Дед Женя бодрой, совсем не стариковской походкой, возвращался домой из продуктового магазина. Солнце уже начинало припекать, старик снял поношенный пиджак и перебросил его через левую руку, в другой он нес плетеную из капроновых шнуров сумку. В авоське мелодично звякали друг о друга бутылка «Столичной» и банка килек в томате. Пара кусков зачерствевшего ржаного хлеба, банка килек и полбутылки водки были его обычным завтраком. Старик не пил запоями, но под хмельком был всегда, иначе он не мог. Больше полувека минуло с войны, а он все не мог забыть свист пуль, разрывы снарядов, жестокие рукопашные схватки, плен, лагерь посреди глухой тайги. Алкоголь притуплял непонятную тоску и позволял забыться сном ночью.
Путь деда Жени пролегал через проходной двор, где в тени под аркой, сидя на корточках и сплевывая сквозь зубы вязкую слюну, мучались похмельем три юноши околопризывного возраста.
- Слы, Штакет, мож у ты у бати лавандос займешь, сушняк пиздец и башка трещит, щас сдохну,- обратился рыжий крепыш к длинному и тощему, как жердь парню.
- Да голяк, Рыжий. Я и так ему уже всю степуху торчу. А степухи наверно и не будет, меня мастак на днях в сортире спалил, когда мы с Черепом там шабили. Сказал или на хуй с бурсы или по штуке ему. Меня батек отпиздит, если меня выгонят,- ответил Штакет, морщась и массируя виски костлявыми пальцами.
- Хуево,- вставил реплику третий юноша и сморкнулся на асфальт, зажав одну ноздрю большим пальцем. Шумно втянув в себя воздух, вытер нос тыльной стороной ладони и сгенерировал идею,- О! А мож по парку прошвырнемся, лоха какого-нить на мобилу разведем, сдадим и пива возьмем.
- Да ну, стремно днем. Свидетели, терпила рожу запомнит. На хуй. Надо че-нить другое придумать,- ответил Рыжий,- Штакет, ебаны в рот, ты же у нас умный, давай думай, где лавандосом или синевой разжиться.
- Кажется знаю,- сказал Штакет и ткнул указательным пальцем в сторону приближающегося деда Жени,- этот старый пердун в третьем подъезде 72-го дома живет. Алкот конченый, каждый день с бутылкой. Вон и щас у него в сумке пузырь, видишь?
- О-ба-на! Опохмел сам идет!- оскалился Рыжий,- так, щас ныкаемся в подъезде, я ему по дыне въебу слегка, тока чтоб не зажмурить на хуй, вы страхуете. Хватаем сумаря и дергаем оттуда. Этот старый мудак и не поймет ничо, когда очухается. Погнали, пацаны!
Парни кряхтя и постанывая поднялись с корточек и быстрым шагом направились к стоящему через дорогу дому. Рыжий обернулся, посмотрел на старика и ухмыльнулся. Булатные фиксы на месте верхних левых резца и клыка сверкнули на солнце.
Ничего не подозревающий старик зашел в прохладный подъезд. В нос шибанул запах застарелой мочи и перегара. Когда он уходил в магазин, воняло только мочой. В этом подъезде кирпичной пятиэтажки жили исключительно пенсионеры, пьющих было двое: он и Дмитрич с третьего этажа. Но Дмитрич сейчас жил на даче за городом, возвращаться ближайшее время не собирался. Значит либо он все-таки вернулся, либо здесь были чужие. Скорее всего какой-нибудь ханыга зашел поссать. Старик ощутил смутное беспокойство. Подобное чувство он испытывал, когда его группа угодила в засаду летом далекого 43-го года.
Рыжий притаился в закутке между дверьми и когда дед Женя проходил мимо него, выскочил и нанес удар кулаком старику в затылок. Но крепкий, жилистый, со сбитыми костяшками кулак, рассек воздух. Дедок отклонился влево, сделал полшага назад и вслепую ткнул локтем, угодив Рыжему в солнечное сплетение. Тот коротко хыкнул и сложился пополам. Штакет, стоявший на лестнице, поспешил на выручку товарищу, но старик коротким движением метнул ему в лицо висевший на сгибе руки пиджак и аккуратно отставил в сторону авоську с бутылкой. Парень попытался увернуться, но потерял равновесие и кубарем скатился по ступенькам, звонко шмякнувшись на лестничную площадку. Тем временем, стоявший в закутке за Рыжим, третий нападавший попытался ударить деда ногой, но тот поймал ее, задрал повыше и провел подсечку. Парень плюхнулся задницей грязный пол, приложился затылком о стену и затих.
Рыжий, так и не разогнувшийся после тычка под дых попытался ухватить старика за брючину, дедок шлепнул ему раскрытыми ладонями по ушам, затем зафиксировав голову в руках, с силой ударил парня коленом в лицо. Рыжий свалился на пол и закашлялся, выплевывая кровь и выбитые зубы. Обе фиксы, звякнув о выложенный плиткой пол, укатились в зассаный угол.
В это время пришел в себя Штакет. Увидев, что стало с его друзьями, он попытался ретироваться. Перепрыгнув через скулящего Рыжего, он рванул к двери, но был пойман за руку. Старик использовал его конечность как рычаг, изменив направление движения тела от двери, остальное сделала инерция: Штакет впечатался в стену. Не выпуская врага, дед вытянул его руку и врезал чуть пониже локтя раскрытой ладонью, заламывая предплечье в момент удара на себя. Сухо треснула кость, парень коротко вскрикнул, затем взвыл. Дед Женя ухватил его за затылок и ткнул лицом в стену еще раз. Штакет медленно сполз по стене, оставляя кровавый след.
Бывший диверсант, боец спецподразделения «Бранденбург» Юрген Шуманн, ныне Евгений Шумнов, бережно поднял с пола авоську с чудом уцелевшей в этой кутерьме бутылкой, подобрал и отряхнул пиджак. Посмотрел на поверженных юнцов, укоризненно покачал головой, развернулся и пошел к себе домой, есть осточертевшие кильки в томате и лечить германскую душу русской водкой.
Доктор Менгеле
