- А что, Владик? – спросил Пётр Ильич в курилке в четверг с самого утра – Может свозишь всё таки меня в свои пенаты-то? А то столько рассказывал, вот ей-бо, думаю, а не махнуть ли нам на пару с Владькой развеяться как следует?
Пётр Ильич улыбчиво расплылся морщинами и залихватски подмигнул Владику.
Владик смущённо затянулся, улыбнувшись.
- Так можно, Пётр Ильич, отчего ж нет-то. Завтра отзвонюсь, договорюсь, всё будет. Рыбалка, баня, водка. Всё как положено.
- Вот молодцом - в очередной раз расплылся морщинами Пётр Ильич – Вот до чеко толковый ты у меня зам, Владик. Вот буквально во всём. А то, веришь ли, так заебали все эти конференции, совещания, выставки, отгрузки, дебиторки. Вот веришь, Владик?
- Верю, Пётр Ильич – Владик несколько суетливо от осознания оказанного ему доверия затушил бычок парламента в офисную пепельницу и вскинул глаза – Организуем, Пётр Ильич. В лучшем виде организуем.
- Ну вот и добро. Давай, завтра по оргвопросам доложишь, и если всё в ажуре, то субботой с утра выступаем. И ну его нахуй все эти производственные процессы. Выходные наши, два дня за свой счёт твои я беру на себя. Вернёмся в среду, лады?
- Лады, Пётр Ильич. Добро.
Наташе, молодой и красивой супруге Владика была, как и положено, преподнесена правдивая версия о срочной командировке. В Архангельскую область, на четыре дня с выходными.
- Связи там, Наташ, скорей всего не будет – суетливо говорил Владик пятничным вечером, предвкушая размеренный отдых в тиши, на лоне природы.
- Господи, ну что ж у тебя всё не как у людей-то? Ну неужели обязательно красть у своей семьи выходные? – с истеричным надрывом вопрошала Наташа. – Мне твоя служебная необходимость уже поперёк горла стоит. Все люди как люди, на выходных дома, с семьёй, так нет, ему куда-то надо сваливать. Ты крадёшь эти дни у своей семьи. Крадёшь.
Владик старался не встречаться с ней взглядом, торопливо собирая походный набор в спортивную сумку.
Выехали в субботу, как и было намечено, в пол-седьмого утра, на Опеле Фронтере Петра Ильича. Путь предстоял неблизкий, отмахать за полдня пятьсот километров до забытой богом деревушки, вдали от федеральных трасс.
По укатанной грунтовке шли легко, на грани заноса. Говорили за жизнь. Разница в возрасте у Петра Ильича и Владика была не велика. Да и неофициоз поездки располагал.
- Ты, Владька, имей в виду – громким бодрым голосом пел соловьём Пётр Ильич – воспитание своей семьи это как позиционирование на работе. Вот тебя ведь у нас уважают?
- Уважают, Пётр Ильич. Вам спасибо за поддержку.
- Хватит слащавить. Вопрос не в поддержке. А в умении поставить себя в коллективе. Коммуникабельностью, ответственностью, компетентностью. Мне ли тебе обьяснять, Владик?
- Я знаю, Пётр Ильич.
- Вот. И дома так же. Та же работа. Непрерывная и по системе. А то что это за дела? Мужик едет на отдых и прикрывается командировкой? Ты кормилец, Владька. И имеешь право на заслуженный краткосрочный отпуск. С обильными возлияниями.
Пётр Ильич радостно заржал. Владик чуть смущённо улыбнулся и прикурил очередную, приоткрыв окно.
- Я работаю над этим вопросом, Пётр Ильич.
- Вот-вот. Давай. Где наша не пропадала. Эх, скорей бы в баню.
- Немного осталось. Всё должно быть готово. Банька по-чёрному, пар сухой, лёгкий. А завтра с утра на острова порыбачить. Дядька обещал всё в лучшем виде устроить.
- Молодец у тебя дядька. Отзывчивый.
- Это верно. – привычно, эхом отозвался Владик.
К вечеру, как и планировали, добрались. Владик вволю орудовал над собой свежим берёзовым веником на полке. Пётр Ильич отсиживался на низенькой скамейке, поближе к баку с холодной водой, прикладываясь к пивку.
После, в предбаннике торжественно откупорили поллитру. Сидели, похрустывали дядькиными малосольными.
