Первые признаки того, что она наставляет мне рога, были похожи на легкий ветерок и легкие капельки, не предвещающие ничего, кроме летнего дождичка. Такие, знаете, после которых в течение получаса небо темнеет, в воздух взмывают фонтаны пыли, а потом наступает Апокалипсис и молнии трахают все вокруг. Только высунись. Трах-трах. А на следующий день сотрудники муниципалитета — те, кто не погиб в борьбе со стихией, - подсчитывают ущерб и оплакивают героев, павших смертью храбрых.
Короче говоря, я видел, что она недовольна мной, но не предполагал, что дело может зайти так далеко.
Ведь Инга была отличной женой, прекрасно готовила, и была, в общем, терпимым вариантом спутницы жизни. Несмотря даже на то, что раз в месяц заставляла меня ходить в гости к ее папочке. Состоятельному бизнесмену, который жил в собственном домище в пять этажей — об этом даже в местных газетах писали репортажи — с бассейном, водными горками и крокодилом. Что удивительно, в доме жила его жена. Что еще удивительнее, это была та самая женщина, на которой он женился лет сорок назад, которую трахал, и которая родила ему дочь. Ага, Ингу. Которая, в свою очередь, выросла, пошла учиться на художницу, и влюбилась в своего сокурсника. Ага, меня. Ну, а я, побывав в гостях телки, которая в меня влюбилась, понял, что лучшее, что я могу сделать — это жениться на ней. Что мы и проделали.
− Думаешь, я не понимаю причину твоего острого желания повести мою малышку под венец? - спросил меня папа, как я немедленно стал называть этого мудака.
− Желания, блядь, жить на мои деньги, и ни хера не делать? - спросил он, обняв меня покрепче.
− Уверяю вас, я ЛЮБЛЮ вашу дочь, - сказал я ему, причем очень искренне.
Он поглядел на меня недоверчиво, и пошел поздравлять Ингу. С ней, конечно, все было вовсе не так просто, как я говорил ее папаше. То есть, она мне, конечно, нравилась. Ей было двадцать лет, у нее была гладкая на ощупь кожа, веснушки — а меня, знаете, это всегда заводило, - сиськи что надо, и трахалась она с удовольствием. Не знаю, любил ли я ее, но то, о чем я сказал — вполне достаточно для того, чтобы жениться в двадцать лет. Тем более, если ваша избранница — дочь богатейшего чувака в городе. Само собой, я сделал ей предложение, и мы поженились. И ее злоебучий папаша, делая вид, что обнимает меня, шептал мне на ухо всякие гадостьи и то, как он мне яйца оторвет, если я посмею обидеть его дочурку и не буду работать, чтобы содержать ее как надо.
− Вы просто ревнуете, папа, - сказал я, глядя на зал самого роскошного ресторана города, снятый на его, конечно, деньги.
− Не называй меня папой, - говорил он, напряженно улыбаясь.
− Ладно, папа, - говорил я, - я не стану называть вас папой больше.
− Идиот, - говорил он, - думаешь ты, блядь, подцепил дочку бгатых родителей, так ты самого бога за яйца поймал?
− В принципе, да, - говорил я.
− Ну, ты хотя бы художник великий? - спрашивал он с усмешкой. - Великий и непризнанный, блядь, гений?
− Боюсь, я ошибся с выбором профессии, - сказал я горько, - и все еще не нашел себя.
− Так что я пока посижу дома, - сказал я.
Он от злости чуть фаршированной рыбой — да, конечно они были евреи, а вы, блядь, думали, что где-то в мире есть богатейший человек в городе, который не еврей?! - не подавился. Так что пришлось мне похлопать его по спине. Все умилялись.
А я улыбался Инге и мял под столом ее задницу.
Она улыбалась мне, и норовила потрепать меня по ширинке.
Ну, знаете, как бывает это в двадцать лет. Я обнял ее покрепче и покраснел на предложение тамады вспомнить, как мы познакомились. Инга глянула на меня и тоже покраснела. К нам в общежитие пришел парень с третьего курса и спросил, кто хочет трахнуть второкурсницу, которая напилась у них на вечеринке и жаждет мужика, но трахаться не по любви отказывается, а с ними со всеми она уже давно перетрахалась, так что ей явно нужно что-то новенькое. Вызвался я. Мужика хотела Инга. Случилось все это с месяц назад.
− Не могу поверить, - сказала Инга, - что мы так быстро нашли друг друга.
− Любимая, - сказал я, - нас вела друг к другу любовь. Боюсь только, твой папа меня не очень привечает.
− Папа меня любит и переживает, - сказала она.
