Вобщим так. Запишытесь на бои без правил. Затем идите на ринг и требуйте чемпиона. Непременно чемпиона, патамушто они самые здаровые и ебанутые. После таво как чемпион выйдет, (дапустим какойнибудь агромный негритос) начнет бычить и угрожающе зырить вам в глаза, спакойно напомните ему, как именно, на протяжении веков, хуй белова гаспадина вертел на себе его бабок, прабабок, прадедок и прочую шалупонь с чорнава кантинента. Обязательно патребуйте это перевести, слово в слово.
Я незнаю, чо вы будете делать патом, но ваша жызнь абритет смысл и заиграет новыми красками.
Или встаньте с дивана, сделайте пару шагов и падымите телефонную трупку, ага.
Звонит мне Сеня. Звонит и радасным голасом гаварит, типа, я в институт паступаю. Хачу быть успешным человеком, работать на заводе инжынером, а патом и деректором, хули там, а ты, если не лох, тожы должен са мной паступать и в дальнейшем рулить всякими плебеями.
Я канешно панял, што он просто ссыт ехать адин в другой город, но мы с деццтва дружим и патом чо, он будет директором кофе пить, а я у станка гробить свой арганизм? Нахуй надо.
Вобщим мы паехали и паступили. Ну канешно не все так просто, экзамены там, хуёмаё, папережывали децл, но как нам адна телка из приемной камиссии сказала, на платное адделение щас всех бирут, любых ебанатов, лиш бы слюни па хлебалу нетекли, ну это канешно не пра вас, гаварит, вы типа нармальные перцы, толька вовремя платите, ага.
Ну и собствинна на первой сессии все и началось.
Заочникам, сказали, общага непаложена. Ебитесь как хатите, блять. А мы ещо в эйфарии, у нас ещо мечты, как мы будем в кавээне выступать за нашу сельскохозяйственную академию, ебать студенток и бухать балтику между уроков.
Купили мы газету с абьявлениями и начали званить. Васнавном всякие бабки брали трупку и гаварили, што комната здана, квартира сдана, мест нету нихуя, как вы уже заибали па питнаццать рас на адин и тот же номер званить. Адна бабка гаварит, типа, у меня аднакомнатная квартира, но я магу на балконе перекантавацца, приежжайте. Я интересуюсь скока стоят ее апартаменты? бабка гаварит, -стока то. Я сначала падумал, а патом ещо паинтересовался, типа, вы што, бабушка, сразу с блядями хатите нам комнату сдать?
Вобщим цены на жылье были пиздец и я понял, што, штобы жыть на шырокую ногу, нам придецца затянуть пояса.
Патом нам павизло. Дверь открыла приличная женщина в цветном халате, прахадите, вот ваша комната, район у нас тихий, мы шуметь нелюбим, дети в школе, муш на работе, ванна, кухня, палатенце, деньги вперед. Заибись, кароче.
Сеня внимательно абсматрел дверь в нашу комнату и абратился к хозяйке, -а замок? Хозяйка обижено глянула на Сеню, как будто он абвинил ее в краже янтарной комнаты, и всплиснула руками, -да вы што! К вам никто не зайдет! Мы не такие! А я, как интелегентный человек, сказал Сене, штоб он нерасстраивал добрую женщину, ну ее в пизду, и вабще мы апаздываем на занятия.
И вот мы идем после занятий и думаем, типа, щас чонить перекусим и пайдем разграблять пакаренный город-герой Ставрополь. С этими мыслями мы завалили в наше гнездышко. Гнездышко смутно напаминало вертеп. На кухне абаснавался хор имени пятницкого. Ну может и не хор, но пестни там горланили знатно. Па Дону гуляет казак маладой и все дела. Сеня миролюбиво прабарматал, -от гандоны, тихо у них,- и запиздил мыть руки. Через две сикунды он вышел, снял мокрые носки и возопил (заорал благим матом – это избитое выражение, оно сюда непадходит) – там вады пакалена, ёбанарот, маи, блять, насочки намокле нахуй, и неперепутали ли мы квартиру.
Панятно, што челавек расстроился - пашол руки мыть, а там неажиданно и ноги спаласнул.
Тут и хазяйка на крик выпулилась, вся такая на измене и качаецца, щас-щас-щас, все пратру, у нас юбилей, вы сильна не сирдитесь, и абратно уебнула песни петь.
А я сматрю, Сеня и не сердицца, толька пальтцы канвульсивна сжымает так, как бута душыт кавота, ага.
