Сегодня в мужской части отделения неврологии было очень шумно весело и непривычно подвижно. Больные шутили, готовили шахматы, весело перемигивались и вовсю, сыпали неприличными анекдотами. Все дело в том, что сегодня была пятница, и тяжелые по характеру врачи разбрелись по домам, чтобы алкоголем заглушить воспоминания о неправильных диагнозах. Как следствие, снималась основная часть ненужных ограничений – не пить водку, ложится спать в десять, не увлекаться “колесами”. В отделении остались только пять неотпускнЫх пациентов, согнанных в одну палату и малоподвижный паралитик в виповском СВ. Прочие палаты были закрыты и пустовали- перед выходными там покрасили окна и произвели жесткую дезинфекцию матрасов. Из медицинского персонала на отделении оставались только симпатичная медсестра Лидочка и некая санитарка - с ведром. О пьющей горькую санитарке то и сказать особо было нечего - морщинистая кучка дерьма с горбиком на спинке была привлекательной наверное только при раннем Хрущеве. Лидочка же отличалась шикарными голеностопами, жирными буферами и соблазнительными колбасами бедренного целлюлита.Кроме того у нее было обаятельное крестьянское лицо с толстыми “рабочими” губами и громадные глаза бутылочного цвета. Многие больные мечтали пощупать ее за голые ляжки, торс или еще где, а многие это уже давно и успешно сделали. Лида была безотказной девушкой и, по первой просьбе, колола выпившим пациентам ворованный димедрол, а потом, если попросят, по-скотски отдавалась им в подсобных помещениях.
Пациенты бойко шутили и строили невероятные по коварству планы проведения больничного уикенда. Основной позицией коварства была, конечно же, Лидочка, выпивка и азартные игры на деньги.
В отделении неврологии №6 и палате номер 6 было, как всегда бывает в таких случаях, шесть пружинных коек с низкими спинками, обладавших разной степенью престижности по местоположению.
Две средние койки занимали пышные кудрявые близнецы - братья Михуевы,огромные трусливые балбесы, избегающие ласковых обьятий военкомата. Красномордые, по природе, богатыри, втихаря, окрашивали лица белой пудрой для болезненной бледности, так как оба косили от армии на малокровие и прогрессирующую эпилепсию.
Койка у двери принадлежала деловитому прорабу Петровичу, страдавшему водочной анорексией и невритом лицевого нерва. Мало кто знал, что основной причиной нахождения Петровича в отделении был не коварный недуг, а стремление избежать ответственности за кражу строительных кирпичей. Лицо Петрович простудил на шухере во время самой кражи, когда долго стоял на холоде и нервничал. Вследствии болезни, изможденное хлебало прораба скалилось односторонней саркастической улыбкой, отчего сопалатники прозвали его Кирпичная Квазиморда.
Некто Пельменев - веселый массовик - затейник, душа компании и просто обаятельный человек, занимал самую уютную коечку слева под окном. До массовика, Пельменев работал клоуном в цирке, но после того как его напугал слон, он серьезно заболел и больше не смог выступать на арене. “Модная” болезнь Пельменева имела название в три строчки латыни, а выражалась просто в нервном хождении под себя по-большому. А ходил по-большому Пельменев много раз за день - всякий раз когда начинал заливисто хохотать. По своему случаю, он всегда отпускал шутки,постоянно был сбрызнут одеколоном и обширно упакован в памперсы. А, поскольку, человеком Пельменев был высоченным, можно сказать гигантским, то и памперсы ему приходилось заказывать через зоопарк или Аптеку “Геркуланиум”. К слову сказать, некачественные памперсы для человекообразных обезьян частенько “мерзость”внутри не удерживали что несколько огорчало окружающих Пельменева собеседников.
Печальный бухгалтер Никанор Носков занимал койку под балконной дверью, вечно открываемой курильщиками—в результате нахождения на сквозняке в боковой позе, он, помимо бессонницы (в анамнезе), заполучил неизлечимую хворь простаты . По этому поводу, маленький счетовод был всегда мрачен, плаксив и сильно упавши духом. Основное его времяпрепровождение занимало выпрашивание снотворных препаратов. шифрование “черной бухгалтерии” и отгадывание сложных медицинских кроссвордов.
Однако, самой неудачной койкой считалась шестая, находящаяся вблизи прогнившего от сырости умывальника и трясущегося в агонии холодильника. Именно эта койка, в данный момент, пустовала в ожидании своего очередного “счастливого” обладателя. Печальную славу этой койке добавляло то что, по словам доброй нянечки с ведром, на этом месте умерло или почти умерло шесть пациентов за последние полгода. “Мруть шо мухи, блять, или калечуцца во сне” – в который раз уточняла добрая женщина, убирая выпавшие из памперсов испражнения Пельменева.
…Время неуклонно близилось к полднику. Массовик Пельменев и, раздетый до трусов Петрович, с шумом расставили деревянные шахматы. Братья-близнецы застучали задубевшими просаленными картами - в ход пошли традиционные больничные игры в очко и секу. Грустный Никанор тихо заплакал и приступил к газете с кроссвордами.
Подмигивая здоровым глазом, Петрович сказал “оп-па” и, из ниоткуда, достал бутылочку “армянского”, запрещенного правилами отделения.
Пельменев осторожно хохотнул, принюхался к своему паху и побрызгал его одеколоном. Почти моментально, как у фокусника, в его громадных руках возникли два пластиковых стаканчика.
Кроме того, из тумбочки, Пельменев извлек кусок жирной рыбы и выложил на импровизированную газетную поляну.
- Ваша выпивка - наша закусь.
- Не-е, у меня закусь своя,- шутливо запротестовал Петрович, взял маленькую тарелочку и, с притворными кривляниями нищего, приблизился к братьям Михуевым.
Братья сразу просекли тему и, усмехаясь, скинули ему в тарелочку дюжину своих таблеток. Стараясь не хохотнуть, Пельменев кинул сполдесятка своих и лишь две от поноса оставил.
Петрович,смешно и театрально подпрыгивая ногою,живо приковылял к бухгалтеру. Маленький гоблин сгреб свои таблетки в кулек и зажал его в руке.-“Не дам”,- вскричал Никанор,- “Мое это-мне прописано!”
- Кому прописано, а кому и так положено. Знаем как ты “колеса” выклянчиваешь, дура - ласково пожурил его Петрович и отобрал из руки кулек.
- Жадина ты, Носков –продолжил прораб, выбирая нужные таблетки из кулечка—поэтому и болезни у тебя такие страшные.
Никанор трясся и плакал—ему остались только две “маленькие”, а чтоб заснуть, нужно было, как минимум, пять.
- Вы за это ответите!Я, Емельяну Сигизмундовичу доложу.
