Было темно и тихо. Вова лежал на кровати и очень хотел есть. Это колкое ощущение одновременной пустоты и жжения в желудке за долгие месяцы привычным не стало. Есть хотелось все время. Дома, в метро, на вокзале, в туалете, во сне и даже за завтраком. Вова приподнялся и сел. Кровать слабо скрипнула, на мгновение обрывая звон тишины. "Ладно, немного можно" - сказал он себе и, встав с кровати, приподнял матрас. Горох в большом холстяном мешке был равномерно распластан на досках кровати. Вова развязал мешок и взял горсть. Прохладный горох приятно лежал в руке. На кухне Вова взял маленькую кастрюлю и положил в нее горох. Затем залил водой и поставил на плиту.
Когда суп был готов, Вова с жадностью съел половину прямо из кастрюли. Потом, постояв немного, съел еще две ложки. Жжение в желудке прошло, осталась лишь пустота. Вова поставил кастрюлю и прошел в комнату родителей.
- Мам, Пап - прошептал он - Я там суп сварил. На плите.
Дождавшись сонного "угу" от матери, он вернулся к себе и лег.
В начале кризиса, когда он покупал этот мешок гороха, знакомые смеялись над ним. Люди из его поколения не привыкли запасаться едой. В их сознании не могло уложиться, что еды будет нехватать. Не той еды, которую теперь, как в советское время, называют деликатесами, а просто еды - риса, гороха, хлеба. В этом была особая жестокость нынешнего голода. Люди просто не понимали, как такое могло случиться. Куда могла деться вся еда, которой еще два года назад было так много, что портилось и выкидывалось чуть ли не больше, чем съедалось. Вова был очень благодарен своей предусмотрительности. Многое из того, что он тогда запас уже было съедено и он каждый вечер, лежа в темноте, с тревогой думал о том дне, когда закончится мешок гороха, который он хранил под матрасом. Тепло постепенно расползлось по животу, а потом и по всему телу. Вова закрыл глаза и заснул.
Весь следующий день он работал на разгрузке вагонов на запасных путях Павелецкого вокзала. С темного октябрьского неба моросил мелкий дождь. Носить ящики было скользко и неудобно, а вчерашние мозоли начали ныть как только он поднял первый. Возвращаясь к вагону налегке, Вова замедлял шаг и вдыхал полной грудью холодный воздух. В двенадцать с чем-то он услышал короткий сигнал бригадирского свистка. На обед каждому рабочему выдавали миску картофельного супа, луковицу и четверть стакана спирта, разбавленного водой. Обед всегда был главным событием дня, как окончание изнурительного подъема, после которого начинается спуск. Работать после обеда всегда становилось легче. Но когда к концу дня спирт выветривался, сил практически не оставалось. К моменту, когда Вова услышал свисток, знаменующий конец рабочего дня, он уже закончил разгружать свой вагон и сидел на одном из ящиков, свесив голову. Он курил, остановив потухший взгляд на заплеванном асфальте. Потом тяжело встал и отправился в кассу получить заработанное за день.
Несколько грузчиков выстроились в кассу. Они стояли молча. Вова подошел к последнему и встал за ним. Шум дороги не долетал до этой части вокзала. Равномерный гул ветра прерывался редкими репликами кассирши:
- Распишитесь.
Вова смотрел на короткостриженный затылок впередистоящего и ни о чем не думал. Он только заметил, что грязная корчиневая кепка из вельвета смотрелась очень логичным продолжением серой головы. Над очередью стоял запах пота и испарившегося спирта.
- Вы последний? - услшал он приятный женский голос из-за спины.
Он равернулся вполоборота и сказал: - Да.
Он увидел невысокую девушку. Светлая челка спускалась к тонким бровям, а глаза светились открыто и ясно. Он смутился и повернулся обратно. Девушка была очень красивая, и он чувстовал ее взгляд на себе. Голова слегка кружилась и ему показалось, что он шатается. Он прикусил губу, чтобы взять себя в руки и постарался придать своей осанке и плечам расслабленный, непринужденный вид. "В конце концов, взрослый человек." - сказал он себе и опять повернулся к девушке. Она смотрела на него все тем-же ясным, но теперь слегка вопросительным взглядом. Он смутился и простой вопрос, которым он хотел завязать разговор, сухим комочком застрял в горле.
- Привет - сказала она и улыбнулась.
Он тоже улыбнулся и смущение мгновенно пропало.
- Привет - сказал он. От ее взгляда по всему телу разлилось тепло, а за ушами побежали мурашки. - Вова - представился он.
- Вот как? - насмешливо сказала она. Потом смягчила улыбку и протянула руку: - Настя.
Он нежно взял ее руку и аккуратно сжал: - Здравствуй, Настя. По-моему, ты очень красивая.
- Знаю. А ты грузчик?
Он отпустил руку и быстро заговорил:
- Да, но это только временно. Вообще я химик-фармацевт. Но сейчас сложно такую работу найти...
