Много лет назад я занимался анонизмом, хоть до сих пор никто в эту чушь никто не верит. Дрочил с друзьями и не отличался оригинальностью - мы скрывались. Дело трудное, каверзное и по тем временам - криминальное. Предвижу истеричные вопли всех мастей и спешу успокоить - виновным себя не считаю. Традиция у нас в деревне была сухадрочкой занимацца - баб то не было. А так как женщин нет, то ебли мы кошек сабак и свиней. Разницы никакой. Кур и петухов ебать западло, сами понимаете - мы ж не извращенцы. Но так как в душе все мы Робины Бобины, то действовал железный закон - «Кто последний - тот завтра первый». Последним всегда хотелось быть мне. Я зализывал своей золупой, следы преступления и улики. Тогда модно было зашивать в залупы всякие болты и гайки, да приклеивать свинные уши. Это хозяйство часто вываливалось или запутывалось в жопах и пиздах. Но правило никто не отменял. Я всех добросовестно ебал и спускал своё добро, как в уральские болота. Скота и твари всякой к тому времени, в деревне, народилось море. Все страшные уродливые и тупые, (хромосомы ведь не совпадают)- на меня больно похожие в профиль, анфас - и сзади.
Поймал я как то раз в лесу медведицу. Решили её отыбать в главной житнице страны у казаха какого то парализованного, в комфорте типа. Зачем я ебал медведицу? Ну, это братцы классика ёба - её пизда - на бабью пахожа.
Пришли на хату без происшествий. Я медведице даже хуй дал пососать по дороге. Есть у меня такая слабость, хули там целку из себя корчить. А еще я ежей ебу, арбуз с косточками ебу и страшно люблю давать врот карпу - в нашем пруду.
Вот нашли перекосившуюся юрту. Зашли. Я хозяину с ходу,
- Привет Амангельды. Медведицу ебать будешь? Презервативы б\у, в избе есть? - спрашиваю, а сам вдыхаю впалой грудью запах немытых мишкиных ног и кислый запах пизды. Чую, хуйня какая-то наворачивается, да и хитрая рожа казаха - чота замышляет. Странный он и одного яйца нет.
- Я не Амангальды. Ёбарь я, кладбищенский. Женщин вот нет у нас в селе,- и показывает пальцем на две грязные синие пятки торчащие из кованого сундука, - ебу пакойников - так...ну... мало-мало...
В сундуке, лежала бабка с грязным ебалом. И было ее ебало, братцы, действительно грязным и страшным, а после третьей бутылки - даже страшнее показалась. Голова, сплющенная и расколотая - как блин, глаза впалые - как у дохлого филина. Больше ничего не помню.
Медведица наша, от картины такой - загрустила в углу на тряпке, а мы с трупоёбом продолжили беседу.
- Амангельды, - спрашиваю я. - Откуда у тебя такая покойница? Это же страх божый!
- О чухан-абай, это очень грязная история, - отвечает трупаёп. - Расскажу, пожалуй... только вы никому. Тайна страшная, - и тычет в нос мне - сапёрской лопаткой.
- Было это в восемь минут второго ночи. По делам, пришлось мне посетить один непростой погостик - очень возбуждён я тогда был. Время было позднее, хмурый вечерок, и я, бросив чемодан в кусты, решил немного пройтись по кладбищщу, и случайно оказался я в хуеподобном склепе. Так случайно я стал свидетелем страшной тайны. Дженибекова её фамилия, ога. Так вот, открыл я гроб позырить, а эта хуйня, - показывает на бабу свою мёртвую, - уцепилась за мой хуй и выпрыгнула наружу. Я со страху и прихуярил её лопатой по башке. Вы только не говорите никому, а то худо будет. Не люблю я этого.
Дернулся,я было убежать нахуй от него, да поздно. Штаны в говне - прилипли к лавке. Вырубился я со страху.