Упоминание имени грозного заведующего никак не подействовало на бездушного Петровича.
- Не трясись –буханИ с нами на ночь –враз заснешь как сурок. После этого, не ожидая реакции на свое предложение, Петрович высоко задрал худое горло и заливисто загоготал.
Возвратившись к “поляне”, он весело кинул на газету свою необычную закусь.
-Ну, будем! – изрек прораб короткое предисловие к бухалову –налил-выпил -после чего закусил десятком цветных таблеток и занюхал пельменевской рыбой. Пельменев осторожно понюхал коньяк и отпил полстаканчика. От паленого алкоголя у него случались неудержимые газы, а это, в его положении, было бы уже слишком.
В этот момент, в коридоре, зашелестели медицинские тапки и, весело размахивая сракой, в палату ворвалась румяная сочная Лидочка.Все взоры тут же переместились на нее – пациенты похабно отымели ее глазами кто куда хотел. Влажное о пота декольте томно запульсировало под откровенными взглядами- Лидочка еще больше зарделась и радостно провозгласила:
- А у Вас пополнение. Принимайте новенького и не обижайте. Он с вами побудет на выходные, а потом его переведут.
Из-за ее широкой спины осторожно выглянул крепко сбитый, среднего роста индивидуум в панаме, шортах ниже колен и помятой майке грязного цвета.
Cовершенно неопределенные черты смуглого лица не позволяли определить возраст пациента—лишь примерно можно было догадаться что ему лет тридцать-тридцать пять. Невыразительное блеклое лицо новоприбывшего неожиданно резко контрастировало с его живыми блестящими глазами, с ходу оценившими каждого из присутствующих в палате. Отличительной особенностью нового пациента была небольшая рыбацкая панама цвета хаки, с маленьким карманчиком для мелочи сбоку. Новоприбывшый шумно втянул воздух со смесью запахов лекарств, испражнений и одеколона Пельменева, обаятельно улыбнулся и сказал:
- Прямо как дома пахнет—( Пельменев чуть было не пошутил “что, пельменями пахнет?”—однако вовремя осекся).
После этого новичок шустро подбежал к заплаканному Никанору и протянул ему свою широкую плоскую ладонь.
- В-валера –жизнерадостно представился он.
Никанор попятился в кровати, но взял себя в руки и осторожно помял мягкую лопатистую конечность. После чего представился полным именем и фамилией.
- Смешная фамилия у тебя, Носков- но, запоминающаяся –беззлобно произнес Валера и тут же представился Пельменеву.
- В-валера.
Каким-то шестым чувством, прочувствовав что пельменевскую руку лучше не пожимать, Валера лишь согнул ладошку “по направлению” и ту же со словами:
- “э—не-е-е” –спрятал ее за спину.
Под тяжестью обаяния нового пациента, массовик даже не хохотнул, а пригладил жидкие волосы и отрекомендовался как в армии.
- Пельменев Аркаша.
- В детстве пельмешки любил наверное твой прадедушка –ласково пошутил Валера и тут же кинул взгляд в сторону Петровича.
- А вы наверное тот самый Петрович, который эта… кирпичи…в смысле из-за кирпичей –мне Лидочка про вас рассказала. И тут же шуточно погрозил пальцем в сторону растерявшегося прораба.
Обычно раскованный Петрович, будучи еще в ступоре от смеси коньяка и таблеток, сразу не нашелся что ответить, а только кивнул.
- Коньячок вижу тут пьете без меня, в шахматишки режетесь –усмехнулся Валера и погладил свою панаму.
“Хороший, наверное, мужик”- подумал прораб и быстро достал третий стаканчик.
- Не-е, не пью, по внутренним убеждениям, знаете ли и –приложив руку к груди оправдался Валера и смешно отшаркался ногой, смущась.
- А чего-душа неприемлет, или болезнь не позволяет? – c хитрым закосом на выведывание диагноза спросил Петрович.
- А я и не болен вовсе –я просто удачно врачей дурю—скромно признался Валера.—Здоров как бык!
При этих словах братья Михуевы расплылись в улыбках и внутренне потянулись к новому пациенту.
“А может и не совсем то и хороший мужик, раз не пьет”- настороженно подумал Петрович и спрятал стаканчик в прикроватную тумбочку.
Валера внимательно посмотрел на шахматную доску, где разыгрывалась стандартная эстонская партия.
Глаза его загорелись безумным огнем фанатика шахматных баталий. Однако тут же, спохватившись,он перевел взгляд на близнецов, которые отложив
карты ждали и готовили ладошки к традиционным приветствиям.
- Однояйцевые?—прыснул со смеху новичок в сторону бледнолицых братьев.
Несмотря на жуткую пошлость шутки, близнецы, хоть и с некоторой заминкой отреагировали правильно и удачно отшутились басом.
- Многояйцевые
Вся палата, включая стоявшую в дверях Лидочку,громко заГоГотала над хорошей шуткой. Возникшее в какой-то момент напряжение моментально разрядилось.
Вдоволь насмеявшись, все ощутили явную теплую приязнь к новому пациенту.
- Ну, я пошла –если кому чего надо- свистите –по- блядски кося зеленым глазом, сказанула Лидочка, исчезая за дверью.Ее проводили заверениями что позовут по-любому.
В этот момент горящие оливковые глаза Валеры снова сконцентрировались на шахматных фигурах.
- Попробовать хочу - давно не играл - с простодушной улыбкой сказал Валера, намекая на то что Пельменеву следует встать и убраться из-за шахматной доски.
Поскольку новичок излучал такое бесконечное добродушие и лучезарное детское обаяние, Пельменев даже не обиделся и, тут же ретировавшись из-за “стола”, уступил место.
Петрович всегда утверждал, что для правильной организации работы по воровству стройматериалов, требуется недюжинный ум и смекалка, которые могут развить только старые добрые шахматы. Еще, во время первой поучительной отсидки за кражу шифера, Петрович тщательно изучил все тонкости этой умной игры и поэтому по праву считал себя хитрым и опытным игроком. В палате он всех обыгрывал на раз, будучи в любом состоянии опьянения или абстиненции. Поэтому когда Валера предложил сразиться, Петрович только потер сожженные спиртом ладошки, попросил Пельменева подождать пока он “накажет мальца” и быстро расставил новую партию.Новичку, не колеблясь, он предложил играть белыми.
“Нет, всеж-таки хороший мужик” –снова мелькнула в прорабской голове упорная мысль.
- Гроссмейстер ходит е2 –е4,- лучезарно улыбаясь, пошутил Валера и походил конем на B1-C3.
Петрович оценил ловкую шутку нового игрока,однако ход его озадачил—таких первых ходов он еще не встречал.