− Я понимаю, - сказал я.
− Люби меня и все будет оки-поки, - сказала она.
− Что? - спросил я.
− Давай потанцуем, - сказала она.
Но мы не успели, потому что к нам подошла мать Инги, привлекательная еще блондинка. И танцевать мне пришлось с ней. А Ингу закружил в танце ее любимый папашка. Я уже начал переживать, не трахаются ли они.
− Вы, очевидно, слегка напуганы напором моего мужа, - сказала добрая женщина.
− Ну, что вы, - сказал я. - Он очень мил.
− Это действительно так, - сказала она и я впервые задумался, что же есть в этом уроде, раз такая бабенка до сих пор живет с ним.
− Жизнь — лучший учитель, - сказала она. - Так что со временем вы сами все поймете.
− Что вы имеете в виду? - спросил я.
− Только то, что сказала, - сказала она.
− Мне бы хотелось сказать вам только, - добавила она, - что Инга у нас девушка с характером...
− И что вы этого, боюсь, не разглядели, - сказал она, глядя мне в глаза.
Я подумал о том, что мамаша и дочурка не в ладах.
Это подавало надежды.
ххх
Как я уже говорил, отец моей Инги жил с одной женщиной в законном браке сорок лет. Это удивляло. Сами понимаете, мужик, которому стукнуло сорок и который заработал бабла, всегда хочет пошалить. Но только не этот. Супруга его, мамаша Инги, была дородная стройная женщина. Мне казалось, что в ее присутсвии папА как-то блекнет и утихает. Инга уверяла мне, что это только иллюзия, и что, мол, всеми делами в их семье заправлял папаша. Ладно. Мне в любом случае было все равно. Ее родители купили нам квартиру в центре города, куда мы и переехали — я из общежития, где сражался с тараканами за кусок позавчерашнего хлеба, а Инга — из отцового дворца.
Я забрал документы из института искусств, объяснив это тем, что намерен попробовать себя в литературе. Послал документы в Литературный институт и даже поступил на заочное. Но через полгода мне надоело, и я решил попробовать себя в музыке. Купил барабаны, и стучал по ним, пока Инга ходила учиться. Иногда готовил что-то поесть. Когда Инга возвращалась домой, прижимал ее к стенке в коридоре и раздевал. Ну, а потом трахал. Так хорошо и часто, что она даже прощала мне то, что я, по ее словам «маялся дурью». Но так продолжалось до тех пор, пока она не получила диплом, и не начала работать. А я все еще искал себя. Ну, или, если честно, просто отдыхал от бедности. Вот тогда-то на горизонте и появились первые серые пятнышки, грозившие в будущем вырасти в смерч.
Инга начала опаздывать после работы.
Во время наших ритуальных походов к ее родителям она не защищала меня, как прежде, от своего отца, а слушала его обличительные речи про «некоторых бездельников» с некоторым, как мне показалось, удовольствием. Стала рассеянной. Не всегда отвечала на звонки.
Я глянул в интернет — в котором сутками сидел, пока ее не было дома, - и набрал «признаки измены» в поисковой системе. Все совпадало с поведением Инги! Это тревожило. Не то, чтобы я был в нее ужасно влюблен — сами понимаете, когда вы вместе уже лет пять и сошлись только на теме ебли, это совсем не то, что в начале — но это грозило моему безбедному существованию. Никчемному существованию, как говорил ее отец. Хотя мне оно казалось вполне нормальным. В конце концов, человек создан не для того, чтобы сидеть в сраном офисе десять часов в день. Ну, или копать землю эти десять часов,
Короче, человек не создан работать.
И если есть возможность этого не делать, то почему бы ему — владельцу огромного состояния — не помочь своей дочери и ее мужу вести нормальный блядь образ жизни. А он вместо этого озлобился и настраивал свою дочь против меня. И его дочь, кажется, еблась с кем-то еще.
Оставалось выяснить, с кем.
Я вглядывался в лица наших общих знакомых, тайком следил за ее бывшими парнями — это была работенка ого-го, ведь парней у нее было предостаточно, - подозревал коллег по работе в этом блядь проектном институте, где она рисовала всякие портики и колонады. Я подозревал всех мужчин города.
Но действительность превзошла все мои ожидания.
ххх
Однажды я собрался за город с приятелями по институту. Вернее, по первому курсу — такими же пиздоболами как я, которых повыгоняли за несданные экзамены и проваленные дипломы. Я, кстати, среди них был единственный, кто ушел из института сам. Можно сказать, был сливками нашего общества. И мы договорились поехать за город, на озеро — пивка попить, половить рыбы. Тем более, что никаких других занятий у этих уродов не было: большинство из них сидели без работы. Как и я. Только среди них никто, кроме меня, не был женат на богатой телке.
