Этот дождь, казалось, не собирался заканчиваться. Грубо прервав собой такой теплый и радостный июньский день, к вечеру он нисколько не уменьшился, а только набрал обороты, глухо барабаня по жестяным подоконникам нашего общежития. Я сидела, задумчиво глядя в окно. Только что закончилась сессия. Впереди лето и отдых. Было приятно ничего не делать и просто сидеть, заворожено внимая ритму падающих дождевых капель, шелесту деревьев и гулом проносившихся по мокрой дороге машин. Все эти звуки, причудливо и гармонично смешиваясь, лились из приоткрытого окна вместе с вечерней свежестью, и совершенно заглушали монотонное молитвенное бубнение моей соседки-баптистки. Убежденно верующая, Татьяна каждый вечер после захода солнца выключала свет в комнате, зажигала лампадку под иконами святых, и о чем-то их тихо просила в течение полутора часов.
Я целиком погрузилась в это переплетение звуков, неровных теней свечи и бессвязно набегавших мыслей. Неторопливо протекали они по моему сознанию, оставляя в душе мозаику чувственных оттенков, пока, наконец, ни сформировались в ней в одно общее чувство: томное желание близости с любимым.
— Опять думаешь о нем? — тихо прошептала Таня, подойдя сзади и целуя меня в ушко. Предавшись грезам, я совершенно не заметила, что она закончила молитву. Танины руки ловко забрались мне под шелк халата, гладя плечи и грудь.
— Как ты можешь сразу после разговора с Богом предаваться греху? — усмехнулась я, откидываясь на кресле и раздвигая ноги, чтобы дать рукам подруги максимальный доступ.
— Господь милосерден.
Подруга обошла кресло и теперь сидела на полу, целуя мне пяточки. Ее юркий язычок вначале умело порхал по пальцам, а затем упрямо заскользил вверх, вызывая мой стон, когда специально задерживался на лодыжках или задней стороне коленей. Сладкая нега рождалась внизу живота и электричеством доходила до головы, заставляя терять контроль.
— Довольно! Теперь я — твой Господь! — Я резко отодвинулась и толкнула Таню пяткой в лоб. Подруга бессмысленно заулыбалась, оказавшись лежащей на спине с раскоряченными ногами. Все так же сидя на кресле и с интересом наблюдая, я поставила ногу на ее лобок.
Сначала несильно, но потом все увеличивая нажим, я терла ее клитор, желая его раздавить. Таня стонала, бессознательно совершая прерывистые движения руками и ногами, что при свете лампады делало ее похожей на нелепое насекомое. Периодически, мне хотелось наотмашь ударить ее ладонью по промежности, что я и делала, предварительно прижав ее раскинутые ноги своими, чтобы она не могла, защищаясь, свести их. Окончательно потеряв разум, Танька подтянула к себе табуретку, и теперь обсасывала одну из ее облезлых ножек.
Все это время, пока моя дикая подруга пребывала в физиологическом варварском экстазе, я доверяла ей шепотом историю своей любви:
— Давно ли мы знаем друг друга, милая Татьяна? Но все это время лишь ты одна — поверенная моей сердечной тайны. И ты обязана быть снисходительной ко мне, ведь знаешь, сердце не слушается велений разума, выбирая само, по чудным, неведомым сознанию законам, своего повелителя. Любовь моя не несет мне радости, из-за своей безответности…
Я сложила специально приготовленную скакалку в 4 раза и замахнулась.
— Хотя полно. Будто ли я несчастлива из-за любви к Димке? Могу ли сказать так, не покривив душой перед тобой, моей единственной подругой?
Прыгалки с оттягом легли ей на грудь, оставляя продольный след через ареолу. Таня вздрогнула, но лишь еще яростней начала вертеть тазом и сосать ножку.
— Напротив, любовь к нему делает мою жизнь наполненной смыслом и чувствами. И ты не должна судить меня строго за эту наивную радость.
Раны от ударов прыгалками прочертили крест через половые губы Тани. Из рассеченной кожи кровь тонкими ручейками стекала с промежности на ягодицы и ковер.
— Я люблю, и иногда это чувство поднимает меня как крылья над землей, а иногда ядом ревности разъедает душу, вызывая слезы…
Упершись в разведенные Танькины колени руками, я резко ввела ей во влагалище свою ногу до пятки. Внутри подруга была горячей, влажной от возбуждения и крови. Надавливая пальцами, я ощущала упругость и жар ее пульсирующей матки и пыталась продвинуться в ней еще глубже.
Тут Таня резко и широко задергала конечностями, и начала изгибаться всем телом. Голова ее совершенно запрокинулась и беспорядочно билась о пол и табурет.
— Молись, сука!! Зови его! — заорала я, поняв, что подруга совершенно забыла, ради чего мы затеяли все это.
— Господи, Господи милуй мя грешную перед тобою я чрево разверзнувши не покаянная и безутешная. Чудо являешь ты в мыслях воскресшее. Исус Христос, Пресвятая Дева, Святые угодники! Пусть Дима придет! — прерывистым, хриплым голосом, но достаточно разборчиво прошептала Таня в сторону икон, и затихла.
Так как подруга не приходила в себя уже больше 5 минут, пришлось облить ее холодной водой. Затем, глядя, как она недовольно отряхивается и поправляет халат, я недоверчиво уточнила:
— Думаешь, сработает?
— Обязательно, — деловито буркнула она в ответ. — Молитва верующего человека усиленная оргазмическими переживаниями всегда исполняется. Думаю, именно на этом основаны все чудеса святых…
В этот момент в дверь постучали. Мы переглянулись, а в груди все сжалось от сладкого предчувствия.
Танька бросилась к двери, и уже через минуту я услышала просящий ее о чем-то голос любимого.
Митя
