- Та-а-а-ак, детишечки…Сегодня пишем сочинение по теме «Миру мир»- услышали школьники.
Марфа Петровна Литвинас была женщиной 57-ми лет. В деревенской школе костромской губернии, в её самой глуши, она преподавала детям русский язык и литературу. Учительница она была хорошая - директор школы её хвалил,- хотя, конечно же, как и все учительницы, она имела и свои недостатки, была, то есть со своими заскоками. Она чуть не каждый урок пыталась отучить школьников «окать» при том, что сама «окала» так, что это замечало её окружение. Дети не могли простить Марфе Петровне её некоторую склонность к садистским штучкам, проявлявшуюся, к примеру, в постоянном тыкании в детские лбы указкой. Упираясь в неокрепшие вместилища податливых умов сим предметом, она слёгка надавливала ею и покручивала, отчего казалась детям огромной калибри, имеющий решительное желание продырявить детский череп и высосать у юной жертвы мозг. Девчонок раздражала её постоянная причёска «а-ля Чипполино» и ярко-красная помада на тонких старческих губах. Но особенно девчонок возмущало её неравнодушие к их мальчишкам. Марфа Петровна любила вызвать к доске мальчиков читать очередной, заданный на дом стишок. Любила встать позади чтеца, плотно прижаться к неокрепшему мужскому телу, положить руки ему на плечи и, умно кивая головой, закатывать глаза, периодически сотрясаясь в конвульсиях. Девчонки в такие моменты вслух называли её окунем. Глядя в потолок через сильно плюсовые запотевшие очки, учительница никого другого, по всей видимости, детям не напоминала.
- Сука поганая,- шептал Петька Лёхе.- Хоть сегодня, блять, стихи не читать.
- Ага. Я вчера чуть со страха не обосрался когда она кряхтеть начала. Думал подыхает тварь. Ещё меня бы в её смерти обвинили…не дай бог...
- Ты спятил - прервал друга Петька,- ты-то тут нах причём? Пошли они нахуй все.
- Да мусорам лишь бы дело побыстрей закрыть…а хуле, несовершеннолетний…один хер не посадишь...блять…зато отчётность в плюсе…казлы ёбаные…
Лёха вдруг разозлился.
- Нет бы Марфа по настоящему присунуть давала, а то трётся сучара об нас за зря, как селёдка…гнида бля…тока, бля, потею зря…или полизать штоле…тоже не отказался бы…
- У меня после неё пиджак мятый постоянно…хыхыхы…мать орёт, мол, хуле ты его в жопу штоле кому засовываешь…гыгы…я, кстати, тоже лизнуть не прочь бы ей …
- Тсс…Марфа идёт.
Марфа Петровна шла к их парте неторопливо, как кобра к укушенным мышам. Как бы зная, что они никуда не денутся и явно получая удовольствие от понимания того, о чём дети только что говорили.
- Начинайте писать, ребятки, сочинение. Начинайте, а то не успеете до конца урока и я задам вам на дом выучить все стишки, которые есть в замечательном романе «Доктор Живаго». Про любовь там… эээх…
Учительница улыбнулась. Она знала, что мальчики только дома узнают сколько стихов им придётся выучить и, что только дома они поймут, что рассказывать стихи придется, скорее всего, во внеклассное время. Марфа довольно улыбнулась. Петька с Лёхой как-то даже стали меньше вдруг. Чуть сгорбились и осунулись.
- По-моему только что прозвучала угроза,- медленно пробормотал недовольный перспективой Лёха.
- Угроза пытки,- согласился Петька,- Жаба чёртова. И чо ейный муж не ебёт штоле её? Или она и с ним ещё успевает… у-у-у…сучка похотливая. Хотел бы я, чтоб у меня жена тоже всегда ебаться хотела. Я бы её трахал вечером, утром и ещё в обед бы домой приходил вздрючить.
- А они чо, не всегда дают?- удивился новости Лёха.
- Не знаю, но в «спид-инфо» писали про постоянные головные боли у них, и что, если, мол, будешь мало денег приносить, то баба может тебя тоже обломать хоть и жена она тебе. Суки короче. Ты сколько палок можешь бросить? Я четырнадцать.
- Я тоже,- миролюбиво ответил друг Петьке.
- Не ври. Ты когда у меня матрас старый ебал, кончил только один раз.
- Ха, а ты думаешь, я почему в сортире так долго сидел? Кстати, девки не дают ещё и в критические дни…бля…заебала эта реклама…
- Хуйня. Можно. Правда хуй в кровище будет гыгыгыгыгыгы. Зато не залетит.
- В такие дни надо в жопу трахать их…
-Да, но только туалетную бумагу для хуёв ещё не придумали. Бгагага,- заржал Лёха.
Их спор прервала Марфа.
- Мальчики, пишите сочинение. Иначе после доктор Живаго будет лечить вас,- Марфа Петровна дала понять классу, что это она пошутила и что у неё, дескать, отличное настроение.
