Они были размалеваны как индейцы ГДРовского производства и курили оптом и поштучно. Для Славки это было нетипично. Таких блядей приводят в случайные компании с невыразительными целями и кучей бухла. В данном же случае, имея на столе отличный армянский коньяк, тугие аппетитные фрукты и конфеты «Ассорти» за 350 рубликов выебываться перед этими клубными нимфетками — признак мозговой неполноценности и внутреннего убожества. Но, тем не менее, мы церемониально лепили на бокалы дольки лимона и говорили о полотнах Куинджи. Эти две хохотушки путали его с кинофильмом «Джуманджи» и веселились неимоверно.
— Слав, в каком порту ты встретил этих леди? — спросил я серьезно, когда мы вышли на балкон.
— В «Чайке». Там такого добра пиздец сколько, — бодро ответил мой напарник.
— А посерьезней ничего не было?
— Не, только эти. Да хуле ты ноешь? Внеси в свой быт немного красок! — хлопнул он меня по плечу.
— Не дохуя ли красок?
В это время из комнаты раздались кошачьи голоса:
— Мальчишки, а чо вы там так долго курите? Идите к нам!
Мы побросали «бычки» в небо и прошествовали в чертоги.
Аня и Оля (не помню, кто из них кто), уже разлили коньяк в бокалы и на ковер. Блядь, этот ковер нам купила теща к годовщине свадьбы... А теперь на нем «бычки» и какие-то блестящие штучки.
— А за встречу и по-весеннему хуйнем? — крикнул Славка, размахивая бокалом.
— Хуйнем, хуйнем! — завизжали девочки.
И мы хуйнули. Потом включили какую-то «кислоту» и вступили в почти половую связь на тещином ковре. Ну, это танцы такие. Изгибы там всякие, метафизические прикосновения, как на балу у Наташи Ростовой, реверансы, бля... Девочки были резвы как ЛСД. Мы старались не отставать, он все же отставали.
Я остановился, подошел к столу и, как писал А.П. Чехов, выпил пива сообразно времени. А время было еще раннее. Мои родственники, включая жену, тещу, тестя и шнауцера Филю, наверняка еще и до «кольцевой» не доехали. На даче сегодня клубника и курица горячего копчения. Только я, как человек обремененный трудами и устройством быта, был освобожден от пикника на семейном совете.
Поэтому мы устроили в освободившейся жилплощади праздник Урожая. А раскрашенные как натюрморты Клода Моне проститутки были уже не экспрессионизмом, а обычным русским реализмом. Они вписывались в гармонию разврата с каждым глотком коньяка или пива. Музыка бухала и скрежетала по-современному, без мелодических линий и глиссандо. Тупо как гвозди в голову впивались гламурные ритмы современных клубных шедевров.
А мы так же «кульно» и прогрессивно разбрелись по комнатам для ебли в ритме trance. Туфли Оли (или Ани) полетели в сторону трюмо, платье и стразы метнулись к тумбочке, мои майка и плавки — на стул... А потом понеслась песня про «Погоню» из «Неуловимых мстителей». Мы скакали на лошадях, прыгали с поезда, летали на аэроплане, рубились в бильярд и вели допросы петлюровцев. Окна, не смотря на теплую погоду, запотели как в каком-то кино с айсбергами.
— Вы чего там, арбуз что ли жрете? — раздался за дверью голос Славки.
Как раз в это момент я отпрянул от вампирши Оли (или Ани) как от токарного станка в конце смены. И мы захохотали непонятно по какой причине.
— Пошли бухать, а то там уже шарят, — сказал я партнерше по танцам.
Она ничего не ответила, а только, накинув мою майку на манер халата, кинулась в зал.
А там уже жрали «Ассорти» и звенели чешским стеклом. Славка в трусах и тапочках развалился в кресле и пощипывал за жопу Аню (или Олю), присевшую на подлокотник. Она беспечно, как тургеневские дети, болтала ногами и цедила остатки коньяка с лимоном. Нам осталось только пиво с фисташками. Ну, вот всегда так.
— Надо будет кому-то метнуться за жратвой и выпивкой, — твердо сказал я.
— Мы не пойдем, мы не одеты, — заныли девочки.
— Блядь, там, кажется, дождь начинается… Пусть перестанет, — ответил Славка.
— Ладно, пойдем, покурим, — согласился я.
Мы вышли на балкон, хотя курить в хате никто не запрещал, чем и пользовались наши «цветные смайлики». Просто на балконе можно было потрепаться о пережитом и отвлеченно подискутировать.
Собственно, про еблю разговоры заняли несколько секунд типа, «Ну как?», «Да заебись». А вот о машинах мы серьезно так беседовали. Редкие капли неожиданного дождя бились о стекло как мухи, а в комнате приглушенно пели Настя Каменских и какой-то Потап.
— B-5 неплохой аппарат, но все же Х-5 — это жесть, — вяло тянул Славка.
— Именно жесть: понты и еще цена — это для избранных, — отмахивался я.
Мы пытались затронуть тему «Вольво», но в это время во двор, искрясь каплями, въехал черный «Фольксваген» В-5.