“А малек то совсем непрост как кажется” –подумал старик и дрожащей рукой сделал какой-то нелепый и нестандартный ход боковой пешкой. В принципе ему было бы очень стыдно сейчас, при всей палате, проиграть какому-то салаге.
Валера почесал панаму и внезапно сделал ход вторым конем. После чего с серьезным лицом предложил Петровичу ничью. Тот оценил и эту шутку и, лишь слегка усмехнувшись в усы, сделал свой ответ очередной пешкой. И вот тут новичок повел себя немного странно. Он сделал два хода подряд своими пешками, а затем невозмутимо походил пешкой соперника. Не успел Петрович опомниться как Валера ловким щелчком, как при игре “в Чапаева”, своей пешкой сбил сразу три его фигуры с доски.
“Он зачем-то балуется” –успел подумать Петрович, как вдруг Валера ласково потрепал его за худую щеку и вытянув губы по-отечески произнес:
- Салабон…
Петровича будто током ударило, –так как это было наиболее унизительным замечанием в его адрес. Значительно хуже подсрачника и любого матерного оскорбления.
Петрович молча собрал все фигуры и со стуком закрыл доску. Его обезображенное невритом лицо ничего не выражало.Непослушными руками он медленно взял бутылку, допил остатки “армянского”, а потом ушел на балкон курить.
Валера, однако, уже утратил всякий интерес к шахматам и моментально переключился на карты. Увлеченные очкОвыми перепитиями братья, даже не заметили происшествия на шахматном фронте.
- Третьего возьмете?—приблизился к играющим Валера, сверкая дежурной белозубой улыбкой. Братья по привычке хотели ответить, что это игра, в принципе, для двоих, но улыбка новичка их обезоружила.
- Предлагаю зафигячить в дурня—высказал мнение новый игрок и, не слушая возражений, начал тасовать карты.
- Только правила напомни –плоско пошутил один из братьев и тихо ржанул по –конски. Валера пропустил глупость мимо ушей.
Первая партия прошла вполне нормально, а во второй Валера предложил сыграть на деньги.
- Две сотни платит первый проигравший –сотню второй, –закинул он удочку.
- Принято, –дружно ответили Михуевы –пошла новая тасовка. И тут началось. Заговорщически подмигивая, Валера загнул края у всех четырех тузов и потом цинично подтасовал себе их всех. Братья в ужасе смотрели на эти откровенные безобразия, но ничего не сказали, так как четыре туза в игре дурака- еще не победа. Однако потом стало хуже.Прямо в середине роббера, Валера вдруг неожиданно вскипел и, всеми шестью картами, огрел одного из близнецов по носу. Карты были промасленные и тяжелые,нос тут же покраснел и напух.
- Сколько можно подсматривать в мои карты, падло-в своих разберись!
Карты видеть тот, однако, не мог, по причине нахождения строго напротив.
- Не видел я--я – проблеял напудренный богатырь и сжался, ожидая новых ударов.
Валера молча порвал свои карты и со словами “теперь точно не увидишь”, выдернул из кармана близнеца торчащую пачку купюр. Слюнявя пальцы, отсчитал ровно две сотни.
- Проиграл –отдай. Не умеешь- не садись.
После этого, как будто ничего не произошло, Валера отбросил в сторону свои порванные карты, а оставшиеся стал невозмутимо тасовать.
- За следующую—пять сотен на проигрыш, –спокойно предложил он и начал сдавать.
Братья молча поднялись из-за “столика” и побрели к Петровичу на балкон курить. Вот теперь они были РЕАЛЬНО бледными.
Еще некоторое время Валера побаловался картами, попробовал сложить пасьянс, а когда увидел что соперники не возвращаюцца –влегкую подкатил к бухгалтеру. Никанор видел все - тут же принял защитную позу и попытался спрятать газеты, однако Валера был ловчее и сумел
выхватить у него совершенно новые кроссворды. Первый кроссворд был про горловые хвори.
- Итак, что тут у нас? Слово из трех букв, означающее мужской половой орган. Это легко—это как два пальца обсморкать.
- Пишем ответ. Валера, слюнявя шариковую ручку, прилежно вписал на девственную строчку из восьми букв отгаданное слово из трех.
- Так, читаем дальше: “Женская половая щель из пяти букв—смотрим проверочное слово в середине, по горизонтали…залуп… итак выходит - может “дыр… “дыр-ка, нет не то…” Ага – пиз, пизд…а-а-а—вот это другое дело.
- Читаем дальше –“мужской половой орган из четырех букв”. Первая “Ч”
Давай Носков, напрягись –мужской половой орган из четырех букв?
А у тебя из скольких букв половой орган?
С этими словами Валера сдернул одеяло и заглянул в трусы Никанору.
- А у тебя, пожалуй, из двух.
Бухгалтер тихо заскулил, прикрывая руками свое маленькое достоинство, и попытался вжаться в кровать.
- Не бзди, контора – наставительно изрек Валера и быстро исписал все чистые кроссворды словами из разного комплекта букв, но все обозначавшие мужские и женские половые органы.
Никанор спрятался под одеяло, где двумя руками отчаянно удерживал трусы.
Потеряв интерес к бухгалтеру, Валера обернулся к Пельменеву,быстро приблизился к нему и предложил сыграть в тотализатор на щелбаны, на идущий по телевизору бокс.
- Если Валобуев проиграет америкосу - ты мне даешь щелчок по лбу,если нокаутом - влепишь долбана. Ну, а если Валобуев выиграет - тут уж ты не взыщи. Аркаша Пельменев попытался было возразить,но не успел - по телевизору, Валобуев уложил небольшого американца в долгоиграющий нокаут.
Пельменев покрылся холодной испариной, так как он не знал что такое “долбан”.Не дав ему опомнится, Валера приставил боком кулак ко лбу массовика, а другим кулаком вовсю двинул по первому, как бы забивая горбыль тому в голову. Голова последнего, судорожно дернулась и он навернулся спиной на тумбочку. Перед глазами Пельменева тут же мелькнул хобот и страшные ноги циркового слона.Некоторое время ему пришлось приходить в себя, а после- менять памперсы.
…Приближалось время больничного ужина. Больные сидели в напряженных позах ожидания с личными ложками наперевес. В сторону “нехорошего пациента” они старались не смотреть.
Обиженный нелюдимыми однопалатниками, Валера молча забился в угол кровати, откуда-то достал небольшие маникюрные ножницы и молча начал состригать ногти на ногах. Делал он это нарочито демонстративно, с шумом и хрустом раздавливая ногтевую ткань, а после, отрывая ее тупыми краями ножниц. Со смаком выковырявши, заусеницы и грязь, из под уголков ногтей, он смахнул это все на пол и двинул ногой к холодильнику, а оставшееся размел под кровать Пельменеву.