Я сказал супруге, чтьо на выходных уеду.
Инга отнеслась к этому на удивление спокойно, и я подумал, что дело явно нечисто. И решил неожиданно вернуться домой спустя час после того, как уйду.
Ну, и, конечно, ОН был там. В ее постели. Так что, когда я ворвался к вартиру, и, расшвыривая все на своем пути, Инга только и успела, что сесть. И прикрыла сиськи покрывалом. А другой конец набросила на него. Блядь такая!
− Немедленно выйти из комнаты, мне надо одеться, - сказала она.
− Сними одеяло, - сказал я, сжимая в руке альпеншток, котоырй купил, когда собирался стать троцкистом, поехать в Штаты, и убить Буша-младшего.
− Не устраивай сцен, - сказала она.
− Сними это ебанное покрывало, - сказал я.
− Ладно, знакомьтесь, - сказала она, и сдернула одеяло.
− Зови его Бембик, - сказала она.
− Что?! - спросил я.
− Бембик, - сказала она.
Передо мной на кровати сидел енот. От неожиданности я едва не упал. Пришлось присесть.
− Блядь, да это же ЕНОТ, - сказал я.
− Это не просто енот, - сказала она.
− Это енот-крабоед, взгляни на его пальцы, видишь, какие они тонки и чуткие? Он опускает лапки в воду, достает из-под камней крабов, и разделывает их пальчиками, - сказала Инга с любовью.
− Ебанный блядь енот, - ошарашенно сказал я.
− ЕНОТ-КРАБОЕД, - сказала она.
− О боже, - сказал я.
− Зови его Бембик, - сказала Инга.
Я смотрел то на нее, то на этого енота ебучего. Существо со средних размеров собаку с полосатой окраской, сидело на МОЕЙ кровати, возле МОЕЙ жены, и дружелюбно меня блядь обнюхивало.
− Ты ебешься с енотом. - сказал я тупо.
− Ну, не совсем так, - сказала она.
− А КАК?! - спросил я.
− Ты что, хочешь, чтобы я тебе ПОКАЗАЛА? - спросила она.
− Да уж будь блядь добра, - попросил я.
− Ладно, - сказала она.
Я думал, было, сказать, что передумал, но было уже поздно. Она мне показала. Выглядело это довольно просто: она брала маленького пластмассового краба, которого этот дурень ебучий принимал за живого, совала в себя, а он, енот, потом этого краба оттуда ДОСТАВАЛ, Своими ловкими чуткими пальцами. Так долго, что Инга, извиваясь, стала постанывать.
− А ну блядь прекратите ОБА! - сказал я.
− Я же все-таки здесь, - сказал я.
− А? Что? Да?! Прости, - сказала она, и оттолкнула лапу енота.
− Блядь, ну и что мне с вами теперь делать? - спросил я.
− Что. Мне. Теперь. Делать. - спросил я.
Она сказала:
− Зови его Бембик.
ххх
− Объясни мне, почему ты это сделала?! - спросил я Ингу, когда Бембик был водворен в своею корзину. - Я что, мало тебя трахал, да? Мало я тебя ЕБАЛ, что ли?!
− Тут дело не в сексе, - сказала она.
− У вас что, ЧУВСТВА? - спросил я.
− Ну, можно сказать и так, - сказала она и всхлипнула, - понимаешь, когда я увидела его в зоопарке, он была таким... неухоженным. Маленьким. Я подумала, вот сидит маленькое существо в клетке, тянет свои ручки к людям, а они, жестокие, идут мимо...
− Что ты блядь делала в зоопарке? - спросил я. - Еблась с конем?
− Рисовала пруд, - сказала она.
− Я же не забросила живопись, как некоторые, - сказала она.
− Ладно, - сказал я, - у вас блядь чувства...
− Ну, - продолжила она, - я и подошла к еноту этому поближе, а потом вдруг вижу, он глядит не просто в мою сторону, а именно мне в глааза и я подумала, како...
− Блядь, - сказал я, - что ты меня щиплешь за яйца? Я тебя еще не простил, подстилка гринписовская.
− Я? Тебя?! - спросила она. - Ты что придумываешь?
− А кто еще? - спросил я.
− Ой, - сказала она, глянува вниз, - это же Бембик.
И правда. Засранец Бембик, выбравшись из корзины, сидел у моих ног, и, глядя в сторону — это у них манера такая, как у карманников, - пояснила Инга, - пощипывал мои яйца. Воображал, видимо, что я камень, покрытый мхом, а подо мной есть какое-то питание. Бемби все время хочет жрать, пояснила Инга. Я прогнал его альпенштоком, и мы продолжили выяснять отношения.
