С самого детства Ивану Никифоровичу настойчиво внушали страх и стойкое отвращение к некоему недоказанному явлению потустороннего мира, в простонародье именуемое бабаем* . Всякий раз, когда двухлетний Иван Никифорович отказывался есть манную кашу, баловался ножиком или срал в колготки, мама легонько шлепала его веником по копчику и повторяла одну и ту же фразу:
-Не будеш слушаться –придет бабайка и заберет к себе в хатку! На все вопросы о том, как выглядит и где живет бабай, мама отмалчивалась и странным пугливым взглядом смотрела куда-то в угол.
Бабушка Маняша –юродивая старушка, которая жила с ними в одной квартире и по факту являлась маминой мамой, была более разговорчивой и рассказала маленькому Ивану про домашнее чудовище. Она поведала мальчику что бабайка живет в шкафу, питается печеньем , мышами, а иногда и непослушными ребятишками. Выглядит он как маленький покореженый уродец с волосатыми ушами и большими глазами БЕЗ ЗРАЧКОВ.
Вскоре разговорчивую старушку обнаружили мертвой при довольно странных обстоятельствах. Прямо посреди кухни ее нашли повесившуюся на прочных довоенных панталонах отечественного производства. Первым ее обнаружил Ванюшка, когда пошел утром на горшок помалехо* покакать. Тело Маняши медленно, со скрипом, раскачивалось под высоким потолком сталинской квартиры,одежда на старухе была порвана, а один тапок сполз с ноги и упал на пол. Маленький Иван с интересом рассмотрел синюю распухшую бабку с вывалившимися из орбит и закатившимися кверху глазами и понял, что означает выражение “ без зрачков”.
Мама по поводу самоубийства выразилась довольно туманно -она сказала что это бабай наказал бабушку за то что она пожирала в доме все печенье. А папа тИхонько засмеялся в усы, потер ладони и сказал облегченно: “Наконец-то антресоли освободились-будет куда банки поставить”. При этом они одновременно с мамой как-то странно и пугливо посмотрели в угол комнаты.
Шло время,с каждым новым месяцем и годом рассказки мамы о бабае становились все более страшными, изощренными и обретали ужасающие подробности. Например, когда Ваня не послушался и не сходил в магазин, чтобы сдать бутылки, мама пригрозила сыну что бабай откусит Ванечке нос и оторвет уши, если он еще раз посмеет ослушаться. Она так и сказала: “Оторвет ухи и повысосет мОзги через соломинку”.
При этом она страшно подвывала, клацала зубами, изображая как мерзкий волосатый нетопырец* набрасывается на Ваню и, подобно голодному бультерьеру, отьедает ему добрую половину лица. Во время этих рассказов у Вани явственно бледнел носогубный треугольник*, начинали трястись руки, а по телу разбегались громадные неврологические волдыри. После страшных угроз он был готов тоннами есть манную кашу, каждый день сдавать бутылки, выносить мусор и, вообще, становился шелковым и покладистым. Однако, чем более послушным становился ребенок, тем кошмарнее становились мамины угрозы – она была готова была найти вину ребенка даже в том, что он слишком часто писает или шумно сливает за собой воду в унитазе.
К пяти годам, от маминых рассказок и постоянных ночных кошмаров с участием бабая-людоеда, у ребенка развился энурез, склероз и совершенно не росли волосы на голове. Дети в садике смеялись и показывали на него пальцами.
Каждый день, каждую ночь, когда Ванюшка в ужасе с криком просыпался, он слышал какие-то чихи из шкафа, быстрый топот маленьких ножек и забористое хихиканье. Ребенок быстро вскакивал, включал свет и подбегал к полуоткрытой дверце шкафа, но там уже к этому времени никого не было. Упрямый Иван решил всю свою жизнь положить на то, чтобы отыскать странное существо и убить урода, по ходу*, размазав его по стенке.