Тот сделал вид, что не заметил, однако фигура его существенно напряглась, а взгляд стал строже.
Между тем Валера продолжил свои демонстративные физиологические опыты. Глубоко погрузив мизинец правой руки в ухо, он извлек оттуда приличный комок серы и, подобно жвачке, прилепил его к передней стенке общего холодильника. Чуть придавив вязкую массу, он повел пальцем вниз и потом в стороны, закруглил—все увидели на холодильнике подобие намалеванной рожицы с печально опущенными уголками рта.
Последней демонстративной акцией было показное скобление мозолей на ладонях с помощью маникюрной пилочки. Прах соскобленной мозольной кожицы Валера задумчиво растер по ладошке.После, продолжая удерживать кучки содранного и растертого эпидермиса, он полусжал кулак и начал оглядываться. Судя по всему, он просто не знал, куда ЭТО правильно использовать.
В этот момент, в коридоре радостно загрохотали кастрюли и, в палату, уже пьяненькая, закатилась добрая санитарка, толкая перед собой нагруженную тележку с едой. На телеге стояли четыре грязные кастрюли разной емкости и бикса с нарезанным хлебом. В первой кастрюле находилась жидкая порошковая пюрешка, щедро сдобренная маргарином- в другой была прокисшая тушеная капуста, с подозрительными включениями неизвестного вещества.
В третьей кастрюле зеленовато болтыхался вязкий гороховый суп, ласково прозванный пациентами “пороховЫм супом”.Ничего плохого кроме учащения метеоризма про этот суп сказать было нельзя--многие этот суп любили даже больше домашних первых блюд.Однако четвертая кастрюля все-таки была самая заветная и долгожданная. Именно из нее исходил чудесный обволакивающе-пьянящий запах настоящего жирного мяса, щедро политого натуральными специями.
Дело в том, что на днях, на заднем дворе корпуса, “Hummer” Емельяна Сигизмундовича сбил насмерть огромную свинью, мирно пасшуюся на щедрых мусорных кучах больницы. По этому случаю уже третий день терапевтический корпус пировал отборными свиными тюфтельками,скатанными лично, слепым поваром тетей Феней.
Поистине божественные волны источались недрами “волшебного горшочка” - как называли все пациенты емкости с мясными изделиями.Сочные свиные шарики, погруженные в ароматный и густой томатный соус, манили к себе с невероятной,поистине чудовищной силой. Невротики тут же забыли невзгоды этого вечера-шумно заурчали голодные животы и бодро звякнули железные ложки. Снова послышались веселые больничные шутки с подьебонами и безграничной пошлятиной.
- Налетай, робяты, веселей –бойко подбодрила голодных пациентов старуха и привычно вытерла сопли о грязный обшлаг рукава.
Первым, однако, к еде неожиданно для всех подскочил Валера. Не дав нянечке опомниться, он выхватил у нее черпак, и полностью не разжимая ладонь, ловко навалял себе огромную кучу картошки с капустой. Затем выловил из кастрюли сразу четыре тюфтельки… а потом случилось страшное. Бормоча под нос “на кого бог пошлет” он разжал ладонь и вытрусил мозольный порох в кастрюлю с оставшимся мясным лакомством. Делал он это якобы скрытно –но, при этом так, чтобы все прекрасно видели. Проголодавшиеся невротики дружно охуели так, что не в сказке сказать, ни словами передать. От злости у пациентов судорожно задвигались челюсти, заскрипели сжатые до невозможности зубы. В воздухе повисла открытая лютая ненависть. Между тем, Валера спокойно уселся на кровати и напряженно заработал челюстями, изредка подмигивая и кивая притихшим сопалатникам.В мгновение ока расправившись с картошкой и половиной мясного, Валера надкусил оставшиеся две тюфтельки и цинично оставил недоеденное на тарелке. После этого громко отрыгнулся и со словами: “Теперь бы поспать” устало завалился на подушку.
Когда первый шок у всех прошел,а спешащая “добухать” нянечка, начала нервничать—стали, по-возможности, выходить из положения. Все, кроме Пельменева, взяли по супу и двойной пюрешке с капустой. Бедный клоун-мясоед не ел горохового супа, да и капуста ему была проивопоказана—несчастный вынужден был давиться одним пюре… Подслеповатая санитарка не понимала, почему все избегают кастрюли с тюфтельками, однако внутренне радовалась, предчувствуя обильный вечерний пир.
Ели в полном гробовом молчании. Тишину нарушал только без звука включенный телевизор, где грозный Валобуев кроваво размазывал по рингу громадного китайца.
Ни в шахматы, ни в карты никто более не играл. Ближе к отбою, который неожиданно сами пациенты, как положено, решили устроить в десять, заскочила Лидочка, чтобы влушпарить пациентам их вечерние уколы. Иньекции Лидочка делать еще толком не научилась, поэтому данная процедура у всех сопровождалась нечеловеческими страданиями. Пациенты гримасничали от боли, играли задницей,накрайняк болезненно шикали. Петрович мужественно скрипел зубами и натужно скалился лицом. И только Валера лежал абсолютно спокойно, а на укол отреагировал бодреньким довольным смешком.
- Тушим свет?! –выключаем телевизор, --полувопросительно- полуутверждающе спросила Лидочка по окончании процедур, искренне удивляясь что никто из пациентов не предложил никакой сексуальной пошлятины.
- Тушим- тушим - раздалось сразу из нескольких точек. Пельменев погасил телевизор.
Лидочка растерянно пожала плечами и нажала на выключатель. Палата погрузилась во тьму. Однако вскоре оказалась, что темень была не абсолютной, так как в окно бесстыдно заглядывала громадная полная луна. Каждый из жителей палаты искренне надеялся что “вот уже тот день прожит, а завтрашний будет лучше”- утром они “передадут” Емельяну и “несносного пациента” куда-нибудь заберут.
ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ ПОСЛЕ ТОГО как свет погас, в тишине палаты послышалось какое-то странное бормотание. Сначала лежащие подумали, что это кто-то, по рассеянности, не выключил приемник. Однако, прислушавшись, они поняли, что это не радио. Монотонный голос вещал в полутьме:
- Не хотели вы со мной играть – ну и поделом. Все вы нехорошие, мелкие люди, которые думают только о себе и своих желаниях. Посмотрите только на это –пришел новый человек –просто хотел поиграть, расслабиться. А вы? Подлые и ничтожные существа. Ну чтож, я не гордый и не судья вам, но каждому, думаю, нужно воздать по заслугам. Вот вам, мои многояйцевые друзья, пожалуй, я эти самые лишние яйца то и повыдергиваю из лукошек. Остреньким, да по мошоночке, чик –чик и крючочком рыболовным дерг-дерг. Вы только засните друзья мои, только засните. Глядишь, и к утру уже совсем по -другому запоете. Тогда уж точно в армию никто не возьмет…
Голос сопровождался тихими металлическими щелчками невидимых ножниц.