- Хватит шушукаться, придурки,- с передней парты ним обернулась Олеська,- из-за вас эта мымра физрука приведёт.
- А при чём здесь физрук?- не поняли поцаны.
- Вам-то не причём, а нам опять одежду стирать.
- А-а-а-а…-мальчишки сделали вид, что поняли.
Каждый из них взял ручку, открыл тетрадь и задумался о чём-то своём, погрузившись в какие-то свои, видимые только им мечты.
Первым молчание прервал Лёха.
- Слышь, Петька, у меня идея.
- Ну? – оживился тот.
- Я ща этой гадине такое сочинение напишу, что она про нас надолго забудет. Как же она меня заебла…Бля, ведь если рассказать поцонам из старших классов, что нас почти ебёт старуха 57-ми лет, то они с нами водиться не будут, да и вообще - засмеют и опозорят.
-Нах рассказывать? Дурак штоле? А что ты напишешь-то? Про еблю? Дрочить-то она уже не будет никогда гыгыгы…выход из положения только один - аттестат. Или её скоропостижная смерть.
Петька заговорщикски посмотрел на Лёху.
- Нееее…нах надо…Я хочу быть президентом, а туда с судимостью не берут. Неее, убивать не будем…в песду - Лёха имел решительный вид.
Оба на время замолчали. Лёха продолжил свою мысль.
- Я недавно порнушку смотрел…
- Бля, а чо меня не позвал!
- Заебал перебивать!
Перекошенное злобой лицо Олеськи резко повернулось к ним и рявкнуло.
- Блять, казлы тупые, если вы ещё тут орать будете, то я вам на перемене все волосы повыдираю!
- Иди нахуй, овца-отличница,- рявкнул Петька,- а то я тебе твой бантик вокруг шеи повяжу и колготки порву.
- Ну, так вот,- продолжал Лёха,- в том кине такая поеботина случилась…я аж охренел…стока дрочить мне в своей жизни ещё не приходилось. С такой тренировкой можно и на рекорд в 20-ть палок пойти. Щас я этой твари кино напишу блять…
- В жопу там трахались? А меж сисек?
- Там только в уши не еблись и ресничками залупы не щекотали. Ладно, не отвлекай.
Лёха выглядел сосредоточенным и довольным собою. Он уже предвкушал итог своей идеи.
…
- Всё, ребятки, сдаём работы, сдаём - властным голосом объявила Марфа Петровна - Мальчики, а вы что? Успели, да? Ну молодцы.
Она ходила по рядам и собирала сочинения у детей, мельком успевая взглянуть на начало. Краем глаза она зацепила: «Миру мир…его обрезанный чёрный член резко, безжалостно и насухую вошёл в розовое лоно девочки-байдарочницы…по её нежным ягодицам текла алая кровь… »
- Мальчики,- задумчиво начала Марфа Петровна,- мальчики подождите…ну-ка…
Тут она дошла до: «…а мама в это время лизала негру очко...а папа…».
«Что это за хреновина?»- думала учительница, продожая читать.- «…он шлёпнул её членом по лицу…они слились в…яйца звенели как…он насрал ей на грудь…они испачкали говном потолок…люстра ёбнулась нигеру на голову…сосед ебал негра в подмышку… кунилингус…хуй…пизда…ебля до гроба…волосатая жопа…бритые яйца…дезодорант в песде…он долго не кончал…она ебанулась на пол...он…пока не остыла…наручники…мчс…»
Марфа Петровна была шокирована, но не тем, что это всё написал её малолетний ученик. Ей вдруг подумалось, что она прожила жизнь зря, что почему-то не видела обрезанных членов и уж совсем не пробовала чёрных. Она вдруг чуть не разревелась от мысли, что половину жизни потратила на тёрки об учеников и на секс с мужем, лишь однажды позволившем себе тронуть её киску мизинцем, да и то, чтобы пощупать влажная она или нет, дабы понять можно ли пихать туда своего бобрика или же ещё чуток потискать её сиськи. После ему было и вовсе посрать на неё. Ёб и насухую. «Как же мне надоели эти сраные солёные помидоры и огурцы…этот урод даже песду мне не полизал ни разу…или как там у Лёшки в сочинении…ку…чего…бля…кунилингус…тьфу бля…не выговорить…» Марфе Петровне было тоскливо - «Ещё есть время! В Москву! В Москву!» Она быстро собрала последние работы и направилась к выходу, нещадно портя шпильками линолеум, недовольно кряхтевший под их давлением.
Вскоре в окрестных деревнях главной темой разговоров стало обсуждение редких репортажей криминальной хроники про разорение очередного борделя. В репортажах милиция ловила праституток, переписывала, штрафовала, отпускала. Почти все лица прятали. Среди немногих непрятавших селяне примечали потрёпанное временем, но всё же довольное жизнью лицо Марфы Петровны курившей какие-то дорогие сигареты.