- Вот это я понимаю, Владька. Вот это отдых. Гармония. – Пётр Ильич расслабленно курил в приоткрытую дверь предбанника, порядком уже захмелев с дороги. – И бляди не нужны даже, а, Владька?
Владик усмехнулся. Пётр Ильич осоловело ему подмигнул и щелчком выстрелил бычок на улицу.
- Да ладно. У тебя всё впереди. Не на одной суженой свет клином сошёлся. Ты думаешь, я не вижу, как ты девчонок из отдела комплектации глазами раздеваешь? Твоё дело молодое, яйца свежие. – Петра Ильича сегодня определённо тянуло на откровенный мужской разговор. - Это мне теперь как говорится» «Футбол, кефир, да тёплый сортир». У тебя жизненная установка иная, Владик. Как говорится: «Лодка, водка и молодка». Вот только в этот раз вместо молодки старый хрен Пётр Ильич.
Теперь уже заржали оба. В таком ключе и сидели вволю далеко за полночь, позвякивая раритетными гранёными стаканами под неторопливую размеренную беседу. Мужской разговор.
На следующее утро Петра Ильича Владику удалось поднять только к девяти, хотя выступать собирались спозаранку, часов в шесть.
Спустили вдвоём с дядькой на воду «Неман». Вдвоём можно поднять. Хорошая лёгкая лодка. Правда без пенопластовых наполнителей в носу и корме. Однобортная. Зато на тридцатом «Вихре» даёт такой ход, что страшно поворачивать на полном газу. Плоскодонка. Такое чувство, что вывернет юзом сразу же в обратную сторону.
- Ты аккуратно, племяш, смотри. – сказал дядька Владику. - Ветра сейчас резкие, волна крутобокая. Если что, на малом ходу переваливайся спокойно. Сегодня тихо, а завтра легко может на северо-восток повернуть. Гляди, отгребёте при возвращении.
- Да не. Нормально. Мы аккуратно. Туда обратно. Места я знаю. Помню.
- Ну смотри. – напутствовал дядька.
Пётр Ильич, поднявшись, пригубил пару стопок. Потом ещё пару.
- Для поправки здоровья, Владька.
- Смотрите, Пётр Ильич. Вода пьяных не любит.
- У нас отдых. Мы аккуратно.
Сетей не брали. Дядька предлагал, Владик отказался.
- Для души едем, дядь, не для промысла.
- Ну так-то оно так.
Пётр Ильич, уже чуть пошатываясь погрузил в лодку пару своих новомодных спиннингов и сумку с водкой. Оставалось четыре литрухи. Упаковка баночного пива не в счёт. «В нагрузку» - как сказал Пётр Ильич.
Дядька качал головой и под конец вынес с бережением аккуратно свою вертикалку. Двустволка двенадцатого калибра. Завёрнута в плащ от лишнего глаза.
- Рыбнадзор да охотовед сейчас опасаются по большому озеру ходить. Потому на островах вряд ли встретитесь. Но ты, Владька, смотри, сторожко всё же. Чуть что притабань к берегу, укрой в кустах. Хорошая гладкостволка. А шакалы на «Оби» красной ходят. Мотор «Сузуки», услышишь чуть что. Обороты верхние, тонко кроет.
- Добро. Побережёмся.
Пётр Ильич уже хлопнул банкой пива, приложился жадно.
- Второй круг – усмехнулся тихонько многоопытный дядька. Владик незаметно кивнул.
- С богом.
- Ага.
Отчалили.
На середине пути Владик торжественно откупорил водку.
- Это Кеври, Пётр Ильич. Мыс так называется. Перед «большим озером». Здесь положено. За удачу.
- Давай. Это хорошо. В самый раз.
Владик приглушил мотор, выхватил из корзины стаканы. Плеснул, согласно традиции по половине. Пётр Ильич залихватски крякнул, схватил горбушку.
- Хорошо, Владька. Ей-ей, хорошо. Человеком себя чувствуешь.
Владик счастливо улыбнулся, прикрутил оборотов до полного хода. Понеслись далее. Впереди острова, изба, рыбалка, ночное костровище. Яркое, бездымное. Счастье. Настоящее.