В темноте послышались спешные шлепки одеваемых тапок—один из братьев зажимая рот, чтобы не закричать от ужаса, побежал в манипульку.Через две минуты зажегся свет и в палату вошла обеспокоенная Лидочка со шприцем в руке.
- Cейчас вколю снотворное, - предупредила она всех и лежащего неподвижно Валеру. Тот усмехнулся и, покорно, подставил задницу для укола. Через секунду все было кончено и медсестра, опять обиженная отсутствием сексуальных предложений, вышла из палаты.
Тишина продолжалась почти десять минут. И когда уже все собирались облегченно вздохнуть - снова раздалось, будто кто-то включил невидимую кнопку. Голос звучал тихо, но отчетливо: не выражал никаких эмоций и, ВРОДЕ КАК, ни кому не обращался.
- А вот ты, Петрович вроде и пожилой,мудрый человек, а все одно- пакостный и дешевый. Мелкая, ничтожная душонка.Жалкий, гнилой, трухлявый сморчок. В шахматы он видите ли со мной брезгает. Руки тебе следует отрезать, по самые локти - вот тогда ты ни в шахматы не сможешь, ни кирпичи на стройке красть. Или нет, слыхал я что тебя Квазимордой зовут,да вот соответствие неполное. Но не беда, я тебе помогу.
Улыбаться будешь постоянно - и всей мордой. Ножничками- от уха до уха, а из лишней кожи –шлеечки, да за ушки, чтобы улыбочка держалась.
Петрович неподвижно лежал на спине и напряженно думал. Одна сторона его лица нехорошо скалилась в темноте—глаза были широко открыты.На жилистой шее играли внушительные желваки.
- Хотя старый ты уже, Петрович-продолжал вещать голос- чего тебе всю жизнь маяться - давай я тебе лучше сонную артерию вскрою.У тебя давление какое? Да, от водки давление должно быть высокое - вот и посмотрим - добьет до потолка или нет…
Не выдержав измывательств, прораб легко соскочил в кровати, и, утратив природную гордость, быстро побежал за медсестрой. На этот раз Лидочка прибежала, ощетинившись целой батареей разнокалиберных шприцев. При каждой новой иньекции, Валера просто слабо вздрагивал, но бормотать не прекращал. После четвертого укола пациент затих и, через две минуты, его глаза закрылись. Снова погас свет.
Прошло приблизительно сполчаса,многие ворочались из стороны в сторону. Полная луна ярко и зловеще светила в окно—это мешало заснуть всем, особенно Никанору.
Внезапно раздался громкий смех, все увидели, как темный силуэт приподнялся и сел на кровати.
“Что же она вколола там этому несчастному?” –пронеслось в головах сразу нескольких пациентов. Две минуты похохотав, Валера стал вдруг неожиданно серьезным, но, чувствовалось, что смех ему приходиться сдерживать.
-Знаешь, как подумаю, что я для тебя придумал, Никанор, просто умора, просто не могу. Вот заснешь, бедолага ты, мышь близорукая, а я тебе веки- то ножничками и обрежу, под самый корень. И крикну так громко: “Не Спать,блять, не Спать –вот смешно то будет –неправда ли…” Не сдержавшись, Валера зашелся гомерическим хохотом.
Перепуганный насмерть, ополоумевший Никанор, вскочил на кровать, и заорал на всю палату:
- Да что вы, не видите что ли -среди нас СУМАСШЕДШИЙ ПСИХ!
Тут же выскочив в коридор, Никанор жалобно возопил, что есть мочи:
- Лидочка, где вы Лидочка? Спасите нас, сделайте что- нибудь, я вам пятьсот рублей дам.
На этот раз медсестра выбегала из ВИПовской палаты от паралитика. На ходу, застегивая лифчик и вытирая что-то из уголков рта, озлобившаяся до неузнаваемости Лидочка заскочила в манипульку. Там, она схватила здоровенную кружку Эсмарха и кучу всяких коробок с порошками с надписью “слабительное”, “снотворное”, “только по рецепту”.
Вбежав в палату, она, без предисловий, крепкими сельскими бицепсами, ухватила фигуру буйного пациента и жестко перевернула набок. Валера абсолютно не сопротивлялся, мало того, он еще помогал стягивать ему шорты. Зачерпывая судном воду из засорившегося умывальника и смешивая ее с порошками. Лида безжалостно вливала ему литр за литром.
“Ты у меня пойдешь на очко, сука, и сутки там проспишься: обосрешься и cнова проспишься” –сквозь зубы процедила Лидочка и, с чавканьем, выдернула шланг.
- Через две минуты, как миленький, побежит в парашу,там на очке до утра проспит,—громогласно обьяснила медсестра и с грохотом покинула помещение. В который раз выключился свет.
Все с напряжением ждали, пока ужасный пациент “через две минуты вскочит” и побежит в парашу. Но прошло сначала пять минут, затем десять, а потом пятнадцать. Поначалу с койки не доносилось ни звука, а затем… все с ужасом услышали, как с жирным хлюпаньем из внутренностей лежащего литр за литром начала отходить клизма. В воздухе повисло жуткое ожидание запаха.
И он пришел: этот ужасный тошнотворный запах авгиевых конюшен нездорового кишечника. Куда-там было браться Пельменеву, с его проодеколонеными памперсами и на фоне урезанного рациона.Спектр излучаемых запахов судя по всему включал весь рацион сьеденного за последние три месяца или более. Но гораздо худшее запаха, оказывается, было еще впереди… Темная фигура села на кровати и начала с шумом выплескивать содержимое своей постели на пол, с попердываниями и какими то странными икающими звуками. “Блять, сколько тут этого, ик” услышали обезумевшие от беспредела пациенты—“так, ик, и поплыть недолго”. Пять минут тело усиленно работало руками, разбрасывая вокруг себя тяжелую зловонную массу. “Ф-фу куски какие огромные, блин, что я ел то сегодня, ик”(пердение и отрыжка).После, с трудом, содрав с себя обосранные шорты, силуэт начал яростно вытряхивать говно из штанин (судя по определенным приметам, трусов под шортами не было). Затем, не удовлетворившись результатами вытряхивания, фигура начала интенсивно размахивать шортами над головой, стремясь таким образом избавиться от их содержимого.Невидимая шрапнель била по шторам, звенела по чашкам на тумбочках, попадала в личные тапки оставленные рядом с кроватями. Петрович услышал, как что-то мягко шлепнулось у него над головой и потекло по стенке. Вскоре все затихло,по палате облаком витал страшный запах жидкого кала. Однако, погруженные в ступор пациенты, его почти не ощущали… Вдруг темная тень вскочила, дернулась и косо метнулась к тумбочке Пельменева, на которой лежал пульт от телевизора. Фигура долго шарила по тумбочке, что-то мокро хлюпало и мягко стекало на пол. “Ну, как он тут включается…” Пару чавкающих щелчков по кнопке- и телевизор оживился веселым ярким пятном. С экрана диким фальцетом в палату ворвался малоизвестный певец Юстас.
