Если быть точным, то я добавлю: «Рыбалка, а в особенности зимняя, — самая настоящая шизофрения в самой последней стадии, самого последнего... Да ну его нахуй!»
Вы, да вы, которые уговорили меня, как последнего осла, в день под новый год пойти побурить лунки и познать наслаждение первой добычи выловленной оттуда — твари конченные! Ублюдки и сволочи.
У меня нет слов. Вот были и закончились слова…
…Ты сидишь, вспотевший после ледобурения над свежим очком громадного унитаза-озера и маленькой удочкой дрочишь леску, наподобие Будды. Твой мозг проецирует, как в толще воды меж извивающихся, острых водорослей парит твоя желанная рыбка с полосатыми боками. А ты как Творец, там наверху, ждешь, когда безгрешная тварь нарушит какую-либо заповедь. Пусть это будет жадность там или чревоугодие.
И ты уже тащишь на судный свет грешницу, зная, что после этого последует адреналиновый выброс, полстакана водки и уважение товарищей-рыболовов.
Как это низко, несовершенно и глупо…
Нет, поначалу все шло очень даже заебись.
Ну, то есть, я «отмазался» от дурацких пробежек за новой пачкой майонеза в магазин или недостающей порцией картошки в подвал. Меня не просили поправить покосившуюся елку, и я не чистил вареные яйца. Эстафету приняла теща. Это побудило меня купить не одну, а две бутылки «Столичной».
Потом в машине мы пили за уходящий год, за баб и новый ледобур Антошки. Затем на озере за что-то пили. Было морозно и безветренно.
— Зимняя рыбалка круче секса с аналом! — возвестил Илюха, запивая что-то пивом.
— Нет, с аналом ты перегнул. Просто секс, понимаешь, — поправлял его Антошка.
— Ты не мужчина, — ткнул в него варежкой отец Андрей.
— А ты, вообще, почему не с матушкой, за чтением псалтыря? — парировал Антошка.
— Что Бог не делает — все равно полаемся. Нам на кухне вдвоем тесно, — ответил наш поп.
— Блядь, ящик уронил… — сказал я и, споткнувшись об этот чертов ящик, проехался по запорошенному льду как каноэ.
Мы дырявили ледовую броню, словно жуки-короеды. Кто-то сказал, что, если в течении пяти-десяти минут клева не будет, то это хуевое место.
Хуевых мест оказалось достаточно много, и вскоре вся наша компания переместилась чуть ли не на середину озера.
Наконец, отец Андрей поймал жирного окуня. Рыба была прекрасна и по-новогоднему разевала рот. За нее мы выпили стоя и, окружив святого отца лунками, уселись на ящики.
Вскоре все были с рыбой. Даже я поймал какую-то с рыжими плавниками. Больше я ничего не поймал.
К тому же начало темнеть и подул неприятный ветер с металлургического комбината.
Мои товарищи повключали фонари и категорически отказались идти домой.
— Ну, вы чего, совсем охуели с вашей рыбалкой? Заберите мою добычу, и айда в город, праздник справлять! — провозгласил я очередной тост.
— Иди ты в жопу! — последовал дружный товарищеский совет.
И тут я понял, что эти гады будут сидеть здесь плотно и всерьез. Я, конечно, знал это по их рассказам о прошлых вылазках, но как-то не придал этому значения. А зря.
Может в наглую угнать машину в виде новогоднего сюрприза? Они поймут и оценят. Только вот как поймут и как оценят...
Нет, я поступлю как настоящий мужчина! И вот ведь поступил.
Собрав снасти и водку в ящик, я молча и гордо пошел к ближайшей станции Казинка.
Там постоянно бегают электрички и «товарняки». На станции они притормаживают или останавливаются на пару минут. Еще в детстве мы катались на них до нашего района и дальше как настоящие Колумбы.
Вот и сегодня, словно первооткрыватель неизведанного, я с зеленым ящиком припиздячил на станцию, где качался одинокий фонарь в унисон с одиноким стрелочником.
Пройдя метров пятьдесят против хода поезда, я замер в ожидании транспорта. Это были томительные минуты, и писать о них не хочется.
Наконец в неясных далях блеснул долгожданный огонек.
Он приближался как олимпиада в Сочи — неумолимо и предначертано.
Вскоре товарный поезд залязгал по рельсам, сбрасывая ход.
Я внимательно разглядывал подходящие платформы. Главное — не садится на нефтяные вагоны. Самый лучший вариант — это «насыпные», ну там где уголь, щебень иль прочая россыпь.
Ага, вот и он. Поезд не останавливался, но, поверьте, — это такая хуйня по сравнению с ночными лунками и дурацкой рыбой. Кстати свою рыбку я уберег для отчетности.