Она рассмеялась:
- Ладно, прости, я знаю. Я сама в МГИМО учусь, а здесь вот на складе убираюсь. Ужас. Никогда бы не подумала, что буду уборщицей работать. - она притворно подняла брови, поджала губы и покачала головой. Потом опять рассмеялась.
Он смотрел на ее губы и ему очень хотелось поцеловать ее.
Когда они подошли к кассе, Вова с воодушевлением рассказывал, что он даже видит в кризисе положительную возможность воспитать дух. Настя улыбалась и, он видел, изредка смотрела на его губы. Он пропустил Настю вперед. Кассирша выдала ей таллон на килограмм белого хлеба и сто грамм молочных продуктов. Настя расписалась, сказала "Спасибо" и отошла. Он постарался как можно быстрее взять таллоны, но когда увидел, что она не уходит, а ждет его, успокоился.
- Мне еще шоколадку дали - сказал он, подходя к Насте и показывая плитку "Alpen Gold".
- Тоже что-ли в грузчики пойти - сказала она задумчиво.
- Не надо - сказал Вова и отдал ей шоколад.
- Спасибо - улыбнулась она.
Вова смотрел на ее приветливое лицо и был уверен, что она не откажется провести с ним время, но его голос все-таки дрогнул и сорвался:
- Ты сейчас никуда не торопишься? Может, погуляем?
- С удовольствием.
Они вышли из Павелецкого вокзала и пошли по Новокузнецкой улице. Дождь уже кончился, а воздух был свеж. Было прохладно, но ее присутсивие пьянило Вову и ему было очень легко и хорошо. Они несколько раз сворачивали на маленькие улицы и незаметно вышли на набережную. Они пошли вдоль реки и он осторожно взял ее за руку.
Потом они остановились, и он повернул ее к себе. Она смотрела на него снизу-вверх. Ее глаза блестели.
- Тебе далеко до общежития? - спросил он.
Она отстранилась:
- Могу успеть на метро - сказала она.
- Нет, прости, я не то имею в виду. Я сегодня ночью работаю. Если хочешь, переночуешь на моей кровати. Я приду утром и провожу тебя до института.
Она стояла в нерешительности.
- Пожалуйста - сказал он и слегка сжал ее плечи. - Я не хочу тебя отпускать.
Она кивнула и опустила взгляд.
Родители Вовы не ожидали, что он вернется не один, но встретили Настю очень радушно. Мама, нежно улыбаясь, поздоровалась с Настей и поцеловала сына.
- Мойте руки и проходите. Я пожарила гороховых котлет. - сказала она проходя на кухню.
После ужина Настя поблагодарила Вовину маму:
- Все было замечательно. Вы очень хорошая. Спасибо.
Они убрали со стола. Мама сказала, что сама вымоет посуду. Настя попыталась протестовать, но Вова взял ее за руку и отвел в свою комнату.
Она повернулась к нему и осторожно взялась за него второй рукой.
- Знаешь, - сказала она - я была очень голодна.
Он обнял ее.
- Ляжешь на мою кровать - сказал он - я вернусь утром, ни о чем не тревожься. Теперь все будет хорошо.
Когда мама домыла посуду, Вова уже одевался в корридоре.
- Вернусь утром. - сказал он в полголоса - Настю к себе положил.
- Осторожней на работе - сказала мама, поцеловала его и ушла в свою комнату.
Через полчаса Вовины родители уже были в кровати. Они лежали тихо, но не спали и смотрели на серый потолок. Мама повернулась на бок и кровать скрипнула. Отец тяжело вздохнул.
- Там же горох, под матрасом - шепнул он в темноте.
- Да не почувствует - через некоторое время ответила мать - не принцесса.
Вова вернулся под утро. Он долго возился с замком. Оказалось не заперто. Он вошел и стал раздеваться. Кое-как, не нагибаясь, стряхнул ботнки . На вешалке не было свободного крючка, и он бросил телогрейку прямо на пол. Из комнаты родителей показалась мать.
- Шумишь так - сказала она, кутаясь в шерстяную шаль.
Вова оперся рукой о стену и посмотрел на мать - вяло, не фокусируя взгляда.
- А Настя где? - спросил он.
Мать постояла секунду, потом озабоченно прошла в Вовину комнату, дверь которой была открыта настеж. Кровать была необыкновенно пустой. На голых досках не было ничего. Матрас лежал в стороне, на полу. Мать подошла к кровати. Вова смотрел на нее со спины и молчал. Ее фигура съежилась, плечи опустились и мелко тряслись. Через некоторое время она села и начала медленно видить ладонью по доскам.
- Стало быть, горох почувствовала - слабым голосом сказала она и беззвучно заплакала.
Вова подошел к матрасу и задумчиво встал над ним, засунув руки в карманы.
- Я ее найду, - сказал он сдавленным голосом. И тихо добавил - суку.
Darkoboar