“Ну, все - подумал Петрович - баста…”
Первым, на своей кровати неожиданно поднялся Никанор. В свете полной луны, его наполеоновский профиль смотрелся торжественно и по- военному угрожающе… Легко, подобно африканскому гепарду, хищно вскочил на ноги гибкий прораб Петрович. Его поджарая фигура заблестела густым мокрым пОтом в голубых отблесках телеэкрана. Привстали на кровати осторожные Михуевы- хотели посмотреть, что же будет дальше. Медленно и страшно с кровати поднялся гигантский клоун Аркаша Пельменев. В руках он держал свое самое грозное оружие- еще теплые, только что снятые нагруженные памперсы. В свете работающего телевизора было заметно, что он больше не улыбается.
Мужчины сурово переглянулись между собой и поняли что это единственно правильное решение.
- Включим телевизор погромче, нах –распорядился Петрович, молча вырывая обговнянный пульт из рук нашкодившего засранца. На экране, как раз, Юстаса сменил немецкий Ромштекс с песней “Zonne”. Жесткое немецкое техно как нельзя лучше соответствовало данному моменту.
Трусливые братья Михуевы жопой почувствовали, что будет дальше и, включивши в палате свет, разом выбежали в коридор за Лидочкой. Однако место за столом пустовало. Зато в распахнутых дверях параши, очевидно привлеченная необычным шумом, стояла пьяная санитарка- с- ведром. Ее мутные рыбьи глаза были подернуты жуткой поволокой, стояла она, тяжело привалясь к косяку, и, еле держалась на ногах. В воздухе явственно ощущался запах полупереваренных свиных тюфтелек.
- Нету Лидочки - к желудошникам ушла - праздник там у них что ли - Ой, хлопцы, худо мне! –сказала несчастная старуха и тут же исчезла в недрах туалета.
Стремясь хоть как-то помешать грядущей расправе, братья побежали обратно в палату. Однако, похоже, что было уже поздно.
“…Огромная тень бывшего циркового клоуна безмолвно нависла над шестой несчастливой койкой. Аркадий Иванович Пельменев ласково наложил на грязное лицо Валеры большие вонючие памперсы, наполненные всякой “мерзостью” до отвала.В это же момент, к телу, поскальзываясь на мокрых лужах, подскочил Никанор и, с необычной для бухгалтера ловкостью, ударил пяткой лежащего в низ живота. Сместив голую, перемазанную дерьмом пятку вниз, бухгалтер применил гулаговскую пытку раздавливания мошонки. “Посмотрим теперь- из скольких букв у кого окажется член”—орал вошедший в раж, испачканный чужим калом бухгалтер. Пельменев прижимал к койке извивающееся тело, с трудом удерживаясь от соблазна влепить тому долбана. Впав в неистовство, Никанор изловчился и с воплями неандертальца вырвал огромный клок волос из Валериной подмышки.
--А это тебе за испорченные кроссворды, падлюка—брызгал пеной маленький волосатый гном.
Тот извивался как УЖ и сдавленно мычал, под смердящими пельменевскими памперсами.Стоящий рядом прораб понял что теперь и ему следует вмешаться в “процесс”
- Освободите доступ к телу, бля- мстительно произнес Петрович,разминая двуглавую мышцУ руки и приглаживая на голове короткие седые волосы. Никанор тянулся зажигалкой к паху избиваемого, чтобы поджечь тому волосы в промежности.
- Всех спалишь, дура,-- укоризненно изрек Петрович и насильно оттащил визжащего бухгалтера от Валеры.Топнув, в сердцах, ногою тот, однако, уступил авторитету прораба.
Согнув длинные музыкальные пальцы в мощный кирпичный кулак, Петрович-Квазиморда с разгону погрузил его в мягкий живот избиваемого, а затем с наслаждением проработал по ребрам. Одно из ребер не выдержало и с жалобным хрустом треснуло.
- Это тебе за салабона, гнида –наставительно поучал “терпилу” прораб,
продолжая увесисто обрабатывать его кулаками. Валера начал задыхаться под тяжелыми памперсами.
- Эй, Пельмень, ослабь хватку—заметил Петрович-задушим ведь гада раньше времени.
Пельменев снял с лица, опустил памперсы на горло и дал возможность “телу” отдышаться. Валера яростно отдувался,пульсировал ноздрями, но по - прежнему героически молчал.
- Панаму с него снимите - в ней вся сила! - приказал наблюдательный Петрович.
Никанор и Пельменев моментально содрали панаму с побитого, но молчащего засранца. Вместе с головным убором, моментально улетучились его геройское долготерпение. Валера тут завопил благим матом и начал яростно брыкаться.
-Вот теперь поработаем по-настоящему –сказал Петрович, схватил шахматную лоску и тяжело обрушил ее на незащищенный череп лежащего. Первобытные вопли раненого мамонта потрясли хилые стены палаты. Петрович старательно и с наслаждением, раз за разом опускал доску в различной плоскости по направлению к макушке и окровавленному хлебалу, всякий раз оттачивая удар и доводя его до совершенства. Через пять минут избиения шахматной доской, рожа Валеры превратилась в одну сплошную гематому, которой бы позавидовал сам чемпион Валобуев. ЗамОк на доске не выдержал и шахматные фигуры высыпались наружу.
Забрызганный чужой кровью, Петрович крякнул и применил запрещенный прием—с силой нажал лежащему огрубевшими пальцами на щеки –от боли рот у того автоматически раскрылся. Стараясь избежать острых зубов, Квазиморда начал медленно с наслаждением просовывать в распахнутое жерло массивные деревянные фигуры.
- Шахматы хотел попробовать –так пробуй, падла –приговаривал Петрович, загружая очередную фигуру в глотку лежащего. Пешки шли хорошо –четыре штуки Валера уже проглотил, а вот остроугольный конь застрял между зубами и ни в какую не желал проходить. Пришлось его медленно продавливать ногой, однако конь все равно не пошел, и Валера выплюнул его вместе с зубами.
