Важнейшим из искусств для нас является кино, сказал когда-то Ильич. Ну, этот тезис сильно устарел. Важнейшим из искусств для нас давно уже является ТВ, но сдается мне, что и его век проходит: Интернет наступает. А потом наступит что-нибудь ещё.
Это если говорить об, извините, искусствах. А вот какое чувство является для нас важнейшим? Не в смысле – любовь там, патриотизм или, не дай бог, чувство законной гордости. Нет, я о чувствах в физиологическом понимании. Которых пять: зрение, слух, осязание, обоняние, вкус.
Есть, говорят, ещё какое-то шестое, но о нём не будем. А из пяти – почему-то принято считать, что зрение. Ну, действительно: на его долю приходится бóльшая часть информации, воспринимаемой организмом человека.
А если человек слепой? Хоть Гомера взять…
Нет, что-то не так. Вот я лично думаю, что, пусть человек и не собака, но качество информации, воспринимаемой носом, очень и очень весомо. И в жизни сколько угодно тому подтверждений.
Например. Знаком я с одним французом – назовём его Паскаль, тем более, что он и правда Паскаль. Этот Паскаль делает коньяк. Виноградники у него, погреба, инструменты разные. Но главных инструментов два – жена и нос, и который из них главнее, не берусь судить. Жена – она весь бизнес ведёт, но вот без Паскалевого носа вообще никакого бизнеса у них не было бы.
Он, Паскаль, всегда выглядит слегка поддатым. При том, что не пьёт. Он не пьёт, он нюхает. Часов в семь утра спустится в погреб – и ну нюхать. Смешивает и нюхает. К обеду, покачиваясь и устремив взор в себя, поднимется, какие-нибудь документы важные, женой подготовленные, подпишет (он у них директором числится), пообедает, поспит часа четыре – и снова в погреб.
Мы когда встречались, он всё время тыльную сторону ладони своей нюхал. Я уж потом понял: табаком от меня несёт, парфюмом опять же (ибо я старался быть на уровне), а для Паскаля эти запахи – смерть обонянию. А запах собственной ладони, оказывается, сильно прочищает. Если она, конечно мытая.
Такой вот дядька. А коньяки делает божественные. Лучшие в мире. Композитор ароматов, натурально. Гениальный.
Кстати, вспомнился рассказ, не помню чей, как земляне прилетели на какую-то планету, а там вроде как цивилизация, а вроде как и недоразвитая. Ну, в итоге выяснилось, что аборигены в основном обонянием мир воспринимали. У них и концерты были ароматические. А от землян они шарахались, словно от прокажённых. Ибо воняло от землян.
От землян, случается, действительно… того… пованивает. Был у меня друг… и ведь не виноват он: ну организм такой у человека. Но это же как же – он, бывало, придёт домой после работы, ботинки снимет, а через пять минут соседи возмущённые бегут: что, мол, тут у вас в квартире опять протухло?!
И, само собой, отдельная тема – запах женщины. Я мужиков-то запах терпеть не могу, собаки и то лучше, а вот женщины… Тут по-всякому бывает. Иногда настроение понимается. Сильно и резко.
Но не всегда. Вот работала у нас когда-то девушка. Томочка Венцловская. Хорошенькая – страсть. Черноглазенькая такая, крепенькая. В талии, конечно, поболе шестидесяти, но в двух других измерениях – вполне пропорционально.
Хорошая девушка, и даже умненькая, хотя и наивненькая. Высказалась как-то раз, задумчиво так: не понимаю, говорит, зачем замуж выходить… В прежние времена – понятно, дров там наколоть, ещё чего по дому… А сейчас?.. Нет, не понимаю…
Потом всё-таки вышла Томочка замуж, стала из Венцловской – Курочкиной, для чего муж – вроде поняла, двух сыновей родила, очень гордилась крепкой своей семьёй. И оставалась всё такой же симпатичной. Разве что ещё пару сантиметров в талии прибавила. Но зато зрелое обаяние появилось. И необходимость быть привлекательной для мужиков вообще Томочка тоже осознала. Мордочка подкрашена, бровки в струночку, глазки стреляют, хи-хи, а то и словечко острое.
И вот разгадываем мы как-то кроссворд. Это на работе у нас в одиннадцать и в три все окна настежь распахивали, потому что шестьдесят особей в помещении, а дышать-то надо. Запахи опять же – всяческие.
Окна, значит, настежь, и кто что – одни курить уходят, другие лясы точат, а группка интеллектуалов кроссворды решает. Человек десять – пятнадцать. Живо так всё проходит, с шутками и дружескими похлопываниями женщин по разным частям тел.
Томочка – тут же. И всё бы хорошо, но где-то пару – тройку дней в месяц запах какой-то витает. Аромат. Амбре. А прямо сказать – тошнотворное что-то.
Долго понять не могли, а потом бабы рассказали. Подсаживается после кроссвордов к Томочке женщина одна постарше, Лидой её звали, и спрашивает напрямую:
– Том, у тебя случайно не месячные сейчас?
Унюхала Лида… Распознала…
Томочка и говорит:
– Ага, месячные. Третий день. Ужас как хлещет!
Лида ей:
– Ты бы перед кроссвордами в туалет бы сходила, вату поменяла (спокойно, тогда тампонов ещё не было! – прим. авт.), а то и подмылась бы. Находиться же рядом невозможно!
А Томочка и отвечает:
– Что ты, что ты, Лида! Я в такие дни вообще стараюсь не подмываться! Потому что этот запах – он на мужиков просто убийственно действует!
Лида чуть со стула не упала, тут же всё тёткам нашим рассказала, а уж те – нам, мужикам. Ржали, конечно, от души. Некоторые носы кривили, кто-то у виска пальцем крутил, но в основном ржали.
А что вы думаете: через пару лет один из наших заядлых кроссвордистов, такой Боря, сошёлся с этой Томочкой самым что ни на есть половым образом. Вскоре и жену бросил, и Томочку заставил от мужа уйти. И женился на ней. На Томочке.
Мы ещё удивлялись, как это Курочкин – ну, бывший Томочкин муж – такое допустил. Он ведь здоровый мужик был, Боре бы легко руки-ноги оторвал. А не стал.
Потом поняли: обоняние решило. Курочкин некурящий был, с неубитым обонянием. Тяжело ему с красавицей-женой приходилось.
А Боря, тот ничего. Так и живут. Курить вот он много стал. Но в целом жизнью доволен.
Короче говоря, запахи в нашей жизни важны и даже судьбоносны. А запах женщины – вообще великая тайна.
Француский самагонщик