Когда Ване случилось семь лет, прямо на его дне рождении совершенно неожиданно сошел с ума папа. В момент, когда праздничный торт весело заблестел зажженными свечами, папа как-то невнятно забормотал, закашлялся и быстро забычковал папироску об свою ладонь. При этом ОН КАК-ТО СТРАННО И ПУГЛИВО посмотрел в угол, где на стене плясали загадочные тени от праздничного торта. Губы его стали бледными, нос заострился и он стал повторять одну и ту же загадочную фразу:
-Бля- буду –это пипец*, бля- буду-это пипец, бля- буду-это пипец…
Так, уставившись в угол, он проговорил приблизительно четверо суток, а когда позвали санитаров то уже было поздно. Так как все эти дни папа не ел и не пил ничего, то тут же, прямо на носилках, он и скончался от обезвоживания.
В ту же ночь по углам и в шкафу творился настоящий победный шабаш- там что-то ожесточенно возилось, кидало коробки и оглушительно гикало. Когда перепуганный насмерть ребенок снова включил свет и подбежал к шкафу, то успел увидеть маленькую волосатую лапку, быстро прячущуюся в груде разбросанных вещей. Однако как только он разворошил одежду, то уже был не очень уверен, был ли это лапка или его маленький шерстяной носочек из грудничкового детства…
Так проходили год за годом, год за годом… год с прискоком… год за два…
… Чем дальше, тем мамины рассказы становились все страшнее, жизнь становилась беднее, а Ване вскоре стукнуло двадцать восемь.
Постаревшая маманя каждый вечер с бутылочкой беленькой в руке раскачивалась на шатком табурете, размахивала руками и очень громко рассказывала очередную историю про бабайку. Бородатый и повзрослевший Ваня ее, хоть и не особенно слушал, но, по прежнему, каждую ночь искал повсюду в квартире чудовище-под кроватью, под раковиной, в шкафу и в кладовке. Везде, в этих местах, в разные дни слышались шорохи, постанывания, вой, после чего летели по сторонам самые разнообразные предметы. Однако, в тот момент, когда Иван почти настигал загадочную волосатую казлину, раздавался спринтерский топот рахитичных ножек и существо загадочным образом ускользало у него из под носа. Со времени первой поллюции и в течении последующих за этим двадцати лет, до нынешнего времени, по ночам Ване снился один и тот же кошмарный сон. На него валился с потолка какой-то шерстяной ком с розовой задницей как у макаки, садился этой самой задницей на лицо и вонючими омозолевшими половинками сдавливал ему нос, перекрывая поступление воздуха. При этом шерстяная часть существа лезла сквозь сжатые губы и набивалась в рот, вызывая отвратительные рвотные позывы. Иван начинал в ужасе кричать и судорожно отрывать прилипший к лицу вонючий комок. Когда он просыпался и включал свет, то на подушке находил толстые черные волосы, наверняка не принадлежащие ни одному из известных науке существ. Но что самое страшное –с каждым новым кошмаром жопа становилась все больше, а сила сдавливания “половинок” нарастала в геометрической прогрессии.
Ваня строил на бабайку ловушки, делал сложные капканы с отравленным печеньем, повсюду в углах рассыпал стекла пропитанные ядом кураре. Однако ничего из этого не выходило, только сам один раз наступил на стекла и, как придурок c отвисшей челюстью, простоял парализованный два дня, держась руками за батарею.
А рассказы вошедшей во вкус мамаши становились с каждым днем все громче красочнее и все больше не нравились соседям. Она рассказывала выдуманные истории о героических похождениях бабая и страшных наказаниях за не оставленное на ночь печенье. При этом молилась обратным перекрестом*, била поклоны об батарею и кричала в отдушину, моля бабайку пощадить ее и ее непутевого сына. Вскоре нервы у соседей не выдержали и как-то посреди ночи в комнату вошли злые невыспавшиеся санитары. Усталая бледная женщина даже не сопротивлялась,на ее разбитом о батарею лице было нарисовано даже некоторое долгожданное облегчение.
Так Иван остался один –он регулярно навещал больную маманю, выслушивал советы как угодить бабаю, а вечером снова ставил капканы на негодяя. Утром же в пустых ловушках он находил маленькие кучки дерьма, выложенные в форме недвусмысленного кукиша.