Вскоре Петрович почувствовал первые признаки усталости—требовалось срочная энергетическая подпитка. Остановив экзекуцию, Петрович выбежал в коридор. За ним увязался здоровенный Пельменев.
Место Лидочки в коридоре по- прежнему пустовало.
Возбужденный ситуативной безнаказанностью и ароматом крови противника, Петрович ворвался в манипуляционную. Там он разбил дверцу стеклянного шкафа со стандартными препаратами и, разом, выпил полбутылки неразведенного спирта. Следом за ним в манипульку ворвался клоун-массовик.
Запах адреналина, исходивший от обезумевшего прораба, разом передался и Пельменeву. Вместе они повалили на пол сейф с рецептурными лекарствами. Могучий от рождения Пельменев, поднял сейф над головой и со всей силы грохнул его об кафель. Хилая проржавевшая дверца с жалобным скрипом раскрылась.
Вдоволь наевшись запрещенных препаратов и запив их остатками спирта, друзья-сопалатники вбежали в палату с новыми силами.
В палате, избитый до полусмерти Валера, с закрытыми опухшими глазами пытался на четвереньках покинуть помещение. Однако братья Михуевы, неожиданно присоединившиеся к избиению, не давали ему этого сделать, лупя по затылку, тяжеленными минздравовскими подушками. Бухгалтер Никанор сидел на своей кровати и, зажав голову руками,быстро раскачивался из стороны в сторону.
Ударом ноги Пельменев заставил перевернуться Валеру на спину, а Петрович ловко оседлал его сверху. Недолго думая, прораб хищно нагнулся и острыми зубами намертво впился лежащему в ухо. Сильно сжав зубы, Петрович перекусил ему ухо практически наполовину. Валера неистово и страшно завизжал, задергался и, вяло попытался ударить сидящего на нем человека. Тот, широко размахнувшись кирпичной ладонью, со всей дури , влепил ему по кумполу - Валера тут же затих.
Выплюнув изо рта куски валериного уха, Петрович тяжело повел налитыми кровью глазами и тихо зарычал. Похоже, что в данный момент в нем не осталось ничего человеческого. Братья Михуевы испуганно попятились вглубь палаты.
…Схвативши несчастного за волосы, Квазиморда, с ловкостью молодой пантеры, выволок его в коридор, где было гораздо больше места для маневров.Михуевы тут же накинулись на лежащего, яростно пиная его ногами в бока.
Двинувшийся мозгом ПЕльменев, тупо замер на месте, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие действия.
Помрачнение психики открыло у бывшего клоуна совершенно иной подход к вопросам отмщения за причиненное. Страшный “долбан”, заставивший его вновь на миг пережить воспоминания о неприятной встрече со слоном,требовал адекватного и, обязательно, изощренного возмездия. Вспомнив об остатках пищи на тарелке Валеры, Пельменев принял удачное решение. Схватив недоеденные Валерой тюфтели, он смешал с хлебом, быстро скатал их в тугой мясной шарик, а затем открыл свою прикроватную тумбочку. Дело в том что, будучи потомственным рыбаком, Пельменев постоянно носил с собой рыболовные снасти—толстую прочную леску и громадную блесну на щуку. Этим нехитрым устройством они, всей палатой, воровали снизу у желудочников колбасу, которую те часто сушили на балконной веревке.
Быстро приспособив к снастям швабру, Пельменев соорудил импровизированную “удочку” и, насадив на блесну мясной шар, выскочил в коридор.Оттолкнув локтями пыхтящего прораба, сумасшедший массовик вознес над лежащим орудие пытки.
- Тюфтельки любишь, гадина --оставил, сука, меня без мясного –злобно шипел добрый по натуре Пельменев, раскачивая блесну над губами Валеры.
Памперсы у клоуна расстегнулись и держались только с одной стороны, но он, совершенно не стесняясь неожиданной наготы с психическим смехом начал опускать блесну в рот лежащему. Валера лежал, с закрытыми от побития глазами, но, на будоражащий запах мясца, живо открыл рот и, полностью, заглотил наживку.
Опытный рыболов быстро подсек добычу в сторону и вверх, прочно зафиксировав ее за щеку и толстую верхнюю губу. Дальше уже было делом техники. Схватившись за ручку швабры они, вместе с Петровичем, начали быстро тащить тело по полу …Что самое интересное, Валера, по прежнему, продолжал срать остатками клизмы. Поэтому, его волочимое тело, оставляло несколько полос разного цвета—красные и коричневые. По этим полосам, как по рельсам, тело вскоре стало неплохо скользить.
Воспользовавшись этим, осатаневшие сопалатники, дико разогнали, пойманную на “удилище” добычу и, за два метра до стены, отпустили. Дальше тело продолжало скользить по инерции на двухцветных полосах, а потом глухо ударилось головой об стенку. Так было сделано около двух десятков раз – тело глухо стукалось об бетон, пуская розоватые сопли.Что самое невероятное, после этого Валера продолжал вяло шевелиться и немножко ползать, проявляя настоящие чудеса живучести.
Следующим актом бурной фантазии была игра “в дартс” использованными медицинскими шприцами.Прислонив “мишень” к батарее, невротики вынимали шприцы из мусорного ведра и пачками швыряли их в несчастного. Вынимали, подходили немного поближе и швыряли снова. “Десяткой” считалось точное попадание в губу или кончик носа экзекуируемого. Вскоре около трех десятков шприцев торчало в различных частях тела пациента. Когда игра наскучила, захотелось просто побегать по коридору и от души порезвиться.
… Еще некоторое время, четверо пациентов, с гиканьем, носились по коридору, срывая со стены картины, обрушивая карнизы штор и троща стоявшие вдоль стены стулья. Разобрали на части инвалидное кресло и измазали гавном большое зеркало.И только сидящий в палате Носков не желал принимать участия в дальнейшей вакханалии—с ним случился неожиданный приступ малохольности и нервного истощения.Бедняга бил поклоны, крестил перевернутое судно и вовсю молился за здравие избиваемого.
Когда силы у беснующихся угасли,а таблетки выветрились из мозга, возник очень насущный вопрос –куда девать тело. Первой же мыслью было затащить его в уборную, где аккуратно положить на очко. Утром, пришедшему с бодуна дежурному врачу, втереть, что пациент пошел срать и там, якобы, несколько раз подряд, завалился на скользком полу Поскольку крыша у всех была не на месте, данная идея казалась очень правдоподобной и благоразумной. Однако ей не суждено было осуществиться.
Прямо посреди входа в парашу, в громадной луже мясной блевотины, медленно колыхалась неподвижная фигура санитарки- с- ведром. В воздухе слышался тяжелый аромат бурякового самогона и до боли знакомых свиных тюфтелек.
