Терпкий запах гаританского гашиша неумолимо наполнял идеально белую сферу кабинета начальника межгалактической полиции. В кресле-качалке, стоящей в аккурат посередине комнаты, восседал неопределенного возраста гражданин с красным лицом и нахлобученой по самые брови поношенной целлофановой треуголке. Он задумчиво извлекал из носа тягучую зеленую субстанцию и ловко скручивал из нее идеального размера шарики, которые отправлял одним щелчком в мусорный контейнер, подвешенный под потолком.
— Шхомc! — неожиданно выкрикнул красномордый гражданин и бросил свежескатанным шариком в мужика, сидящего за прозрачным столом.
— Вы ебанулись так орать, Дваццон?! — выдохнув гашишные пары и выронив из рук контрабас, возмутился «мужик за столом». — Сколько вам, долбоебам, можно повторять, что ни в коем случае нельзя меня беспокоить во время мигетации! Ни в коем, блять!
— Прошу прощения, инспектор, но мне показалось, что кто-то стучит в дверь на нижнем уровне,— спокойно парировал доктор Дваццон, и вопросительно посмотрел на Шхомcа.
Шмохc был стовосьмилетним мужчиной из рода кватрийцев, то есть талантлив, красив и образован, и последние четырнадцать лет возглавлял отдел МГП по особо хитрым проступкам. Сотни запутанных и таинственных дел были раскрыты им за это время, и это, вне всякого сомнения, делало его лучшим сыщиком трех галактик.
— Так хуле ты мне-то орешь, дятел, кода внизу есть эта пизда, старуха Мхадсон? — возмутился Шхомc.
— Дык, епт…. — запнулся доктор, но уже через секунду, придя в себя, истошно заорал: — Мха-а-дсо-он! Дверь открой, калоша йобана!
На нижнем уровне послышался звук бьющейся посуды, шарканье старых тапок и непереводимый альдебаранский мат, очень похожий на трель сверчка. И уже через пару секунд в проеме пневмодвери появились две странные фигуры — девочка неопределенных лет в белом фартуке и юноша, кудрявый блондин с непроницаемой физиономией.
— Кто такие? Какова хуя надо? — пробулькал стоящим на столе кальяном Шхомс.
— Мы это… по делу, — пропищала стареющая малолетка в фартуке.
— Да похуй нам, — яростно огрызнулся Дваццон. — Вас, уебанов, спрашивают: кто такие блять?!
— Я Анфиса Селезнева с Третьей планеты, — взмахнув огромными сиськами, выпалила девка, — а этот белобрысый хуй рядом — Сыроежик, мой боевой андроид.
— Хуяссе в какую даль вас занесло, — пыхнул дымом Шхомc и на мгновение уснул. Но уже через секунду он открыл глаза и пристально посмотрел на незваных гостей. — Я так понимаю… у вас что-то спиздили?
— Ога! — рявкнул глупомордый блондин, и его правое веко затряслось нервным тиком.
— Заткнись, сука! — взвизгнула сисястая Анфиса и жестко уебала андроиду в череп с ноги, светонув из-под фартука небритой пелодкой. От разящего удара у Сыроежика заискрило за ушами и он, скрипнув железяками, рухнул на пол.
— О как!— заинтересовался Двадццон и лег на пол для лучшего обозрения панорамы.
— Понимаете, инспектор, — начала свой рассказ Анфиса, — я тут на днях отдыхала на Уране — ну, ебля там, кислота, сами знаете… Так вот, пока я прибывала в неадеквате, в мой номер пробрались лазутчики зомбоорки и бессовестно спиздили мой любимый милофон, а у этого…— она злобно пнула ногой белобрысую груду металла — заводской стержень размером с пипетку.
— Я так понимаю, милофон это страпон какой-та штоле? — задумчиво проговорил Шхомс.
— Ну, в общем, да, — залилась краской Анфиса и, обиженно шмыгнув носом, добавила: — Кстати, ни какой-нибудь, а самый что ни на есть лучший в трех галактиках!
— Ну, что ж, — пробурчал Шхомс, надевая на глаз лазерный окуляр, — на Уран мы, конечно, не поедем. А вот косвенное место преступления, пожалуй, осмотрим! Эй Дваццон, а ну подай ка спецкресло в студию!
— Мха-адсо-о-н аппарат сюда! Бегом блять, шалава! — заорал доктор, потирая вспотевшие ладони в предвкушении блестящего расследования. И уже через мгновение, скрипнув коленными суставами, старая кошелка Мхадсон выкатила на середину комнаты сверкающее хромом акушерское кресло на колесиках.