Что такое «окунёвая яма подзаберегом»? Примерно как тягать окуня на нересте, в середине июня, когда он выходит на мелководье. Там только брось удочку, спустив грузило сантиметров на десять, как тут же вытягивает дрожащей дугой удилище. Вибрирует, натягивает до сладостного изнеможения и вот, хлопается в дно лодки килограммовый яростный краснопёрый окунь. На яме чуть иначе. Там на мормышку. Чуть ли не удержишь, прянет вниз из рук донка, пойдёт скакать пробковой ручкой, утопая споро под воду.
Тягали дружно. Бились крепыши в дно корзины. Навариста будет уха. Впереди размеренный разговор, неспешное потребление беленькой, стреляющие искры костра, тепло протопленной избы.
Следующим утром, в понедельник, как и предсказывал осторожный дядька, ветер таки сменил на северо-восток. Озеро дыбилось свинцовыми буграми, закатывалось белыми пенящимися барашками. Пили водку, гурманили ухой, пекли окуней.
На третьи сутки кончилась водка и продукты. По идее они должны были бы уже возвращаться. Владик подстрелил рябчика. Сварили, съели без соли. Пекли картошку. Пили спирт, запасливо сложенный в носовой отсек дядькой. До поры знал о нём только Владик. На всякий случай. Полторашка в пластике из-под «семи ручьёв». Шло на «ура». Особенно Петру Ильичу, потерявшему счёт стопкам и стаканам. Озеро бушевало со всей своей осенней свирепостью. Непрерывный гул сосен над головой и шипение близкого побережья.
- Романтика. Дичь. Глушь. – восторгался пьянющий Пётр Ильич. – Не дрейфь, Владька, задержимся чуток, подумаешь. Стихия, ёптваю. Наливай.
- Да уж – осторожно отвечал Владик, тоскливо обозревая суровую хмурь и берясь за бутылку со спиртом.
Был бы с ними дядька, тот бы прошёл ночью по затишью, почти наощупь угадывая знакомые очертания берегов, по памяти минуя опасные гряды.
Сердце Владику стягивало в узловатый комок при мысли о Наташке. У Петра Ильича-то никого нет, чтобы ждали. Бобыль бобылём. А Наташка поди места себе там не находит. И выходить в такую непогодь никак нельзя. Не пройдут.
Владик всё же решился выйти поутру, на четвёртые сутки. Пока не разошёлся ветер можно пытаться проскочить большое озеро. Дальше за Кеври и вдоль берегов. Если удачно, то к обеду будут на месте. Можно было бы сразу в машину и, глядишь, к вечеру были бы дома. С Петром Ильичём в его нынешнем сотоянии такой вариант отпадал. Кто бы знал, что в нём аккуратно таится такой запойный алкоголик, мать его. Накатывает одну за другой, не трезвеет. Ладно, хоть позвонить можно будет Наташке спустя сутки задержки. Отпиздеться там как-нибудь. Лишь бы связь была.
Пока шли большим озером заметно разветрилось. Пётр Ильич, прикончив остатки спирта, валялся в самом носу. Накрылся бушлатом и плащом. Спит наверно. Это к лучшему. Ему бы поскорей в себя-то прийти.
Владика нещадно заливало. Лёгкий на безветрии «Неман» ныне утюгом неуправляемо рыскал, сваливаясь с гребня волны по косой. Всё бы ничего, но по-осеннему крутая волна уже не раз касалась судорожно вцепившейся в борт руки Владика.
Затонули они аккурат напротив Кеври. Был бы с ними дядька, либо кто из местных, подсказали бы, что на крестовой осенней волне никак нельзя выходить за мыс.
Есть перегубина посередине. Либо, разгрузив лодку, перетащить волоком метров пять, либо пробовать, опять же разгрузив, перейти на гребях по самому началу гряды. А после уже уходить по-над берегом, держась точно супротив яростной встречной волны.
Помнил об этом Владик или нет, так и осталось неизвестным. «Неман» хлёстко рыскнул скулой в самую крестовину, опасливо кренясь налево, когда корму уже накрывало боковой. И тут же, очередной волной справа, был накрыт окончательно. Пётр Ильич так и не успел осознать что произошло, пребывая в своих запойных миражах. Тяжёлая осенняя волна враз колет сотнями иголок, сковывая ворох одежд неподьёмной слизью скорой смерти.
Владика и Петра Ильича нашли той же осенью, спустя месяц, вмёрзшими в лёд у заберегов.
Когда родившаяся спустя восемь месяцев у Наташи девочка научилась говорить слово «папа», адресовано это было совсем другому человеку. Не Владику.
© Дядюшка Фангус