Не было никакой возможности переступить через массивное тело, лежащее поперек входа и чрезвычайно раздувшееся от газов. К тому же, блевотины было столько, что поставить куда либо ногу и не наебнуться в пузырящуюся мерзость было попросту нереально.Сорвав картонную дверь параши с петель, пациенты положили ее на вспухший живот санитарки и используя принцип качелей попытались переправлять тело Валеры вглубь уборной. Однако тот, всякий раз, оказываясь на “той стороне”, из последних сил работая локтями, возвращался обратно в исходную точку и полностью вылазил из туалета.
К счастью, в перегретой стимуляторами башке главаря бешеных “ирокезов”, тут же вызрел запасной план “Б”
- К “випу”,нах, тащим –командовал Петрович--он там ни руками, ни ногами, не говорит, да еще, кажись, и носом не чует”. Поскольку все остальные палаты открывались наружу и были закрыты на ключ—другого выхода просто не существовало.А кинуть избитого в манипульке –подозрительно.
Поскольку молодая и неопытная Лидочка не считала нужным запирать богатого пациента (якобы чтоб тот не боялся)-- процесс проникновения в палату оказался несложным.
…Быстро открыв дверь частной палаты, вчетвером затащили туда Валеру. В палате было две койки-для самого “випа”, а другая- для обслуживающей его сиделки. На первой лежал сурового вида мужчина, полностью разбитый беспощадным инсультом,другая койка временно пустовала. На парализованных руках лежащего красовались массивные кольца с бриллиантами, а оскалившийся гримасой рот был полон золотых зубов. Сразу было видно, что в палате лежал хоть и неподвижный, но очень успешный мужчина.
В момент открывания двери, было заметно, что в середине памперсов паралитика что-то резко шевельнулось и тут же сникло. Очевидно, лежащий подумал что в палату идет Лидочка… Несколько поднатужившись, друзья-подельники подняли обмякшее тело избитого и со стуком кинули его на твердый топчан.К этому времени, Валера окончательно вырубился и лежал неподвижно, однако не забывая, при этом, опорожняться на белоснежные простыни.
- Пусть до утра поваляется тут –голосом, не терпящим возражений, произнес Петрович, вытирая испачканные руки об штору.
Глаза паралитика выразили бесконечный протест и отрицание такого развития событий. Похоже было, что инсультник даже замычал.
- Только до утра –потом его заберут—успокоил его прораб и все вышли из помещения.Для надежности, приволокли из манипульки разбитый сейф и намертво прижали дверь вип-палаты снаружи.
…Еще два часа после этого, беспощадный Петрович с Пельменевым заставляли Михуевых и Никанора драить простынями испачканную палату. Матрас и постель Валеры вкинули в парашу - прямо на тело бесчувственной санитарки. Потом все забрызгали одеколоном Пельменева, кое как навели марафет на койках и попробовали заснуть. Однако этого ни у кого не получилось –слишком свежими и сильными были прошедшие впечатления.
Утром, из гастроэнтерологии, прибежала опухшая перепуганная Лидочка –сдавать пост. Однако по поводу тела шестого пациента ею не было сказано ни слова—Лидочку волновал только погром в коридоре. Пациенты дружно соврали, что это обезумевшая санитарка отравилась испорченными тюфтельками и, пребывая в токсическом шоке, устроила такой бедлам. Поскольку, потерявшая после вчерашнего память нянечка, не могла сказать “ни да, ни нет” –эту версию, как единственную, пришлось принять.
Чуть позже, в палату заглянул небритый дежурный врач—тяжело посмотрел на голую пружинную кровать и тоже ничего не сказал.На обсиженные зелеными мухами островки недовытертого дерьма взглянул и опять промолчал. Видно было, что после вчерашнего праздника в гастроэнтерологии он, практически,ничего не соображал. Чувствовалось, также, судя по его болезненным гримасам, что у него дико раскалывается голова.
…Позже возникло две версии развития событий.Первая : Валеру по-тихому извлекли из частной палаты и препроводили обратно в дурдом, откуда он собственно по ошибке и попал сюда. Вторая версия была более правдоподобной и основывалась на мимических пояснениях “виповского” паралитика. Исходя из нее, Валера оклемался под утро,спустился по водосточной трубе и ушел зализывать раны в чащу больничной территории.
Позже знающие люди-старожилы, коих немало в каждой больнице, сказывали, что Валера почти поправился и стал жить в кустах за больничным моргом. “Франкенштейн”, как прозвали постоянного служителя морга, не выдавал его, помог соорудить логово и свежатиной подкармливал одичавшего. Тот совсем окреп и стал нападать по вечерам на пациентов, куривших у морга в неурочное время. Поэтому в больнице так часто пропадали люди…
Была правда и третья, не менее оригинальная теория, о которой пациенты между собой не особенно любили распространяться. Что на самом деле не было никакого “Валеры”, а тотальный погром в коридоре был спровоцирован реакцией психики пациентов на одиночество без врачей - вкупе - влияние полной луны и просроченных индийских препаратов. Именно это и послужило причиной редкого случая групповой галлюцинации и патологических конфабуляций . Подтверждением того было клятвенное заверение Лидочки разьяренным родственникам неподмытого вип- пациента, что она всю ночь, не сомкнув глаз, провела у постели больного…
ЭПИЛОГ
Как бы там ни было - все эти замечательные события коренным образом повлияли на судьбы пятерых пациентов “нехорошей” палаты.
26-летних братьев Михуевых забрали в армию –сказался перенесенный стресс и они не смогли правильно сымитировать эпилептический припадок. Однако прослужили симулянты весь срок на кухне, отьелись до безобразности и потом долго лечились от ожирения.
Петровичу дали два года условно за кирпичи, а,впоследствии, он уволился со стройки совсем, ушел в религию буддизма и насовсем уехал в Индию. Там он преподавал технику игры в russian chess местным индусам, за что получил прозвище Гуру-Квазиморда (от неврита бывший прораб так и не избавился).
Никанор Носков с тех пор научился засыпать без таблеток, осмелел, женился на Лидочке и вскоре организовал успешную фирму по отмыванию больничных костюмов.
А вот Пельменев был счастлив происшедшим с ним как никто другой. Дело в том, что с той ночи, ему перестал снится трубящий цирковой слон—и памперсы вскоре ему стали ни к чему. Однако кое-кому он по секрету все-таки признался, что ему по ночам, вместо слона, начал сниться Валера. Но сон был совершенно не страшный, а наоборот радужный и веселый. В нем, одетый в белый спортивный костюм “Пума” и отлично выбритый Валера,хитро улыбаясь, подходил к его постели, укоризненно грозил пальцем и говорил:
-Вот тебя, Пельмешкин, я б помучал…
TNT
