Почему в ночь на понедельник дети решили ехать на турбазу – было непонятно. Как так получилось, что Саша согласился – вообще было загадкой. Впрочем, перед фактом он был поставлен лишь тогда, когда Маринка и Витька выгрузили его из автобуса и всучили банку отвратного, но холодного джин-тоника.
- Где мы? – спросил Саша, отпив половину. Дети захихикали, кто-то похлопал Сашу по плечу, но внятного ответа предводитель так и не получил. «Да и насрать», - устало подумал он, покорно принял из рук Витьки какой-то баул и поплелся за толпой по старой асфальтовой дорожке. Милые сердцу звуки доносились из каждого рюкзака. Там, внутри, легонько соприкасались друг с другом кое-как завёрнутые в шмотки бутылки.
- Много взяли? – строго спросил Саша.
- Шурик, да мы еле распихали… - начала было Наташка, но Витька быстро перебил опрометчивую исповедь младшенькой.
- Саш, там пару бутылок, да может ещё пивка в пластике литров пять. Сигарет набрали. Пожрать придумаем. Ты не переживай. Кстати, у тебя мобила разрядилась вчера.
«Мобила разрядилась… это даже к лучшему, никто не будет мозг ебать, – начал Саша свой привычный внутренний монолог. – Спирта по-видимости до ебеней набрали, пожрать видать тоже – сумок много, все полные».
- А мы вообще надолго сюда? – слегка обеспокоенно спросил он.
- Саша, ты правда ничего не помнишь чтоль? Ты же сам вчера список на три дня составлял, – откликнулась Маринка. – Мы консервов набрали, макарон… - Она обиженно замолкла.
Саша допил банку, закурил и стал вспоминать. Но воспоминания давались нелегко, почему-то больше тянуло на размышления о бесцельно прожитом месяце. Вот уже месяц продолжался запой, три недели прошло с тех пор, как он познакомился с этой компашкой. Все они учились в одном ВУЗе, и объединяла их любовь ко всему «неформальному». Этого самого «неформального» в Новой Усмани начала XXI века было не так много. Саша, тридцатилетний директор агентства недвижимости, приехал из Питера на похороны матери. После похорон он планировал продать обе квартиры, бизнес и навсегда уехать в Певек, к лучшему другу, вечной мерзлоте и оленьему мясу. Он любил север, любил чужую, но доступную Аляску, видел во снах Канаду… Но сейчас, уйдя в продолжительный штопор, он остался в Усмани на неопределённое время, познакомился на лавке перед домом с пьянствующими студентами и стал для этих детей кем-то вроде гуру.
Сегодня их, включая Сашу, было шестеро. Причём четверо – девочки. Девочки… Смешное слово. Ни Вику, ни тем более Люську назвать этим словом не повернулся бы язык. Тихая Наташа, которую Саша ни разу не видел с парнем, была ещё под вопросом. А Маринка, его милая Маринка-тростинка, она, не кичась впрочем своей девственностью, ждала того единственного, кто мог бы… хули тут скромничать, она его нашла конечно... Саша небезосновательно предполагал, что грядущая ночь поставит точку сразу в двух затянувшихся эпопеях - «Маринкино отрочество» и «Мытарства Сашиной печени». Последние главы. Страсти накалены, апогей близится, во рту сухо.
- Витька, дай ещё баночку, - прохрипел Саша, и краем зрения заметил, что Маринка сокрушённо покачала головой. «Ничего, уж сегодня не нажрусь, сегодня просто права не имею», - подбодрил себя Саша.
* * *
…Костёр потрескивал, водка пилась прекрасно, макароны по-флотски, неумело приготовленные пьяненькой Люськой, насытили всех. Витька, тихо перебирая струны, скулил мотив «Ой, то не вечер». Саша, полчаса назад выползший из домика, успел споткнуться об оставленный добрыми людьми лом, снятый, видимо, с пожарного щита. Сейчас он сидел, потирал ушибленные пальцы на ноге, виновато посматривал на Маринку и прихлёбывал водку из алюминиевой кружки.