Очнулся я от прикосновения холодного и чегото шершавого - к мокрому лбу. Открыл глаза, а предо мной в каких-то сантиметрах, волосатое страшное лиццо в бородавках, вернее, прям вампирское рыло ... точнее кровососья марщинистая харя, ну вы поняли? Злое такое и сипит горлом. Липкое что то было на моём ебле, кровь! - смекнул я. Ну пиздарики мне - подумал я, предвкушая пездец. И вдруг она меня спрашивает:
- Эй ты! Звериный ёбырь, встать можеш?
Ну, как тут встать? Мой анус снова дал слабину. Я попытался встать, и как оказалось зря - чуть не ебнулся от сознания того, что. ... хуя и яиц моих - не было и чтото меж ног, похожее на писду - на ощщупь.... Прошёл воопщем черес час, спазм страха, привстал я с грехом пополам, ну и спрашываю у неё.
- Я извиняюсь, мадам, а где мои гениталии?
- Сушатся над печкой, вместе с яйцами. Я снова со страху продристался. - Так я познакомился с покойной старухой - по-казахски звучит как Айхуйла.
Что делать? Ноги и руки связаны! Хорошо, что я на ягодицах быстро бегать умею. Да и хуй с яйцами мешацца не будет. Буду бежать как полевой ветер - думал я. Или изловчицца и кубарем съебнуть ис хаты? Что-что, а убегать я мастак. Да штож я говорю то? Што я свой хуй с яйцами, брошу на произвол судьбы? Напижжу ка я ей с три короба, слезу пущу. Гавно её кушать буду, но на жалость пробью по любому. Опять же всё же жэнсчина! Не такой уж я и плохой. А воопщем - то, плевать на гениталии, дело наживное, и на протезах ебуцца люди куда шмачнее многих хуястых. Главное жопа на месте, и пизда новая в штанах. Мелочь, а приятно (про писду).
Вроде стал я успокаивацца, пока не увидел, что эта тварюка ебанная сотворила с моим корешом. Она его выпотрошила и в него кучу говна насрала, а по-простому - в душу ему насрала, но не словом как у нас принято, а фекалиями.
Кинулся я на ягодицах ис юрты смывацца. Задел и рассыпал марганцовку, и жопа, по ходу побега, зажевала страницы журнала «Крестьянка», резиновую грелку и таблетку какую то. Бегу кароче, а зад весь в марганцоффке - щипет и ещо принялся толочь таблетку в анусе, да поздно было пить «Боржоми». Я от боли начал дергаться и бегать по кругу и пену ис писды пускать. А ещо зад мой нахуй, пену под себя загребать начал и стал я буксовать. Не побег а хуйня вышла. А из писды моей, изо всех её щелей, стали фиолетовые глисты выползать! А Айхуйла, сука эта страшная, присела на корточки, смеёцца надо мною и глистов моих в рот свой собирает. Пиздит чота на меня не по-нашему и ржот.
- В общем, не долго думая, выхватила она ис потайного кармана в семейниках, свой верный нож и отрубила мне голову нахуй....
Через час вернулся трупоёб - Амангельды с новым трупом. Кореш мой, валялся в углу, тело все продырявлено этими гадскими тварями. Не жилец, короче. Получаецца...отрубили мне бошку за ненадобностью и вместо морщинистой головы Айхуйли - пришили. Через неделю даже шрама не осталось. Так и живу я теперь в юрте с трупоёбом - Амангельды. И попиздеть теперичи нормально немогу - я при сваём теле - с хуем и яйцами - знатным балагуром был! Теперь я баба! И писда у меня есть под боком меж ног - хоть и фиолетовая. Правда я орать громко и протяжно научился. Потому что казах тот - Амангельды, придурок, вживил себе в залупу, зубы моего кореша и саморезы по кругу.
Я очень, злопамятный стал. Жрать стал – белевотину с арбузными семечками. И только - горячую. Вот такой мой рассказ, уважаимыя публика...
Заканспектиравал росскас тов. Мудлоскара - КРЕСТ
