Василий Петрович уныло хлебал горячий борщ. Не то чтоб борщ был хуёвый, просто душе хотелось водки и дружеской беседы. Борщ не мог заменить ни то, ни другое. Компания, в которой бухал Василий Петрович, рассосалась рано и оставила его с сильным чувством незавершённости. Что-то наподобие прерванного по середине полового акта. Раздался звонок в дверь. "Кого там хуй принёс?" - подумал Василий, положил ложку и пошёл открывать дверь.
- А, Толик! Ёб твою мать! Проходи! Я-то думал, спать, чтоль, лечь пораньше, а тут ты!
- Да я за дрелью... Помните, звонил на неделе, зайти хотел. Откладывал всё да откладывал, а тут пятница уж. Н-е-е, думаю, пора. Выходной завтра, а без дрели как без рук.
- Сам говоришь, завтра, а сейчас, давай, проходи. Не выпьешь со мной - хуй тебе, а не дрель. Родственников уважать надо.
Лицо Толика явно выражало: "Ну на хуй" и "Что ж я не купил себе эту сраную дрель", но Василий Петрович не стал замечать эти мимические послания. Толик - это парень двадцати восьми лет, среднего роста, интеллигентной наружности, то есть в джинсах, свитере, с небольшим брюшком и с выражением "Ну на хуй" на лице. Он поздоровался с женой Василия Петровича и, явно нехотя, пошёл на кухню под конвоем гостеприимного хозяина. На кухне послышалось громыхание посуды и хлопки дверью холодильника. Жена Василия Петровича, обречённо вздохнув, закрыла дверь в зал поплотней, сделала телик погромче и слилась с сериалом. Она знала, что это лучший вариант.
Прошёл час. Толик был изрядно навеселе и уже не ощущал прежней скованности. Василий Петрович был в гавно, поскольку, начал ещё с обеда, но держался молодцом. Опыт, хуйли. Разговор был сбивчивый, но конструктивный.
- Баб можно и нужно ебать в жопу! - авторитетно утверждал Василий Петрович, возя вилкой в тарелке с квашеной капустой, - как-никак, а разнообразие в половой жизни!
- Василий Петрович...
- Называй меня Василий! Бля, давай по-простому, на ты.
- Глаз мне вилкой не выткни, Василий! Я чуть со стула не ёбнулся, когда уворачивался. Отдайте ножик, сало я лучше сам порежу. Пока налейте.
- Для начала, Толик, значит, палец в жопу бабе суёшь, в разведывательных целях... Рихард Зорге, типа... Ха-ха-ха! Мистер Питкин в тылу врага... А потом и конец пристраиваешь.
- Чего-то закусывать расхотелось. Соком запью. Еба-а-ать, водка злая... Вы капусту вилкой берите, а лучше ложкой. Зачем пальцы в неё суёте? Да, видел в порнушке такие приколы. Только не пойму, в чём ништяк-то?
- Ништяк то, что после литра водки реально кончить. В пизду два часа тыкай и хер кончишь, а жопа - она потуже будет. В первый раз, конечно, бабе и не особо приятно, а потом ничего, привыкают. Им, это полезно, чтоб место своё знали.
Через час Василий Петрович склеился окончательно. "Пережрал я похоже..." - грустно сообщил он Толику, - "спать пойду, пожалуй". После махнул стопарик водки, поссал в туалете как мог метко и завалился спать. Толик тоже хотел отлить, но заглянув в туалет после Василия Петровича, подумал: "Пиздец, лучше я на улице поссу". Взял у хозяйки дрель, извинился, простился и, довольно твёрдым шагом, отправился домой.
Утром Василию Петровичу хотелось тишины, но за стенкой, на кухне, бормотал телевизор. Потом зазвонил телефон, телевизор смолк, стал слышен неразборчивый голос жены. Голос смолк, дверь в комнату открылась, в проёме появилась жена во плоти.
- Не хочу я, Маш, жрать, башка трещит... Таблеткой анальгина позавтракаю.
- Вась, тут Оксана звонила, плачет, - лицо жены исказилось сдавленным рыданьем, - Ты вчера с зятем пил, он потом домой приехал, пьянющий, пол ночи Оксану в жопу трахал. До крови. Она разводиться теперь хочет. Ох, до-о-оченька...
Василий Петрович вдруг смутно припомнил вчерашнюю пьянку с зятем и разговоры. Что-то из этих воспоминаний, по-видимому, отразилось на его лице, поверх головной боли. Что-то нашло выражение в тихом выдохе "бля-я-я". Жена, без обьяснений, осознала связь событий, всё встало на свои места.
- Сука ты. Гавно, - тихо и зло сказала она, глядя мимо него и вышла из комнаты.
Могла и не говорить. Василий Петрович понял это сам. С кухни были слышны всхлипы.