А вскоре произошло сразу два события в корне изменившие жизнь Ивана. Во- первых, он чуть было не умер во сне, когда приснившаяся ему потусторонняя жопа стала огромных размеров и чуть не раздавила его нахрен. Во- вторых, случайно, во время установки очередного капкана, разгадал, почему покойная бабушка Маняша так упорно не хотела покидать антресоли. Когда Иван забрался наверх, чтобы установить там переделанную электрическую крысоловку, то, под сваленными на антресолях коробками из под печенья Бабаевской кондитерской фабрики, обнаружил огромную жестяную банку. До самого верху банка была набита настоящими царскими червонцами.
Теперь Ваня имел финансовую возможность беспрепятственно сьехать с “нехорошей квартиры”, дабы в один прекрасный момент не умереть в каком нибудь очередном кошмаре под тяжестью жопы космическихъ размеров.
Новая квартира была в хорошем богатом районе, а на запах денег к Ивану начали отовсюду стекаться меркантильные женщины. Поскольку червонцев в банке хватило не только на квартиру, но и на открытие своего ресторанчика, то слетевшиеся на деньги женщины стали предлагать Ивану свою руку и сердце. Здесь сразу следует отметить, что к своим тридцати годам Иван выглядел на пятьдесят пять, был абсолютно лыс, имел внушительное пузо, а левая рука почти высохла и была значительно короче правой. Половины зубов у Ивана не было впомине, слюнявый язык еле помещался во рту-оба глаза косили, а покрытый красными шишками нос, борода и огромные уши и вовсе делали его похожим на разыскиваемого им же бабая.
Теперь мы понимаем, что без царских червонцев Иван был бы неинтересен женскому полу, хоть бы какого ума палата у него не была. И потому, поселившаяся в его новой квартире цепкая женщина, выигравшая тендер на женитьбу, поставила своей задачей выудить у Ивана как можно больше деньжишек, а потом и дело с квартирой прибрать к рукам.
Ваня же был словно на седьмом небе, он любил эту алчную женщину, принося ей чуть ли не каждый день дорогие подарки. Для этого приходилось долго и упорно работать в своем ресторанчике, постоянно возвращаясь домой поздно вечером. Приходя домой с очередным бриллиантом, он заставал свою жену в чепце с бигудями и неизменной коробкой Бабаевского печенья в руках.
Зато кошмары ему перестали сниться и о злоключениях с бабайкой он вспоминал только тогда, когда посещал мамашу в больнице. Та постоянно напоминала ему, что даже на новом месте, следует ублажать местного бабая, постоянно принося домой мышек и сдобное печенье. Хоть безумной женщине Иван не особенно то верил, но все же решил не спорить и на всякий случай дружить с теоретическим бабайкой. Печенье он покупал каждый день по две пачки, а мышек, отловленных на мусорниках, втихаря раскладывал по уголочкам. Но мышек никто не забирал –и, когда они потихоньку подгнивали, приходилось выкидывать их прямиком в парадное. А вот оставляемое печенье, как бешеная, пожирала жена, несмотря на заверения Ивана что это может свести ее в могилу.
Так прошло целых шесть лет, Иван забурел, расширил сеть ресторанов до двух и домой стал приходить вовсе за полночь. Жена ему говорила, что к этому привыкла и не винит его за то что он редко бывает дома. К тому же, после работы, у Ивана практически “не стоял”* и жена была очень благодарна этому факту, чмокая в шершавую щеку и поворачиваясь к нему задом. Иван правда воспринимал это несколько по- другому, немного расстраивался и обещал что скоро “все встанет”- только надо “раскрутиться с делами”.
Как то, в день святого Валентина, в самый разгар праздничной работы ресторана, Иван на короткое время вышел на улицу, вдохнул свежий воздух и, повинуясь неведомому инстинкту, зашел в аптеку. Там он купил две таблетки виагры и тут же их выпил с минералкой. Вскоре в штанах его что-то неясно завозилось и он понял что ковать железо надо пока не прошло четыре часа . Иван Никифорович изо всех сил заспешил домой чтобы сделать жене самый что ни на есть приятный и неожиданный сюрприз дороже всяких бриллиантов. Сразу следует отметить что сюрприз был действительно неожиданный, так как на часах еще не было пяти часов вечера. Стараясь не спугнуть сладострастное шевеление в штанах, Иван Никифорович, вовсю, погнал домой автомобильчик. По дороге он даже не разу не попал в пробку и, уже через полчаса, был на пороге своей квартиры.