— Ну что ж, приступим!— воодушевленно вскрикнул инспектор Шхомс, и ловким движением руки ухватив Анфиску за загривок, оторвал озадаченную девочку от пола и с треском поместил ее на «кресло обозрения». Затем, закинув школьный фартук на голову пациентке, он ловким движением раздвинул ей ноги и закрепил их на специальных гидравлических подножках кресла кожаными ремешками. В то же мгновение доктор Двадццон, вооружившись невероятного размера лупой, бегло обследовал промежность пациентки на предмет инопланетных паразитов, после чего, утвердительно кивнув Шхомсу, вытянул вперед кулак с поднятым вверх большим пальцем и прошептал:
— Поехали!
Вдруг около дверей что то залязгало металлом и зашевелилось . Двадццон оглянулся и увидел копошащегося на полу андроида Сыроежика.
— Мхадсо-о-он, бля! Займись уже, блять, этим уебаном, пока мы тут разбираемся! — заорал доктор. И почти сразу появившаяся в дверном проеме старая экономка, лихо задрав подол, уселась на физиономию андроида и заскрипела аццкими фрикциями, охая и крякая от наслаждения.
— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес Шхомс, вынимая из ширинки огромный и мерцающий нефритом кватрийский монопенис. И расследование понеслось полным ходом…
Шхомс, ацки сверкая лазерным окуляром, жестко вошел в небритую «пионерку», ускоряясь и насвистывая попурри из древнефашистких маршей.
— Та-а-ак? — иступлёно кричал инспектор, буравя плоть Селезневой огромным нефритовым стержнем.
— Бо-о-ольше! — орала очумевшая Анфиска, прогрызая дырки в белоснежном фартуке.
— Та-а-ак? — неистово вопрошал Шхомс, покручивая за своим левым ухом регулятор увеличения размеров монопениса.
— Да-а-а-аа, еще-е-е-е бо-о-льше-е-е! — тряся недетским циллюлитом, вопила прихуевшая Селезнева.
— Да штоб ты провалилась, прорва! — взревел раскрасневшийся инспектор и въебал рубильник за ухом на полную мощщ.
— Да-а-а! Да-а-а-а! Да-а-а-ааааааа! — зачастила сисястая Анфиса и, закатив помутневшие бельма, вырубилась к ебени матери, громко испортив воздух.
Спустя пару минут ошалевшая от «гениального расследования» пионерка пришла в себя и, кокетливо поправив фартук, вопросительно посмотрела на инспектора.
— Ну как?
— Да че там… Заебись! — ответил вновь впавший в межгалактическую грусть Шхомс. — Вобщем, я так тебе, милочка, скажу…. Страпона тебе своего не видать как собственного очка, ибо зомбоорки уже явно стерли его нахуй об свои немытые дупла. А вот с недоебом мы с доктором тебе помочь сможем, если конечно ты захочешь стать нашей новой экономкой вместо этой маразматички Мхадсон!
Шхомс и с неприязнью покосился в сторону елозящей по силиконовой роже андроида старухи.
— О, да! — выпалила Селезнева и утвердительно затрясла головой.
— Ну что ж, тогда дело о хищении страпона можно считать торжественно закрытым! Да, Дваццон?
— Да, Шхомс… Вы как всегда беспизды гениальны! Однако можно ли мне немного поработать с нашей новой экономкой? Мне для мемуаров надо... — хрипло затараторил Дваццон, судорожно расстегивая брюки.
— Ну, надо так надо! Работай друг, — утвердительно провозгласил инспектор, и одним ударом лакированного сапога вынес из комнаты уволенную по старости лет миссис Мхаддсон вместе с брызгающим машинным маслом из спринцовки между ног бывшим боевым андроидом Сыроежеком.
— Ну, что ж, Анфисочка, теперь, пожалуйста, с начала и как можно поподробней! — прохрипел доктор Дваццон, повторно накидывая белоснежный фартук на пока еще детское лицо пионерки Селезневой.
Инспектор межгалактической полиции Шхомс устало опустился на стул, сделал пару объемных затяжек из кальяна и, безучастно посмотрев по сторонам, взял в руки контрабас и заиграл что-то протяжное и до боли знакомое в миноре. А за окном все три кватрийских солнца медленно угасали за туманным горизонтом. Ночь вступала в свои права и бесповоротно окутывала своими таинственными сетями прекрасную оранжевую планету.
ПаркинсонЪ