— Как у вас, — устало и с завистью заметил Славка.
— Да похож… — согласился я, вспомнив про ежемесячные взносы.
В этот момент в небе ебанула голливудская молния. Грянул такой же голливудский гром, и мы поняли что случился пиздец! Окурки полетели вниз как самоубийцы, а мы с напарником рванули в комнату.
Наши гостьи пили пиво из горлышек и трепались о каких-то сумках. Увидев наши лица, они вскочили с кресел и сбились в испуганную кучку, как воробьи. Наверное, они решили, что сейчас их тела будут расчленены и разбросаны в разных частях города. Возможно, на их месте я подумал бы то же самое.
— Так, нахуй! Одеваемся быстро, девочки, очень быстро, и бегом отсюда! — крикнул Славка голосом Жириновского.
— А чо за хуйня? Это невежливо! — пискнула Оля (или Аня).
— Сейчас, к нам придут гости, которые стреляют прежде, чем говорят «стоять», — пояснил Славка.
— Бандиты? — восторженно спросила Аня (или Оля).
— Хуже. Его вон родственники с женой, тещей и собакой Филей, — указал он на меня.
Я в это время собирал улики и намеки на непристойное поведение. Их было много, а жили мы на девятом этаже.
Все было как в какой-то компьютерной игре. Я бегал с большим пакетом и валил туда бутылки, конфеты, фрукты, окурки и скорлупки фисташек. Славка проводил курс молодого бойца. Проститутки одевались стремглав и ненадежно. В таком наряде они могли щеголять только в пустом подъезде, держа в руках нижнее белье и зажигалки.
Когда мы выталкивали их из квартиры, я слышал, как снизу зловеще поднимался скрипучий лифт. Это было словно приближение дня уплаты кредита за машину. Это пугает и не дает сосредоточиться.
Но мы успели открыть балконную дверь, несколько секунд пошуровать пылесосом и помыть немногочисленную посуду. Мешок с предметами преступления полетел по мусоропроводу навстречу лифту. Где-то в неизменной точке они наверняка встретились, но это уже физика, а тут гибель Помпеи и Французская революция в одном флаконе…
Конечно запах разврата и табака, коньячные пары и общая обстановка не скрывали, а, наоборот, выставляли на показ наше со Славкой мероприятие. Оставалось только уповать на виртуозное вранье, граничащее с фантастикой Роджера Желязны.
Когда открылась дверь, мы с напарником сидели перед телевизором как в кино «Москва слезам не верит», пили оставшееся пиво, нагло курили и смотрели «Час суда».
Удивленно привстав с кресел, мы встретили нежданных гостей относительно спокойными взглядами и словами: «А мы тут, типа, вот пиво смотрим и телевизор пьем…»
И час суда настал. Почему-то больше всего досталось Славке, поскольку он, такой воспитанный и положительный во всех отношениях гражданин России, связался с таким порочным и подленьким существом как я. Жена ревела на диване, а теща произносила обвинительную речь. Радовало только то, что нас обвиняли в пьянстве и курении в комнате. И еще в том, что не успели люди из квартиры выйти, а тут уже пьянка, которая может закончиться каким-нибудь непристойным продолжением, типа нелицензионных гостей с улицы и поножовщиной. В этом выгодном для нас русле текла речь тещи и поддакивания жены. И только сметливый тесть (я зауважал его после этого) как бы невзначай, носком ботинка, незаметно закатил окурок со следами губной помады под телевизорную тумбочку. Я опустил глаза как в храме и читал что-то, похожее на псалом. Славка врал в ответ теще как гладиатор.
Он давил на трудные времена, стрессовые накопления и банальную усталость.
— Человек пожертвовал самым дорогим на свете — курицей горячего копчения ради непродолжительного отдыха перед трудным созидательным днем на благо семьи и быта! — самозабвенно ораторствовал он, сотрясая люстру.
— Мог бы и на природе с семьей отдохнуть, и, кстати, тебя пригласить! Так нет: надо было тайно, в отсутствии любимой жены жрать это вонюче пиво! — парировала теща.
— Это просто так совпало… Виноват я, в общем-то… Пришел как снег на голову и пиво принес, — унижал себя Славка.
Эти дебаты длились, собственно, не долго. Их прервал настойчивый звонок в дверь. Как в настоящем фильме ужасов. Пауза, подобная смерти, и массовый исход народа в прихожую.
Дверь открыл тесть…
В проеме, в полуфантастическом освещении 75-ти ваттной лампочки стояла Оля (или Аня). Она была неприлично одета и в правой руке держала тонкую, похожую на волшебную палочку сигарету. Косметический беспорядок на лице придавал ей легкий оттенок сюрреализма. Этому же оттенку соответствовала и поза, и, собственно, ситуация. Последним мазком чарующей кисти Рафаэля была короткая, но емкая, как басни Крылова, фраза:
— Здрассссьте. Извините, пажаллста… Я тут у вас туфлю забыла. Там, в комнате…
И ее палец нетвердо показал куда-то в сторону спальни.
Bespyatkin