Короче, запрыгнул я на платформу как ковбой и поскакал, вернее, помчался к своей родной станции «Чугун».
Мимо меня промелькнул фонарь в окружении снежинок и стрелочник в окружении блевотины. Потом все утонуло в предновогодней тьме, и я глотнул водки.
Это фантастично — ехать, словно беспризорник, к дому, где тебе рады все, включая кошку. Там, в теплой комнате с запахом печеной курицы с пряностями, стоит телевизор, а в нем президент говорит что-то о свершениях. Потом хлопнет шампанское, словно выстрел из нагана, но президент останется жив, даже если ваша фамилия Каплан. На экране запляшут девы в купальниках, и вся добрая семья начнет жрать во имя и согласие. Все будут кричать «Ура!» и...
Блядь, уже мост проехали, вот и станция. Пора готовится к высадке, захватить плацдарм и удержать высоту.
Здесь фонарей побольше и железнодорожников тоже. Вот свезло так свезло гражданам, работать в такую ночь. Тьфу!
Стоп, что за нахуй? Почему поезд мчится как «скорая» на вызов. Почему работники РЖД размахивают флажками, словно на корабле, передавая благую весть. И почему в громкоговорителе бесполый, нечеловеческий голос ревет: «Литерный по главной, вне расписания!»?
Может, там что-то другое прозвучало, но я испытал бурный прилив крови к мозгу и примерно такой же отлив.
Короче, состав промчался мимо моего дома как стадо взбесившихся мустангов. Это меня не то чтобы обескуражило, но напрягло, это уж точно.
Ничего, скоро центральный вокзал — уж там-то люди по путям ходят и собаки. Поезд должен сделать паузу. Неужели какая-то Казинка с пьяным стрелочником значимее чем «город металлургов»?
Вы не поверите, действительно Казинка оказалась значимее, потому, что центральный вокзал промелькнул пред моим взором, будто аванс перед 8 Марта…
И я поплыл в метели навстречу новым землям и берегам.
Поначалу я порывался спрыгнуть, но мне везде мерещились «стрелки» и пропасти, на дне которых покоились не сданные в металлолом станки с ЧПУ.
Я пытался вспомнить карту и не мог. Зато я открыл вторую бутылку и достал мою единственную рыбку с рыжими плавниками.
Под вой новогодней пурги и грохот буферов с колосниками я выпил водки. Рыба оказалась свежемороженой и пахла тиной. В этот момент зазвонил мобильник.
Я чуть не уронил стакан.
— Да, — ответил я, прожевывая сырую рыбу.
— Ты где есть? — раздался настороженный голос супруги.
Она видимо пыталась определить степень моей адекватности.
— Да, понимаешь… Я сейчас еду на поезде, — честно признался я.
— Куда?
— Не знаю. Тут, видишь ли, такая история... — начал я.
— Я все прекрасно понимаю, мне все твои истории знакомы, потому что вранье, — определила она мою честность (да, не надо было мне жевать эту чертову рыбу).
— Нет, тут серьезно! — воскликнуло мое самолюбие, но частые гудки остановили мое красноречие.
Я повис в одиночестве и почему-то вспомнил ученого Эйнштейна. Где-то он говорил, что, если ты едешь в поезде (или, допустим, на металлической площадке рядом со сцепкой), то ты относителен движению Земли и вообще относителен чего-то там еще.
Блядь, как это грустно — быть относительным, на грохочущей платформе, в неизвестном направлении. Сразу возникают дурацкие мысли о путешествии по вагонам до ведущего тепловоза. Представляю рожи машинистов, когда к ним в стекло стучится что-то из внешней среды и явно с недобрыми намерениями. Но это бывает только в кино с небольшим бюджетом.
Оставалось только смирится с движением и принять реальность как данное. Всего то надо прижаться к торцу вагона, закрепить ящик и пить оставшуюся водку с куском самолично выловленной рыбы.
Так я и сделал, потому что спорить с силами природы глупо и опасно.
Короче, все закончилось хорошо, как и начиналось, то есть я не увидел семикрылого Серафима иль там оборотня в лунном свете. Я просто плохо дремал и отморозил ухо. Но это нельзя назвать чудом.
Сняли меня в городе герое Орле. Там в дежурной части привокзального РОВД я доказал, что никакого теракта не готовил и показывал ящик со снастями (чужими, кстати), где не было никаких эквивалентов тротила и прочей дряни.
Убедившись в моей безвредности, менты похихикали и позвонили мне домой. Ментам жена поверила. Странно.
Bespyatkin