Девчонки молчали, уставшие и злые. Люська, успевшая спьяну нахамить Витьке, поняла, что сегодня в её кровати будет скучно и прохладно. Теперь она сидела, нервно куря одну за другой, и обречённо поглядывала на обиженного ухажёра. Вика и Наташа, почуявшие, что кавалер свободен (хоть и пьян вдребезги) внимательно слушали его заунывные фольклорные вариации. Маринка сидела, гордо выпрямив спину и старательно не глядя на Сашу. Он провинился. Он не просох. Организм не вынес нагрузки, и пришлось ужраться до привычного состояния. Завтра вечером следовало отчаливать, а он снова был на пределе. Ещё одна кружка – и пиздец. Но не выпить эту кружку он уже не мог. «Завтра по возвращению – под капельницу, ну его нахуй, я уже в какую-то рухлядь превратился, - думал Саша. – Мариночку расстроил, урод… ханыга блядь…»
Сашины думы и Витькин скулёж прервались неожиданным шумом авто и приглушённым вокалом Михаила Круга. На поляну выехала «Нива», ослепив туристов фарами. Двери открылись, вокал сделался немного более разборчивым, и на передний план выступили четверо добрых молодцев.
- О, туристы-ы-а-а-а!!! – жизнерадостно поздоровались пришельцы. – Смари, Гриша, девки, гитарка тут, вся хуйня… Давайте знакомиться, земляки! За знакомство по чу-чуть?!.
Саша внимательно и пьяно оглядел пролетариев, отметив про себя, что дело пахнет жареным - на территории турбазы кроме них не было больше никого, а менты, в случае чего, вряд ли сразу рванут на помощь.
- Девочки, идите в домик… - начал было Саша, но внезапно повеселевшая Люська, глядя на прибывшее колхозное мясо, затараторила что-то громкое и хитросплетенное.
- Мальчики, а мы тут как раз в безысходности, вот совпадение-то, а я уж было подумала, что Джа нас оставил! У вас шмаль есть?
До Саши этот мессадж доходил медленно и тягуче, зато пришельцы всё схватывали на лету.
- Ай ты ж моя рыба! – заорал один из них, ломанулся обратно в машину и начал рыться в бардачке. – Ща найдём, сладкая моя…
- А чевой-то ты играть перестал, чево, музон мешает? Игорь, выруби там мафон, щас нам паренёк жиган-лимона слабает, да, скрипач? – развалисто и смачно забасил другой ублюдок, доставая из глубокого кармана бутылку палёнки с бутафорской этикеткой. Игорь вырубил мафон, но Витька вместо гитары потянулся за пластиковым стаканом. Соображал он уже плохо.
- Ну чё, девчёнки, давайте знакомиться, - продолжили хором двое оставшихся. Саша про себя отметил, насколько гармонично и естественно игнорировали его эти четверо неандертальцев. Что ваше топорное НЛП! Босяки из-под Воронежа показывали высший пилотаж! Он, Саша, был старшим, и, очевидно, был в ответе за остальных – значит, сходу подлежал дискредитации с последующей утилизацией. «Скрипач» Витька уже остекленел и начал растворяться в эфире. Итого, четыре молодых тёлки на четверых представителей чистокровного российского люмпен-быдла – ну чем не пасьянс? Впрочем, подумал Саша, если бы тёлка была даже одна, то пасьянс сложился бы всё равно. При этой мысли Саша поёжился и, не поворачивая головы, искоса глянул на Маринку. То, что он увидел, заставило его окончательно охуеть.
Его девочка, его Маринка-тростинка, та, которой он планировал безраздельно принадлежать, и которой хотел безраздельно обладать, сидела и счастливо улыбалась. Улыбка была адресована всем четверым новоприбывшим уёбкам. Протянув стакан одному из чучел, она жеманно заговорила:
- Марина. А?.. Гриша?.. Ой, мальчики, да я всех сразу не запомню… Кушать хотите? Да, вон там ещё салатик возле Наташки где-то. Короче, ну, знакомьтесь, это Наташка, это Вика, это Люська, это… - она хотела было представить и Витьку, но тот уже ёбнулся с бревна, и лежал в позе мёртвого будёновца, комсомольское сердце которого было пробито белогвардейской серебряной пулей. Маринка махнула рукой, и стала руководить посадкой незваных гостей. Про Сашу она как будто забыла - так дети, взрослея, забывают о своих вымышленных друзьях.
Всеми проигнорированный Саша ссутулился и устало соображал, что ему делать дальше. Прикуривая сигарету, он на долю секунды привлёк внимание одного из молодцев, но тот быстро отвернулся и продолжил заниматься делом. Дело заключалось в быстром и добротном забивании уже второй по счёту штакетины. Девочки громко смеялись, денатурат лился в тонкостенные стаканчики, почему-то не растворяя их, но распространяя острые, как серп по яйцам, миазмы.
Порывшись рукой у себя за спиной, Саша нащупал бутыль «Кедровой» и налил себе ещё полкружки. Это и стало предлогом для того, чтобы обратиться к Маринке.
