Я вряд ли окажусь неправым, если заявлю, что почти в каждом русском городке, посёлке или деревне, всегда созревали, на радость мужскому полу, девушки, которые охотно давали всем подряд. Как правило, они очень любили выпить, что ещё больше сближало их с мужиками и делало их ещё доступнее. В молодые годы, мне с этим контингентом не очень везло – то ли сдерживала природная скромность, то ли боязнь подцепить триппер – презервативами пользоваться я не любил.
Тогда ещё не продавались заморские латексные гондоны. Имелись в продаже только отечественные, Баковской фабрики, что в Подмосковье. Цена им была четыре копейки за два гондона. Так парами и продавались. Видать коммунистические идеологи просчитали, что за ночь можно поставить не более двух палок. В аптеках, работники так и называли их - “Изделие №2”. Изделия эти частенько рвались ещё при надевании, несмотря на их внушительные размеры, как в длину, так и ширину. Когда я покрывал свой “карандаш” советским гондоном, то добрая четверть его болталась навесу, издавая, при этом, резкий запах резины. Я наблюдал в зеркало, как я выглядел в такой «одежде» и приходил в уныние от этой картины.
Но я не об этом... В наш восмиквартирный дом, в Быково, подселили семью, что жила раньше у пруда. Их жилище бесплатно ремонтировал поссовет, предоставив им в подвале временную площадь для проживания. Случилось это в семьдесят втором, я успел развестись с первой женой, но не встретил ещё Танюшу. Семья переселенцев была стрёмная, родители сильно пили, а старшая дочь, Наташка, негласно соревновалась со Жбанихой по количеству огулявших её пацанов. Иногда мы встречались у подъезда, я робко с ней здоровался и проходил в свою квартиру с мыслями трахнуть её или нет. Трахнуть её мне очень хотелось.
В то время я работал ночным дежурантом в московской аптеке на 2-ой Владимирской. У доктора Юрия Николаевича я доставал рецепты с печатями и, посредством несложных манипуляций, превращал эти бумажки в этиловый спирт. Двести пятьдесят миллилитров за смену, больше брать было не этично. Всё-таки клятву Гиппократа давал.
Вот как-то летом, еду после ночной смены с работы, а по дороге домой мне Наташка навстречу идёт. Видно, что с похмелья, - а время девять утра, спиртное только с одиннадцати продавалось. Я кивнул ей головой, она, ответив, пошла дальше, я, оглянувшись, впился взглядом в её красивую жопу и неожиданно для самого себя, нагло позвал её:
- Наташ!
- Что?
- Ты выпить хочешь? – У меня с собой в пакете лежала заветная четвертинка со спиртом.
- А что у тебя есть? Наташка посмотрела на меня с надеждой.
- Спирт, но хороший. Ректификат. Из аптеки...
Когда я договаривал последнюю фразу, она уже подошла ко мне, и призывно заглядывая в глаза, игриво спросила:
- Точно хороший?
- Точно, я же сам в аптеке работаю. Только я неразбавленный пить не могу, горло дерёт.
- Пойдём, я один старый участок знаю, на нём никто не живёт, там колодец есть и стакан. А закусить-то чем?
- У меня из аптеки две плитки “Гематогена”.
- Ну, пошли.
Меня слегка колотило от сильного желания, - девка, конечно, красивая была. Мне 22, а она на три года моложе. Минут через десять пришли на участок, который находился посреди жилых частных домов, нормальный такой участок, с соснами и кустами сирени, травка зелёная кругом. Его, видать, от большого отрезали, но продать не успели. Наташка быстро сбегала к соседям, принесла стакан и тёмную бутылку из-под пива, наполненную холодной водой.
- Давай, ты первый, - проговорила она, разбавляя в стакане спирт.
Я развернул упаковку “Гематогена”, разделил её на две части и проглотил полстакана ещё тёплого и замутневшего, от разбавления, спирта. Из-за бессонной ночи, проведённой на работе, я быстро захмелел, у Наташки, наоборот, не было ни в одном глазу.
- Правду ты, Петя, сказал, хороший спирт. Только мало. У тебя деньги есть?
- Есть немного, на два “Агдама” наберётся.
Время подходило к полудню, солнце начинало сильно печь, мы перешли в кусты под тень - и я попытался залезть ей под юбку. Она, смеясь, отстранила мою руку и прошептала мне в ухо, хотя и так, нас здесь никто не мог не только услышать, но и увидеть:
- Ты за вином сгоняй и мы пойдём на быковский пруд купаться, ладно? Только я вперёд уйду, буду ждать тебя в конце пруда, там, где лодочная станция раньше была. Найдёшь?
- Найду... Ну, я пошёл.
- Иди...