В нашей комнате тоже не все было гладка. Первым делом, Сеня выудил из сваего баула челавеческого дитеныша лет васьми. Дитеныш цепка диржал в лапках кансерву тушонки и хрустел сениным дашыраком. Сеня поотечески патрепал голову мальца за ухо и пашол на кухню. Ну и я пашол, патамушто у меня маленьких детей нет и я не знаю аб чом с ними разговаривать.
Вобщим несраслось у нас. Канешно – они синие, мы трезвые, а это сильно раздражает. На все нашы претензии хозяин твердил, типа, да хуй с ним, давайте выпьем, а хазяйка, манда в халатеке, гаварила ненравицца, нежывите, вон бог, а вон парог и паказывала на акно. А ихние гости неадабрительно палили в нашу сторону, типа аддыхать мешаем. Ну мы хуле, гордые. Давайте нашы бабки, гаварим с горяча и непадумавшы, и жывите саме в этом вашем шалмане. А то мы щас сами бухать начнем, мало не пакажецца.
И вот мы садимся в трамвай и ебошым на запасной аэродром. Час гдето ебошым, патамушто аэродром этот гдета на окраине в частном секторе. Там хозяйка сдает, пачти даром, пристройку в две комнаты, уютные и прасторные с пиздатым видом из окна. Так написано в газете. Удобства канешно на улице, но это как бы мелочи. Я непадумал, што это в июне мелачи, а в ноябре это песдец, недаром Карбышеву героя дали, ага.
Тетка, такая баивая, встретила нас, ознакомила с жыльем, вот, типа тут спальня, а тут гастинная, можыте друзей привадить, можыте падруг, сильно нешумите, саседи-пидарасы завидуют, клозет в агароде, душ возле клазета, мужа нет, дитей нет, рукамойник, плита, палатенцы, деньги вперед, карочи снова все заибись.
Пакидали мы вещички и уселись в гастинной атдыхать. Гастинная была небольшая, всмысле друзья с падругами тут бы нихуя непаместились, чо там гаварить, тут бы кроме нас и карлик бы не паместился, кроме как на лампачку ево падвесить для кампанеи. Но это детали.
Мы выпили канешно, пахамячили и ещо выпили. Гдето па пузырю водки засадили, от нервов, и вабще стало как дома.
Кровать у меня была, шыриной сантиметров педесят, и проваленная как гамак, а у Сени, такаяже только без ножек. Зато через всю спальню (!) проходила бальшая жолтая труба, на которой очинь удобно вешать вещи и сушыть рыбу, если она есть. Так што мы давольные и умиратваренные легли спать.
Праснулся я от ахуенского предчуствия скорой гибели. Свет в канце туннеля я ещо не видел, но материальные предметы различал уже с трудом. Паходу, пока мы спали, в нашей опачивальне открылось новое месторождение природнава газа. За маей спиной чота чиркнуло и мимо головы праплыло облако табачнава дыма.
-Чо это было, ебаные тапачки?- Са скоростью шыисят слов в секунду спрасил я не поворачивая головы и аднавременно падумал, што четырем телкам я уже давал в рот и паэтаму моя жызнь прожыта незря. Ну тоисть, как пишут все маститые пейсатели, вся мая жызнь прамелькнула перед глазами, штоб вам было понятней.
Сеня сказал, што это бонд, твердая пачка и нет ли где нибудь паблизости чево нибудь папить. А я схватил свой и Сенин баулы, выскачил на улицу, упал в палисадник и прикрыл голаву руками. Патамушто я хозяйственный, зачем Сене вещи, кагда он щас на это челенжере улитит к хуям в район гончих псоф. И тут нарисовалась хозяйка. У нее и раньше наверно пастояльцы валялись на земле, паэтому она сильно не удивилась, а только павадила тудасюда сваим хоботом и сказала што, типа, гдето чота слехка газит. А я сказал, што это в Дахау газит, а в этом сарае ЧУДОВИЩНА ВАНЯЕТ, блять! А она сказала, што вы на меня кричите, это наверно пластелин атлепился от жолтой газовой трубы, а там маленькая дырочка и она щас ее обратно залепит и все будет снова заебись. И тут из пристройки вышел Сеня с красными глазами, попросил папить и сказал мне штоб я больше так непердел по ночам, патамушто можно и не праснуцца.
Я молча взял сумку и пашол искать себе новое жылье. И я его нашол, но, как пишут все маститые пейсатели, это уже другая история…
© Амаркаддафи