- Солнышко, подай лимончик, - тихо сказал он. Марина посмотрела на него, как на пыльный деревенский коврик с олененком. Отвернувшись, и глядя на весёлых парней, она вслепую пошарила ручкой в тарелке, нашла кусок надкусанного огурца и протянула Саше. Тот принял подачку, залпом выпил водку, занюхал и, бодро вставая, произнёс такую речь:
- Так, девчонки, спать пора. Парни, отбой. Если хотите – посидите возле костра, а нам вставать рано.
Восемь удивлённых лиц повернулись в его сторону. Секунды две тянусь молчание, потом раздался искренний хохот. Смеялись все, кроме Маринки - она в это время была занята поглощением зловонного напитка. Выпив, она торопливо закусила, повернулась к Саше и резко сказала:
- Тебе спать надо? Так иди проспись бля!!!
От неожиданности Саша сделал большой шаг назад, споткнулся об уже знакомый лом и повалился на землю. Утихший было хохот возобновился с новой силой. В голове у Саши звенело от злости и обиды. Встав, он бесполезно отряхнулся и, как устаревший, но послушный андроид, пошёл в домик.
* * *
- Саша… Шурик! Шура блядь, да проснись ты, пидор! – Витька тряс предводителя за плечи и плакал. Открыв глаза, Саша мигом вспомнил окончание вечера.
- Чё случилось, брат? Чё такое? Где девки?!. Где Маринка?.. – его колотил похмельный озноб; страх и стыд уже гнали адреналин по венам.
- Саша… там мужики какие-то приехали на «Ниве»… там… они… - Витька сполз на скрипучий пол и обхватил голову руками. Мигом спрыгнув с кровати, Саша неровно побежал на улицу.
Вокруг непогасшего костра он обнаружил пёструю аппликацию из одноразовой посуды, осколков от бутылок, блевотины и осколков гитары. Всё было методично разбросано и вмято в землю. Пейзаж завершало спящее тело младшенькой. Наташка была одета (слава Богу!), и даже слегка прикрыта спальником. За бревном, где вчера свалился Витька, в неестественной, но ничуть не смертельной позе лежал один из колхозных мудозвонов.
Подойдя к «Ниве», Саша заглянул вовнутрь. По длинным чёрным волосам он узнал Вику. Её джинсы были спущены до колен; промежность заботливо накрывала грязная ладонь пролетария, которого звали Гришей. Оба были в коматозе.
- Ублюдки… где Марина… - застонал Саша обращаясь к серой окружающей среде. – Марина!.. – хрипло выкрикнул он в сторону домиков, и направился к ближайшему из них.
…Держа Маринку за голые ноги, один из скотов дымил вонючей «Примой» и равномерно двигал бёдрами; второй, пристроившись в изголовьи кровати, матерился и совал свой грязный член в лицо девочки. Марина плакала и пыталась отвернуться, но ублюдок бил её по лицу и возвращал голову в исходное положение. Саша с полминуты наблюдал за происходящим, потом неслышно покинул домик.
Подойдя к костру, он нашарил вчерашний лом, поднял его, размахнулся, и насквозь пробил череп лежащего за бревном животного. Опёршись подошвой кроссовки в щёку свежего покойника, он выдернул орудие труда и пошёл к машине. Открыв дверцу, он потряс за плечо следующую жертву.
- Пойдём выпьем, братан… - шёпотом предложил он проснувшемуся уёбку, и когда тот с мерзкой улыбочкой выполз из тачки, опрокинул его на землю и прошил насквозь двумя ударами.
Подойдя к двери домика, Саша некоторое время постоял, очищая мозг от лишних мыслей, залетел внутрь и с разбегу воткнул лом в спину любителя «Примы». Мразь №2 резко отпрянула к окну, попыталась что-то сказать, но получила ломом по лицу. Выбив головой оконную раму, мразь наугад замахала руками, крича что-то неразборчивое. Занеся лом, Саша стал совершать поступательные удары в голову мрази. Через несколько минут он выронил орудие из рук и посмотрел на Маринку. Та, забившись в угол кровати, накрылась грязным пледом и вздрагивала.
- Овца, - устало выдохнул Саша и побрёл с территории турбазы. Потерявшуюся Люську он искать не стал, справедливо рассудив, что у Витьки это получится лучше.
…На следующий день Саша прибыл в Питер и лёг под гемодез. Ещё через три дня, обналичив всё, что имел, он уехал в вечно холодный Певек.
Херр Бергер