В штанах уже вовсю расцветал волшебный бутон, однако на настойчивые звонки в дверь никто не отвечал.
-Заснула наверное, уморилась, родимая - ласково подумал о жене Иван Никифорыч, в четырнадцатый раз нажимая на звонок.
Наконец, за дверью мягко зашлепали родные тапочки с писком* и розовыми помпонами. Дверь открылась и на пороге появилась слегка растрепанная жена, с размазанной по всему лицу красной помадой.
-Прости, зая, заснула под Дом-2 оправдалась женушка, заманчивая вихляя задом и поигрывая крутыми бедрами. Ведомый виагрой, Иван Никифорыч буквально затолкнул женушку в квартирку и, подобно локомотиву, начал ее толкать на кровать. Однако, уже перед самой постелью, жена притормозила корпусом и мягкими движениями бедер отстранила возбужденного мужа.
В этот момент, откуда-то рядом, послышался легкий, едва уловимый звук, похожий на чих.
При этом жена его как-то странно и пугливо посмотрела куда-то в угол. Чих повторился снова, и, теперь, Иван точно знал что звук исходит из встроенного в стену шкафа. Томимый нехорошими предчувствиями, Иван Никифорович ринулся с места и порывистым движением сдвинул шкафную дверцу в сторону.
Там, скорчившись среди жениных пеньюаров, сидело маленькое волосатое существо в растянутой грязной майке и без трусов. Глаза существа были заплывшими и воспаленными, а громадный нос с горбинкой покраснел –очевидно у несчастного была аллергия на лаванду. Лицо и тело человечка были усеяны твердой жесткой щетиной, не менее трех сантиметров длиною, однако на верхней части головы прослеживалась четкая беспардонная плешь.
- Ты кто? –спросил Иван Никифорович внимательно рассматривая шкафного пришельца.
-Бабай –нелепо пошутило на свою голову существо и сильно закатило кверху глаза, чтобы в очередной раз чихнуть. При этом оно так сильно их закатило что остались видны только одни белки.
“Без зрачков –все совпадает” облегченно подумал Иван, а вслух сказал:
-Ну наконец-то я тебя нашел-теперь ты ответишь мне за все за всю сьеденную манную кашу, за бессонные ночи наказания закрытым в туалете из-за испачканных колготок, за упокоившуюся бабушку Маняшу ответишь.
Растерянное поначалу лицо Ивана вдруг распрямилось, стало жестким и уверенным. Ясный взгляд затуманился а взгляд стал туманным и отрешенным. Быстро схвативши усохшей, но при этом еще очень сильной рукой, за волосья на груди бабайки, он накрутил их на пальцы и сильно притянул человечка к себе. Сильно размахнувшись головой, он взял того дважды “на одессу”*, а потом заехал ногой в нижнюю часть майки.
“Бабайка” пустил кровавые сопли и пополз по полу, хныча и утирая свой громадный разьюшенный nose.
-Получай бабай, получай казлина – с довольнм видом орал Иван Никифорович, норовя пяткой зарядить ползущему по голове.
-Не бабай… не бабай –Рафик Бабаевич я…
Однако, вошедший в раж Иван, его не слышал…
Приблизительно с полчаса пинал Иван Никифорович тело по кухне,поливал кипятком и одевал на голову тому мусорное ведро, а потом внезапно вспомнил что скоро выходит действие виагры. Глаза Ивана блеснули адским нетрадиционным пламенем.
-А это тебе лично за испорченный в семь лет день рождения,- сказал Иван и схватил избитого за полы разорванной майки…
…Чуть позже прохожие могли заметить бредущего по снегу волосатого гуманоида,тщетно прикрывающего задницу остатками порванной зеленой майки. Оба глаза его были подбиты, из них ручьем текли слезы-левая ножка шкутыльгала*.
Маленький трехлетний мальчуган, ведущий мамулю за руку, нетерпеливо подергал ее за юбку:
- Мааа- посмотри, бабайка, маа посмотри- бабайка!
Взор женщины строгих нравов загорелся огнем праведного мщения
-Это не бабайка сынок –это просто дядю побили…
*слова на которые следует обратить внимание
TNT
