумает. Она вышла навстречу мужу. Тот протягивал ей букет роз.
- С праздником, любимая… - муж сиял.
«Сегодня ж день влюбленных», - вспомнила Ольга.
- Спасибо, котик, - она осторожно взяла букет.
- И еще, - муж полез в карман, достал коробочку, открыл. Золотые сережки.
- Ой, зая… - восхищенно прошептала Ольга. На сей раз поцелуй был долгим. Они переместились на кровать, на ходу снимая одежду. Ольга скинула халат – под ним ничего не было – и помогала Пете. И вот она откинулась на спину, запустив руки под подушку. Петя стоял перед ней на коленях со вставшим хуем, жадно глядя на нее. Глаза Ольги блестели.
Она вытянула руки из-под подушки. Одной нежно взяла мужа за хуй, а второй, в которой была зажата опасная бритва, коротко и сильно полоснула возле самого корня. Петя взвыл, схватившись руками за пах. Дико вытаращился на жену, во взгляде было больше изумления, чем боли и страха. А та хохотала, запрокидывая голову и вздымая руки к потолку. В одной по-прежнему была бритва, а в другой она сжимала Петин хуй. Первый раз созерцание собственного хуя в руках жены не доставило ему удовольствия. Накатывала боль, глаза его мутнели. Кровью был залит весь диван.
Протянув руку, Петя вырвал у Ольги бритву. Порезал пальцы, но удержал, и хватил жену по белому оголенному горлу. Та выгнулась, хохот перешел в хрип. Завалилась набок. Петя выронил бритву, попытался прижать простынь к паху. Ослабевшие руки не слушались, и, скорчившись, он улегся рядом со все еще подергивающейся женой. Кровь их смешалась, и стали они одним целым…
А через час деловито жужжавшая под потолком муха уселась на глаз Ольги, все еще хранивший загадочное и бездонное выражение.
