Интернет разрушил принцип отбора массовой информации, подменил Запрет Выбором и вывел общество на сверхзвуковые скорости эволюции. «Египет в России невозможен»? Не зарекайтесь. Я отказался от телевизора в пользу Интернета. Поездку Путина на «Калине» я смотрел глазами джиперов из клуба «Диверсант», следил за трагедией в Домодедово по сообщениям в твиттере, знаю чиновников по видео их автопередвижений на Youtube. Мне непонятны мотивы телечиновников, отбирающих сюжеты для вечерних выпусков новостей. Моя картина дня сложнее их бравурных отчетов, а ощущение происходящего — полнее и драматичнее. Я вижу, как сеть свергает режимы. Революционное подполье давно уже вышло из полутемного подвала в фэйсбук и твиттер.
Глобальность сети упразднила географию. Каждое утро я здороваюсь в аське с коллегами из Таиланда и Питера, Москвы и Киева. Скорость твоего провайдера значит куда больше, чем километры расстояний — глобальной коммуналке Интернета нет дела до твоей прописки и гражданства. Но, как и в любой сделке, за это приобретение нам тоже приходится платить. И чем дальше, тем больше хочется понять — что именно мы кладем на вторую чашу весов.
Я был уже сравнительно взрослым, когда впервые вошел в Сеть и когда Сеть вошла в мою жизнь. Я еще помню время, когда не было Интернета. Во время моей учебы в университете скачанные в сети рефераты были такой же диковинкой, как выделенная линия дома. Я еще помню, как платил за время в сети, а не за трафик. Еще свежи в памяти отпечатанные на бумаге каталоги интернет-адресов и восторг от первого знакомства с электронной почтой. Те, кто младше на десять лет, уже вряд ли поймут это ощущение. Они автоматически поправляют старый 97-й Word, норовящий писать слово Интернет с большой буквы. Для них Сеть существовала всегда — почти как Путин. И все чаще я задаюсь вопросом — свидетелем каких тектонических сдвигов невольно стал?
С каждым годом они проявляются все сильнее. Интернет перестает быть просто коммуникационной площадкой — он претендует на роль среды, которая наряду с семьей и друзьями, школой и работой формирует каждого из нас. Когда-то книгопечатание «взорвало мир», в результате чего родилась «галактика Гуттенберга». На Руси первопечатники сломали вековой тренд «культуры святости», когда книга перечитывалась в поисках глубинных смыслов, заменив его «культурой многознания», создавшей спрос на эрудицию. Результат не заставил себя ждать — церковный раскол, отказ от самоизоляции, зарождение новых учебных заведений. Вот потому мне и кажется наивной мысль, что Интернет всего лишь отучит нас отправлять телеграммы и писать письма от руки.
Сегодня Сеть разрушает устоявшийся концепт Факта, когда любое знание, претендующее на распространение в рамках коммуникационных площадок, проходило определенный отбор. Последние пару столетий в традиционных СМИ любая информация проходила несколько стадий цензуры, прежде чем стать общественным достоянием. Натренированное веками мастерство чтения между строк оказалось на обочине истории — Интернет породил новую реальность: факты без цензуры. Как в том пророческом анекдоте: «Главный недостаток цитат в сети — их недостоверность. В.И. Ленин». Наверное, совсем скоро главным критерием качества образования станет способность ориентироваться в огромном информационном потоке, отсекая плевелы ложных интерпретаций и вырванных из контекста фраз.
Отныне мы разделены на Зрителей, довольствующихся готовыми образами, и Пользователей, предпочитающих двустороннюю коммуникацию. Платон в «Федре» описывал недовольство фараона по поводу изобретения письма: монарх боится того, что у людей ухудшится память, поскольку отпадет необходимость запоминать. Я не знаю точно — насколько сбылись переживания этого литературного персонажа, но перемены, которые несет в себе Сеть, мы сможем оценить гораздо быстрее.
Тектоника Интернета проступает и в глобальном отказе от ограничений. По сути, сеть убирает Запрет как базовую категорию, подменяя его Выбором. Вместе с запретом уходит и табуированность определенных тем. Маргинальность площадки может отражаться на оформлении интернет-страницы — но уж никак не на ее доступности. «Сарафанное радио» ЖЖ для многих куда авторитетнее традиционного «зомбоящика». Поиск нетрадиционности уже не требует усилий: что смотреть, кому и во что верить, чему поклоняться, каждый решает сам.
Кстати, о табу. Во все времена страх и стыд были одним из главных регуляторов человеческой культуры (если в западной культуре главенствовал именно «страх», то «стыд» был ключевым азиатским ограничителем). Выбор, как дар Интернета — это, по сути, прямой доступ к нашему бессознательному. Логи домашних ноутбуков еще станут темой докторских диссертаций будущих психологов. Наедине с поисковиком не работают ни страх наказания, ни стыд разоблачения, — в этот момент лишь наши внутренние «тормоза» отвечают за содержание запросов. И если каждый второй запрос в сети связан с поиском разновидностей порно, не значит ли это, что массовый пользователь — существо так и оставшееся первобытным? Что вся культурная шелуха с него слетает, как только он остается предоставленным самому себе?
Я не ханжа, контент сети мы создаем сами. Все разговоры о том, что Сеть нужно ограничивать, натыкаются на булгаковский постулат о том, что люди не меняются. Мы находим в глобальной паутине только то, что сами туда складываем, а сеть лишь удовлетворяет наши запросы. Но, одновременно, Интернет освобождает человека от общепринятых устоев, становясь, де-факто лакмусовой бумажкой Духа.
Сеть — не панацея. Она не отменит исключенных реальностей, когда внезапный снегопад становится поводом обругать власть, а не вспомнить о бомжах, замерзающих в эту самую минуту на улицах. Интернет не переменит присущую всем и каждому ярмарку тщеславия, из-за которой 90% контента социальных сетей сегодня попадает в категорию «Мы с масей в Кемере». Война за актуальность информации не закончилась — Интернет лишь станет очередным полем нового сражения — с измененным оружием, полководцами и пушечным мясом. Всё будет по-прежнему. Все будет иначе.
У нас налицо три свершившихся факта. Первое: Интернет — это площадка для новой культуры, а может быть, и сама культура. Второе: эта культура не умрет, разве только новая эпоха не отправит в небытие Сеть как совокупность технических возможностей. В-третьих, отрицать эту сферу, как и бороться с ней — бессмысленно. Остается лишь прогнозировать, как именно мы станем меняться под ее влиянием.
Во времена Крымской войны новые рассказы Льва Толстого «добирались» до читателя 3-4 месяца — ровно столько требовалось тексту, написанному под Севастополем, чтобы дойти до читателя в Санкт-Петербурге. Интернет вывел общество на сверхзвуковые скорости эволюции. И пример полыхнувших Туниса и Египта показывает, что этот факт можно использовать как угодно.
Я не знаю, что будет завтра. Но я уверен в одном: мне еще придется рассказывать внукам о том, что такое мир без Интернета.
Павел Казарин