Я шёл в гастроном, чувствуя в душе жестокую обиду - ну почему она мне не дала?! Всем даёт, а мне нет. Спирта мне было не жалко, завтра столько же принесу, жалко мне было себя, жаждущего любви, но прокинутого коварной Наташкой. В магазине я встретил быковского корешка, выпил с ним бутылку красного, и мы расстались. Я взял обещанный Наташке “Агдам” – две по 0,75 - и побрёл под палящим солнцем на пруд. Жара-то какая, думал я, - окунуться всё равно надо. Шёл, не надеясь, что встречу её на пруду и... ошибся! Она сидела под сосной, в тени, радостно махая мне рукой.
- Наташ, извини, у меня закусить нечем, только вот, два пузыря...
- А зачем красное-то закусывать!? Не водка.
Стакан остался на участке, где мы разбавляли спирт, наверно ДЕЖУРНЫЙ стакан был, уносить с собой не полагалось. Я стал обжигать полиэтиленовую пробку пламенем спички, потом зубами содрал почерневшую, горячую пробку с горлышка и сказал:
- Пей Наташ.
Она отпила чуть меньше трети небольшими, но частыми глотками.
- А ты?
- Я захмелел что-то, ночь не спал на работе...
- Ох, ты мой работяга! – Она прижалась ко мне и поцеловала меня в губы. “ Вот те хуй – не болит, а красный!” - пронеслось у меня в голове. “Что же с ней случилось? Никак не пойму!”. Мы продолжали пить, я – меньше, она побольше. Вечерело. Народ медленно покидал пруд, а у нас ещё полбутылки вина оставалось. Тут меня окликнул пожилой мужик, сосед по двору - дядя Вася Власов, по кличке “Сэр”. Играя в домино во дворе, вместо слова “Рыба” он постоянно кричал – “Ес, Сэр”. В Войну он встречался с американцами на Эльбе, всегда гордился этим и, даже, сквозь долгие года, сумел пронести два английских слова. За что и получил эту необычную кликуху. Сейчас же он был, слегка выпивши, и искал, где ещё догнаться:
- Петь, дай выпить, я с похмелья...
Перспектива допивать из горла после сэра Васи меня не прельщала, я попросил Наташку отпить половину из оставшегося, а другую мы отдали соседу вместе с бутылкой, и пустую ещё, ту, что прикончили вначале. Сэр влил в себя содержимое нашего подарка, сказал спасибо и как-то незаметно растворился среди вековых сосен... Красивый закат усталыми лучиками отражался на темнеющей глади воды.
- Петя, я хочу искупаться, только ты отвернись, когда я раздеваться буду.
- А ты что, вся голая под платьем? - Я уже успел определить, что лифчика на ней не было.
- Нет, но ты всё равно отвернись...
Я повернул голову, а потом услышал всплеск воды и увидел её, плывущую к середине пруда. Там, метрах в пятидесяти от берега, был небольшой пятачок мели, где можно было стоять по грудь. Она доплыла до мели и крикнула оттуда:
- Петь, давай сюда!
Я был в синих “семейных” трусах из сатина, но уже начинало темнеть, да и до подруги моей было далековато, может и не заметит моего позора. Я бросился в воду и мерными сажёнками поспешил к ней и, как только почуял твердь под ногами, почуял и Наташку, которая сразу обняла меня. Я стянул с себя трусы, тут же потерял их в воде, поднырнув, снял с неё трусики, но нанизал их на правую руку, чтобы не повторить ошибки... Нащупал её мягкие, прохладные ягодицы и двумя руками притянул к себе, легко, словно пушинку... Она обхватила мою шею и целовала мочку уха, я, сквозь холодок замутневшей от донного ила воды, проник в её горячую плоть и, как ихтиандр, начал это блаженное действо... Даже сейчас, тридцать лет спустя, моё сердце начинается учащённо биться, когда я вспоминаю эти яркие мгновения счастья... И тут я слышу голос моего отца, с лёгким мордовским акцентом:
- Петя, сынок, выходи, пойдём домой!
Он стоял с велосипедом рядом с моей одеждой и Наташкиным платьем:
- Петя, я кому сказал, пойдём домой.
Ну и тварь этот дядя Вася - Сэр, настучал отцу, падла. Если бы меня позвал кто-то другой, пусть даже заведующая аптекой, где я работал, или, хуже того - начальник Быковского отделения милиции, - я бы не вылез из воды, не кончив. Но трахаться на глазах родителя было уже чересчур. Я вернул трусики подруге и, голышом, поплыл к берегу. Отец подал мне брюки, помог надеть рубашку и ботинки, и мы, тихо толкая велосипед, потянулись к дому. Я оглянулся на пруд, Наташка всё ещё стояла на том месте, где десять минут назад мне было так хорошо.
- Сынок, ты что, совсем охуел, таких блядей ебать! Ты же сифилис от неё подцепишь! – успокаивал отец, глядя на меня с сожалением, - Ну нельзя так!
Не везло всё же мне с реальными блядями. Наташка вскоре загуляла с каким-то хулиганом, мы долго не виделись. Лишь однажды, остановившись с ней покурить у подъезда, я её спросил, а что ты не дала ещё на участке? Она ответила, дурачок, у меня месячные были. Точно, не везло...
Петя Шнякин