− Значит, - горько сказал я, - ты ебешься с енотом...
− Выражайся приличнее, - возмутилась она, - тем более, что это и сексом-то назвать очень трудно.
− А как это блядь назвать? - спросил я.
− Это можно обозначить, как петтинг, - сказала она.
− Ну, еще и как фистинг, - добавила она, подумав.
− Ах ты пизда! - сказал я.
− Я плохо тебя ебал?! - спросил я.
− Нет, - сказала она, - и даже часто, но...
− Но тебе не хватает ЧУТКОСТИ, - сказала она.
− Как у енота?! - спросил я.
− Как у енота-КРАБОЕДА! - сказала она.
− Ах ты пизда!!! - сказал я.
− Ты повторяешься! - сказала она.
И была права.
Я и правда повторялся.
ххх
После этого моя женушка перешла в наступление.
Я был извещен о том, что трахаю ее недостаточно Чутко и слишком Грубо.
Все это время енот Бембик, сводя меня с ума, шарился по нашей квартире, и чесал свои блядь енотские яйца о нашу мебель.
Еще, сказала мне Инга, ее стало раздражать мое нежелание искать себе работу и то, что я живу на деньги, которые выделяет ее папаша.
На этой ноте енот Бембик подошел к холодильнику, открыл его (!) и стал вытаскивать оттуда, - как раз из моего любимого фруктового отсека, - бананы.
Наконец, добавила Инга, она не намерена терпеть меня дальше, если я буду так груб с ней и вербально...
− А, что блядь?! - спросил я.
− В смысле, матерись поменьше! - сказала она.
− Ясно, - сказал я. - То есть, я застал свою жену ебущейс с ено...
− Это ПЕТТИНГ! - сказала она.
− Ладно, - сказал я, - я застаю свою жену, которую ебет во время петтинга какой-то блядь енот-крабоед, а после всего этого, по итогам матча, проигравшим во всем остаюсь я же!
− Ну, почему же, - сказала она. - У тебя ведь есть я.
− Почему тебе не приходит в голову мысль, - спросил я, - что я сейчас зарублю твоего енота, а потом тебя?
− Тебя посадят, - сказала она, - если раньше мой папа тебе яйца не отрежет.
− Я вас сварю, - сказал я, - пока мясо блядь в желе не превратится, а кости сожгу. Что на это скажешь? А твоему папаше скажу, что ты сбежала от меня в Гоа. С каким-то пидарасом из племени индийцев-крабоедов. Что будет не так уж далеко от истины, не так ли?
− Да, это ты можешь сделать, - сказала она.
− Я не вижу испуга в твоих глазах, енотная ты подстилка, - сказал я горько.
− Ну, а на что ты будешь жить? - спросила она. - Неужели ты думаешь, что мой папаша станет тебя содержать?
− Ты права, сука ты этакая, - сказал я.
− Ну, и что мне остается делать? - спросил я, ужасно жалея себя.
− Веди себя хорошо, - сказала Инга, и тут я вспомнил слова ее мамаши про характер дочки, - и будешь жить по-прежнему, ни хрена не делая...
− Веди себя хорошо, - сказала она, - и мы с Бембиком тебя не обидим.
− ЧТО?! - спросил я.
Вместо ответа она откинула одеяло, сунула в себя крабика, и Бембик молнией шмыганул на кровать. Они начали забавляться. Я попробовал взглянуть на ситуацию непредвзято. Супруга у меня была ничего. Двадцать пять лет. Сиськи. Жопа. Ляжки. Лежит, раскинувшись. Мокрая, блестит. Этот блядь, крабоед ее заводит...
− А-а-а, о, а, - сказала Инга.
− Я сейчас кончу, Бембик, ты такой НЕЖНЫЙ, - сказала она.
− Хр-р-р-р, - сказал Бембик разочарованно, потому что крабик был пластмассовый.
− О, - разочарованно сказала она, - ты поспешил, Бембик.
После чего приподнялась на локтях, и глянула заинтересованно на меня.
− Присоединйся, милый, - сказала она.
− Заверши то, что начал Бембик, - сказала она.
− Второем мы настоящая Команда, - сказала она.
− Ну, скорей же, - призвала она.
Я подумал, отложил альпеншток, и разделся. Инга, улыбнувшись, раскрыла мне объятия. В коленях у нас путался енот. Я мягко отодвинул его в сторону и сказал.
− Подвинься... Бембик.
КОНЕЦ
Черный Аббат
