Если бы снежинки могли стучать о стекла окон – они стучали бы. Стучали настойчиво и требовательно. Люди, посмотрите, вот же мы, никогда не повторяющиеся, восхищающие своей необычностью… Падаем. Но они не умеют. И никогда не умели. И врядл и сумеют когда-нибудь достучаться... Снежинки падают, иногда лишь слегка касаясь стекол, а иногда даже не имея возможности к ним приблизиться. Ну как можно коснуться снежинке стекла вагонного окна поезда, быстро едущего ночной украинской степью? Никак.
Федор снова смотрел в окно. Скучный, надоевший пейзаж. Смотреть там было решительно не на что, но он все равно упорно цеплялся взглядом за пролетающие в темноте деревьяи столбы. Потому что он даже в окне, в отражении видел высвеченную тусклой вагонной лампочкой картину, видеть которую не хотел.
- Мама, а можно я еще с дядей Сережей поиграю?
Настасья вздрогнула, подхватилась и взяла за руку вошедшего в купе 5-летнего Максимку.
- Нет, сыночек, он устал. И тебе уже пора спать ложиться. Пойдем в наше купе.
Дядя Сережа посмотрел на нее с кривой усмешкой.
- Чего это я устал? Вполне полон сил.
Настасья посмотрела на него со злостью и (яростью?), молча вышла, с силой задвинув за собой дверь . Наверное, сейчас она была рада тому, что им с мужем достались билеты в разных купе.
Федор наконец-таки повернул голову.
Сергей смотрел на него. Спокойно. Уверенно. Даже, наверное, с каким-то вызовом. На столике лежала допитая ими бутылка водки и пустая банка консервов, из которой они ели единственной оказавшейся у них вилкой.
- И кто ты после этого? – произнес глухо Федор.
- После чего? – тут же отозвался Сергей, но не дождавшись ответа, произнес – Я – человек.
- Ты мог сразу сказать? Мог?! – голос Федора наливался злостью.
- Мог. – согласился Сергей.
Мерный перестук колес, ночь , на пару со снегом укутавшая степь за окном.
- Мог. – продолжил Сергей. – Но я не знал, как вы отреагируете. А когда мы так хорошо посидели, мне показалось, что ты поймешь и Настасья твоя… И нормально, по человечески примете.
- Ты играл с нашим ребенком, держал его на руках, ты ел со мной одной вилкой, ты ел с нами за одним столом и молчал, что у тебя ВИЧ?! – Федор не кричал, но был близок к этому.
- Да. Я же четко тебе объяснил как передается этот вирус. Никакой опасности не было и нет.
Федор снова отвернулся к окну.
Он не знал, что еще он мог сказать, не знал, что еще он мог думать. Растерянность, злость бурлили в нем. Что теперь будет с ним? Мужики на заводе рассказывали, что читали в газете, как какой-то маньяк, больной СПИДом, ходил и тыкал в прохожих зараженной иглой шприца. А он тут ел с таким одной вилкой. И Максимка с ним играл! В душе у Федора начала просыпаться ненависть. Медленно, но верно.
Поезд стал замедлять ход. Они подъезжали к какому-то полустанку. Маленький, обвалившийся перрон, стыдливо прячущийся под снегом. Фонарь. Маленькое, куцее окошко, светящееся в такой непроницаем-темной и морозной ночи. Зачем они здесь остановились?
Словно бы ответом на этот не заданный вслух вопрос по коридору прозвучали шаги кондуктора и донесся его голос.
- Не волнуйтесь, небольшая техническая остановка, скоро поедем. Туалеты открыты, но из вагонов не выходим.
Федор снова отвернулся от окна и наткнулся на взгляд Сергея.
- Слушай. А что если я сейчас на этот полустанок сбегаю, еще водки возьму? Вон, окошко светится же, по-любому, или буфет или еще чего там есть. А вагонную дверь я попробовал открыть еще когда курить ходил. – Сергей заговорщически подмигнул и показал Федору ключ.
- Делай, что хочешь. – ровным голосом ответил Федор.- Я с тобой пить не буду.
Сергей помрачнел на миг.
- Ладно. Там разберемся. Сам выпью, если что.
Он решительно поднялся с полки, накинул поверх рубашки свою пижонскую куртку и осторожно вышел из купе.
Шли минуты. Тягучие, медленные.
Наконец по вагону снова прошел проводник.
- Так, отправляемся сейчас. Все на местах?
- Та вси, куды мы пидэмо? – донеслось из купе, что было ближе всего к туалету. Там степенно выпивали и так же закусывали «заробитчане», едущие из Москвы. Выпивали они больше для порядку, нежели чтоб напиться или от досады, что билетов в «плацкарт» им не досталось и пришлось тратиться на купе.
Федор молчал. Взгляд его был прикован к фонарю, горящему на полустанке.
Лязг. Рывок. Еще лязг и рывок и поезд медленно стал набирать скорость.
Федор вскочил было с полки, но тут же… сел обратно.
Поезд набрал скорость и снова понесся сквозь ночь и степь.
Прошло несколько часов. Вагон крепко спал. Спали даже «заробитчане» в последнем купе.
Федор постучал в купе проводника.
- Что? Что не спится-то? – заспанный проводник смотрел на него недоуменно.
- Вода есть? Сердце прихватило, хочу таблетку запить, а из туалета пить не хочется – соврал Федор.
- А. Сейчас. Только теплая. – проводник кивнул и, взяв со столика стакан, подошел к титану.
- Скажите… - Федор немного помялся. – А что это за остановка была пару часов назад, что за село?
- Село? – удивленно обернулся проводник – Да не было никакого села. Остановка была техническая.
- Да нет – махнул рукой Федор – там полустанок был, фонарь еще горел и окно вроде бы.
- А-а-а… - протянул проводник и протянул стакан Федору – так то не село даже. Там когда неподалеку воинская часть была. То их станция. Давно уж там никого нету. А фонарь горит, и окна в сторожке светятся, потому что армия. Сказано по ведомству – должон гореть фонарь, вот и следят за этим. А так там никого уже года полтора нет.
- Понятно. – кивнул Федор и, развернувшись, медленно пошел к своему купе.
Он просидел в своем купе так и не уснув до рассвета. Сидел, молчал и смотрел в окно.
В тамбуре сидел и пил из горла, купленную в вагоне-ресторане, водку Сергей. Пил. Просто пил.
Поезд несся сквозь ночь и снег, резко отталкивая воздушыми потоками снежинки от своих окон. А над поездом порхало и пыталось постучаться в окна человеческое, слишком человеческое…
© Ammok
